Шаман - Гордон Ной. Страница 51

Несколько дней спустя, заехав в Рок-Айленд, чтобы посетить заседание Медицинского общества, он заскочил в здание суда и заполнил документ, объявляя о своем желании получить гражданство.

Роджер Мюррей, секретарь суда, быстро пробежал заявление глазами.

— Вы же знаете, доктор, вам придется подождать три года, прежде чем вы сможете стать гражданином.

Роб Джей кивнул.

— Я подожду. Я никуда не уеду, — сказал он.

Чем больше пил Том Беккерман, тем более неравномерно распределялась медицинская практика в Холден-Кроссинге, тем больше оказывался груз, ложившийся на плечи Роба Джея, который проклинал алкоголизм Беккермана и мечтал о том, чтобы в город приехал третий врач. Стив Хьюм и Билли Роджерс ухудшали и без того тяжелую ситуацию, рассказывая всем о том, что доктор Коул оказался единственным медиком, предупредившим «Самуила» Синглтона о том, насколько серьезна его болезнь. Если бы только «Самуил» послушал Коула, говорили они, возможно, сегодня он был бы рядом с нами. Легенда о способностях Роба Джея ширилась, и к нему обращались все новые и новые пациенты.

Он отчаянно старался выкроить время на общение с Сарой и мальчиками. Шаман поражал его; сын напоминал ему растение, которое замедлило рост и оказалось на грани гибели, но затем неожиданно стало расцветать прямо на глазах и выбрасывать яркие зеленые побеги. Он действительно развивался у них на глазах. Сара, Алекс, сауки, Олден — все, кто жил на земле Коула и старательно и с искренней заботой учил мальчика читать по губам — испытали громадное облегчение, когда его молчание наконец ушло в прошлое. Как только мальчик начал говорить, то принялся болтать без умолку. За год до наступления глухоты он научился читать, и теперь они старались давать ему как можно больше книг.

Сара учила своих сыновей чему могла, но она закончила только сельскую школу с шестью классами и понимала, что знания ее весьма ограниченны. Роб Джей преподавал им латынь и арифметику. Алекс учился хорошо: он был умным и много занимался. Но скоростью обучения его поразил именно Шаман. Роб испытывал почти физическую боль, когда замечал природный ум мальчика.

— Я знаю, он стал бы превосходным врачом, — с сожалением сказал он Джею одним жарким днем, когда они сидели на теневой стороне дома Гайгера и пили местный прохладительный напиток. Он признался Джею, что в каждом Коуле живет надежда на то, что его сын вырастет и станет врачом.

Джей сочувственно кивнул.

— Ну, у тебя же есть Алекс. Наверное, он тоже подойдет.

Роб Джей покачал головой.

— Хуже не придумаешь: Шаман, который никогда не станет врачом, потому что ничего не слышит, очень любит ходить со мной на вызовы. Алекс, который может стать кем угодно, когда вырастет, предпочитает ходить тенью за Олденом Кимбелом по ферме. Он с большим удовольствием наблюдает, как наш работник забивает в землю стояки для забора или кастрирует слишком агрессивного ягненка, но совсем не интересуется тем, что делаю я.

Джей усмехнулся.

— А ты бы в их возрасте вел себя иначе? Ну, возможно, братья займутся сельским хозяйством вместе. Они оба славные мальчишки.

В доме Лилиан играла фортепианный концерт № 23 Моцарта. Она очень серьезно относилась к работе пальцев и мучила себя, повторяя одну и ту же фразу до тех пор, пока та не начинала звучать именно так, как должна; но когда она была удовлетворена результатом и позволяла нотам быстро сменять одна другую, получалась великолепная музыка. Далекий переезд ничуть не испортил звучание фортепиано Бэбкока, но на одной из ножек появилась длинная, неглубокая царапина неизвестного происхождения, нарушив совершенство лакированного грецкого ореха. Увидев ее, Лилиан заплакала, однако ее муж заявил, что никогда не станет замазывать царапину: «Пусть наши внуки знают, каким было наше путешествие сюда».

Первая церковь Холден-Кроссинга была открыта ближе к концу июня, так что неудивительно, что празднование по этому поводу плавно переросло в празднование Дня независимости США, четвертого июля. На открытии выступили как действующий конгрессмен Стивен Хьюм, так и претендент на его место Ник Холден. Робу Джею показалось, что Хьюм чувствует себя вполне уверенно и расслабленно, в то время как Ник походил на бегуна, понимающего, что безнадежно отстал.

В воскресенье после праздника первый странствующий священник (а в ближайшие недели ожидался приезд еще нескольких проповедников) провел воскресную службу. Сара призналась Робу Джею, что нервничает. Он догадался, что она вспомнила баптистского проповедника, выступавшего во время Великого пробуждения, который призывал адский огонь на женщин, родивших детей вне брака. Она предпочла бы более кроткого пастыря, такого как мистер Артур Джонсон, методистский священник, который обвенчал их с Робом, но выбирать священника будет вся конгрегация. Итак, на протяжении всего лета в Холден-Кроссинг приезжали самые разнообразные проповедники. Роб посетил службу несколько раз, в основном чтобы поддержать жену. Обычно он предпочитал держаться в стороне.

В августе на двери магазина прикрепили отпечатанную рекламку, где объявлялось о визите некоего Элвуда Р. Паттерсона, который намеревался в субботу, 2 сентября, в семь пополудни прочитать в церкви лекцию на тему «Поток, угрожающий Христианскому миру», а затем — провести службу и прочитать проповедь в воскресенье утром.

В субботу утром в медицинском пункте Роба Джея появился незнакомец. Он терпеливо сидел в маленькой комнате, которая служила приемной, в то время как Роб обрабатывал средний палец правой руки Чарли Гаскинса, угодивший между бревнами. Двадцатилетний Чарли, сын владельца магазина, был лесорубом. Хоть он и страдал от боли и злился сам на себя за неосмотрительность, которая привела к несчастному случаю, но тем не менее пребывал во вполне благодушном настроении и был не прочь поболтать.

— Так как, док? Это помешает мне жениться?

— Со временем вы сможете пользоваться этим пальцем так же, как и прежде, — сухо ответил Роб. — Вы потеряете ноготь, но он снова отрастет. А теперь идите. И возвращайтесь через три дня, чтобы я мог поменять вам повязку.

Все еще улыбаясь, он пригласил сидевшего в приемной мужчину. Вошедший представился Элвудом Паттерсоном. Роб припомнил текст объявления и понял, что это странствующий проповедник. Перед ним стоял мужчина лет сорока, толстоватый, но с хорошей осанкой, широким высокомерным красным лицом, длинными темными волосами и маленькими, но заметными синими венами на носу и щеках.

Мистер Паттерсон сказал, что страдает от фурункулов. Когда он снял одежду с верхней части тела, Роб Джей увидел на его коже пигментированные пятна здоровых участков кожи, усеянные десятками открытых ран, гнойничковыми высыпаниями, свежими и засохшими язвочками и мягкими липкими новообразованиями.

Он сочувственно посмотрел на посетителя.

— Вы знаете, что серьезно больны?

— Мне говорят, что это сифилис. В салуне мне сказали, что вы — необычный врач. Я решил обратиться к вам, не сможете ли вы чем-нибудь помочь.

Три года назад одна проститутка в Спрингфилде обслужила его по-французски, а впоследствии у него за яичками появилась твердая язва и какая-то выпуклость, объяснил он Робу.

— Я вернулся, чтобы всем рассказать про нее. Больше она никого таким подарочком не наградит! — возмущенно воскликнул Паттерсон.

Несколько месяцев спустя у него неожиданно резко поднялась температура, а тело покрылось рыжими язвами, к которым добавились сильные боли в суставах и головные боли. Все симптомы прошли сами собой, и он решил, что все в порядке, но затем появились новые язвы и шишки.

Роб написал на бланке имя пациента, а рядом с ним — «последняя стадия сифилиса».

— Откуда вы приехали, сэр?

— Из Чикаго.

Но пациент достаточно долго колебался, и Роб Джей заподозрил, что он солгал. Впрочем, это не имело значения.

— Никакого лечения не существует, мистер Паттерсон.