Шаман - Гордон Ной. Страница 79

— Нужно найти еще одного работника, чтобы он помогал тебе работать на ферме, — заметил Роб Джей — наверное, уже в двадцатый раз.

— Трудно отыскать хорошего белого, который согласится работать на дядю. С ниггером я работать не стану, — тут же добавил Олден. На этот раз Роб Джей задумался, насколько хорошо их разговор слышен в сарае.

— Кроме того, теперь со мной работает Алекс, и у него неплохо выходит.

— Правда?

Олден выпрямился. Его шатало. Должно быть, прежде чем прийти за добавкой, он успел влить в себя изрядное количество алкоголя.

— Черт! — возмущенно воскликнул он. — Доктор, вы никогда не отдаете должное этим паршивцам! — Крепко сжимая в руках кувшин, Олден поковылял обратно к своей хижине.

Однажды, когда лето уже катилось к концу, в Холден-Кроссинг забрел пожилой китаец, чье имя так и осталось неизвестным. Когда его отказались обслужить в салуне Нельсона, он нанял проститутку по имени Пенни Дэвис, велев ей купить бутылку виски и отвести его к своей лачуге, где на следующее утро и умер, прямо в ее кровати. Шериф Грэм заявил, что не потерпит в своем городе шлюху, которая делила постель с узкоглазым, а затем предлагала то же самое белым, и он лично принял меры, чтобы Пенни Дэвис покинула Холден-Кроссинг. Затем он распорядился погрузить тело китайца в фургон и доставить его коронеру.

В тот день, когда Роб Джей подошел к своему сараю, его уже ждал Шаман.

— Никогда не видел человека с Востока.

— Этот вот, к сожалению, мертв. Ты ведь знаешь об этом, правда, Шаман?

— Да, папа.

Роб Джей кивнул и открыл замок.

Тело было накрыто простыней, и он убрал ее, свернул и положил в старое деревянное кресло. Его сын был бледен, но спокоен и пристально изучал лежащий на столе труп. Китаец был маленького роста, худым, но мускулистым, глаза у него были закрыты. Цвет его кожи находился где-то посередине между бледностью белого и краснотой индейца. Ногти на ногах у него пожелтели и загрубели, их давно не обрезали; посмотрев на них глазами сына, Роб растрогался.

— А сейчас мне нужно делать свою работу, Шаман.

— Можно мне посмотреть?

— Ты уверен, что хочешь этого?

— Да, папа.

Роб взял скальпель и вскрыл грудную клетку. Оливер Уэнделл Холмс умел театрально представить смерть: Роб же все описал простыми, доступными словами. Он предупредил, что внутренности человека воняют хуже, чем любая дичь, которую мальчику приходилось свежевать, и посоветовал Шаману дышать через рот. Потом он добавил, что остывшая ткань — это уже не человек.

— Что бы ни делало этого человека живым — кое-кто называет это душой, — оно уже оставило его тело.

Лицо Шамана было бледным, но в глазах светился интерес.

— И эта его часть отправляется на небеса?

— Я не знаю, куда она отправляется, — мягко сказал Роб. Взвешивая органы, он позволил Шаману вести записи. — Вильям Фергюсон, мой наставник, часто говорил, что дух оставляет тело, словно опустевший дом, и потому мы должны относиться к телу с почтением и осторожностью, из уважения к человеку, который раньше там обитал.

— Это — сердце, а вот — то, что убило его. — Он удалил орган и положил его Шаману в руки, чтобы он мог рассмотреть потемневший кусок мертвой ткани, торчавшей между мышцей и стенкой предсердия и формой походившей на пузырь.

— Но почему с ним это случилось, папа?

— Я не знаю, Шаман.

Он вернул органы на место и закрыл разрез, и к тому времени, когда они вместе вымыли руки, лицо Шамана снова порозовело.

Выдержка сына порадовала Роба Джея.

— Я тут подумал, — сказал он. — Хочешь иногда проводить исследования здесь, со мной?

— Очень хочу, папа! — просияв, воскликнул Шаман.

— Мне пришло в голову, что, возможно, ты захочешь получить научную степень по естественным наукам. Ты мог бы зарабатывать себе на жизнь, работая учителем, а возможно, и преподавателем колледжа. Как ты считаешь, тебе это могло бы понравиться, а, сынок?

Шаман серьезно посмотрел на него, и его лицо снова помрачнело, когда он стал обдумывать ответ. Наконец он пожал плечами и заявил:

— Возможно.

В январе того же года Роб Джей положил в тайник дополнительные одеяла, потому что беглецы с глубокого Юга сильно страдали от холода. Снега выпало меньше, чем обычно, но достаточно, чтобы покрыть обработанные поля и придать им сходство с прерией. Иногда, возвращаясь с ночного вызова домой, он мечтал, что вот поднимет голову и увидит длинную цепь краснокожих, скачущих вслед за шаманом и вождем на выносливых конях по белым, сверкающим, непаханым равнинам. Или из темноты вдруг выйдут массивные горбатые существа и медленно направятся к нему. Он представлял себе, как иней покрывает их косматый коричневый мех, а свет луны мерцает на изогнутых рогах, окрашивая их кончики в зловещий серебристый цвет. Но наяву он ничего не видел, потому что в духов верил даже меньше, чем в Бога.

Наступила весна. Снег растаял, но в этот год обошлось без паводка — реки и ручьи остались в своих берегах. Этой весной он лечил меньше случаев лихорадки, чем обычно. Возможно, эти два факта были как-то связаны между собой. Однако умерло большее количество заболевших. Одним из пациентов, которых он потерял, была Матильда Коуэн, чей муж, Симеон, засадил половину участка на севере городка кукурузой: земля там была очень хорошая, хоть и немного сухая. У них было три маленьких дочери. Молодая женщина умерла, дети остались без матери, предполагалось, что ее муж быстро вступит в повторный брак. Когда Коуэн сделал предложение Дороти Барнем, школьной учительнице, многие удивились. Она сразу же ответила согласием.

Однажды утром, за завтраком, Роб Джей весело фыркнул, рассказывая Саре, что правление школы очень расстроилось.

— Мы-то рассчитывали на то, что Дороти так и останется старой девой. А этот Коуэн — умный парень. Она станет ему хорошей женой.

— Ей очень повезло, — сухо заметила Сара. — Она ведь намного старше его.

— Ну, Симеон Коуэн всего-то на три или четыре года моложе Дороти, — возразил Роб Джей, намазывая булочку маслом. — Разница не такая уж и большая. — И он удивленно улыбнулся, увидев, что его сын, Шаман, согласно кивнул, приняв посильное участие в обсуждении сплетен о своей учительнице.

В последний день работы мисс Барнем в Академии Шаман задержался и подождал, пока остальные не разойдутся по домам, и подошел к ней попрощаться.

— Думаю, мы будем видеться в городе. Я рад, что вы не решили уехать в другое место, чтобы там выйти замуж.

— Я тоже рада, что буду жить в Холден-Кроссинге, Роберт.

— Хочу поблагодарить вас, — смущенно сказал он. Он прекрасно понимал, как много эта теплая и домашняя женщина значила в его жизни.

— Пожалуйста, дорогой мой. — Она сообщила его родителям, что больше не сможет учить его разговаривать: она будет слишком занята на ферме, и с мужем, и с тремя детьми. — Я уверена, что вы с Рэйчел чудесно справитесь и без меня. Кроме того, ты достиг такого уровня, когда в постоянных тренировках уже нет необходимости.

— Вы считаете, что когда я разговариваю, то делаю это точно так же, как и все остальные?

— Ну… — Она ненадолго задумалась. — Не совсем. Когда ты устаешь, у тебя все еще прорываются гортанные звуки. Но теперь ты прекрасно понимаешь, как именно должны звучать слова, и ты говоришь намного более членораздельно, чем некоторые отлично слышащие. Таким образом, отличия есть, но они невелики. — Она заметила, как он встревожился, и успокаивающе сжала его ладонь. — И эти… особенности твоей речи производят просто очаровательное впечатление, — добавила она и обрадовалась, увидев, как просветлело его лицо.

На собственные деньги он купил ей в Рок-Айленде маленький подарок: носовые платки, украшенные бледно-голубым кружевом.

— У меня тоже есть для тебя кое-что, — сказала она и вручила ему томик сонетов Шекспира. — Когда будешь их читать, обязательно вспоминай меня, — велела она ему. — За исключением романтичных, конечно! — дерзко добавила она.