Осада - Алексеев Иван. Страница 5

– Затем основной заряд высыпают в ствол. Из бумаги достают пулю, саму бумагу комкают и используют в качестве пыжа, а затем уже забивают пулю в ствол.

Ловко проделав все перечисленные манипуляции, Разик положил заряженный пистоль на стол перед членами военного совета. Те потрясенно молчали. Им, опытным воинам, еще ни разу не доводилось видеть, чтобы огнестрельное оружие заряжалось с такой скоростью.

– А у наших стрельцов на чересплечных ремнях-берендейках отдельно висят зарядцы с порохом, рог-натруска для воспламенителя и мешочек с пулями да пыжами, – удрученно покачал головой дьяк Терентий Лихачев – Пока они возьмут да используют то, другое и третье… А наш-то Пушечный приказ изобретением сих берендеек до сих пор гордится!

– Так надо срочно эти самые патроны изготавливать и нашим ратникам раздавать! – воскликнул воевода Никита Очин-Плещеев.

Дьяк печально покачал головой:

– А бумаги-то где столько взять? Мы ведь ее сами пока производить не умеем, из-за границы везем в малых количествах, чтобы грамоты писать, да книги священные печатать. Даже и на это не хватает. Мне как-то приятель мой, дьяк Посольского приказа, за чаркой на недостаток бумаги жаловался: дескать, до сих пор писарям пергамент использовать приходится, а он и дорогой, и неудобный. И еще сей приятель недоумевал: почему это немцы жмутся, бумагу нам не хотят продавать? Теперь понятно: товар двойного назначения, может быть использован для военных целей.

– Ладно, пешцы королевские наших превосходят, – с досадой пристукнул кулаком по столу князь Андрей Хворостинин. – А неужто и конница наша, воспитанная на многовековых битвах с ордынцами – лучшими в мире наездниками – хоть в чем-то может европейским всадникам уступать? Как ты, сотник, всадников-то этих немецким словом назвал?

– Рейтары.

– Вот-вот, рейтары. Ну и что ты про них скажешь?

– Скажу, что они, как и ландскнехты, сильны не личной отвагой каждого бойца, а изощренной тактикой совместных действий. Их основной прием называется «караколь», сиречь улитка.

– Как это: улитка? – почти хором удивленно произнесли все присутствующие, впервые услышавшие этот новейший термин.

– При сближении с неприятелем, причем как с пехотой, так и с конницей, первая шеренга рейтар дает залп из пистолей, и тут же уходит в сторону, загибая фланг, и освобождает тем самым линию огня для второй шеренги. Затем первая шеренга, продолжая загибать фланг, описывает круг и становится последней. Перестраиваясь, они на скаку перезаряжают пистоли. Вторая шеренга, отстрелявшись, повторяет тот же маневр. Если начертать движение рейтар на плане, получаются завитки, подобные раковине улитки. Отсюда и караколь. Непрерывный ураганный огонь буквально выкашивает ряды противника и не дает ему возможности атаковать рейтар. Как доложил разведчик, у идущей на нас королевской конницы нет пик. Значит, они намерены использовать караколь в качестве основного тактического приема.

– Очень сложный маневр, – покачал головой князь Шуйский. – Требует многих месяцев упорных упражнений.

– Совершенно верно, – подтвердил Разик. – Профессиональные наемники именно тем и отличаются от дворянского ополчения, что упражняются день и ночь. У кого лучше выучка, тому больше платят. Ну, и у тех, кто находится в рядах более сплоченного и умелого отряда, конечно же, больше возможностей сохранить свою жизнь в бою. К тому же, поскольку подготовить нового бойца взамен выбывшего – дело непростое и весьма долгое, они берегут и поддерживают друг друга.

– Ну, и зачем нам все это выслушивать? – вновь возвысил голос князь Василий. – Мы же в крепости от них отбиваться будем! Плевать нам на все эти их улитки с высокой колокольни!

– Сидеть в осаде без вылазок, без полевых сражений – значит отдаться на волю неприятеля, предоставить ему полную свободу действий. Тем самым мы заранее обречем себя на поражение, князь! – резко прервал его речь Иван Шуйский, и вновь обратился к Разику. – Так что же получается, сотник, мы перед ними никаких преимуществ не имеем? Ну, хоть в чем-то?

– Все же стены крепостные нам немалое преимущество дают, воевода! – продолжал настаивать на своем князь Василий.

– Отвечай, сотник! – проигнорировав реплику резонера, приказал Шуйский.

Однако Разик, то ли не вполне поняв воеводу, то ли желая подчеркнуть важное обстоятельство, ответил именно на возражение князя Василия Скопина:

– Стены-то псковские давным-давно возведенные, рассчитаны были на то, чтобы деревянным катапультам да таранам противостоять. Камень в них мягкий, известняк. Огня осадной артиллерии эти стены не выдержат, разрушатся в короткий срок.

– Ну, спасибо, вновь утешил, – невесело усмехнулся князь Шуйский. – Я ж тебя про наши преимущества спрашиваю. Или нет таковых?

– Есть, – твердо ответил Разик. – Во-первых, мы – русские люди, и отражаем врага на своей земле. Родная земля нам силу дает, и немалую. Ну, а во-вторых, как бы ни кичились государства европейские своими достижениями в военном деле и вооружении, есть одна область ремесла ратного, в которой мы их превосходим существенно. Артиллерия у нас много лучше, чем во всем остальном мире.

– Это правда, Терентий? – требовательно повернулся к дьяку Пушечного приказа князь Шуйский.

– Я с самыми последними новинками европейскими, конечно, не знаком, – медленно, словно взвешивая каждое слово, промолвил дьяк. – Однако, если с тем, о чем мне доподлинно известно сравнивать, наша артиллерия действительно мощнее вражеской. Но коль сотник, который столь прекрасно о новейшем вооружении наших противников осведомлен, утверждает, что наши пушки по-прежнему своего превосходства не утратили, то, я, естественно, ему возражать не стану.

– Не утратили, – без колебаний подтвердил Разик. – Более того, я-то по зову воеводы князя Шуйского из северных вотчин нашего боярина Ропши налегке поспешил примчаться, на быстроходной лодке парусной. А вслед за мной по рекам да озерам идет еще десяток судов, тяжело нагруженных. На судах этих – бойцы нашей дружины с новейшими образцами пушек, в которых важнейшие изобретения использованы, доселе никому неведомые. Здесь, во Пскове, где пушечный двор своими умельцами уже, почитай, полвека славится, мы все эти изобретения проверим да используем. На неприятеле проверим. Лишь бы ядер да пороху хватило.

– За это не беспокойся! – заверил его князь Шуйский. – Стараниями Терентия Лихачева, дьяка Пушечного приказа, к нам во Псков за последние месяцы столько огнестрельного припасу завезли, что на два года непрерывной пальбы хватит!

– Замечательно! – обрадовался Разик. – В таком случае, король Стефан Баторий свое прозвище «непобедимый» здесь, под стенами псковскими и оставит навсегда.

– Но что же нам со стенами делать, которые, по твоему же утверждению, огня осадной артиллерии не выдержат?

– Есть у меня… Вернее не у меня, а у инженеров, то есть розмыслов нашей дружины, кои все новейшие достижения строительства крепостей постигли, одно предложение, касаемое укрепления Пскова. Завтра, надеюсь, они сюда с караваном судов прибудут и доложат вам подробности.

– А не поздно ли будет? Неприятель уже под самыми стенами! Неужто у него на глазах со строительством укреплений справимся?

– Именно это и предусмотрено нашим замыслом, воевода! Неприятель ни о чем и не догадается.

– Ну, ладно, сотник! Коли так, то помогай нам Бог! – князь Шуйский перекрестился на иконы в красном углу.

Все присутствующие встали, последовали его примеру. Князь объявил военный совет оконченным.

– А ты, сотник, завтра утром встречай своих дружинников, и сразу же отправляйся ко мне вместе с розмыслами.

– Слушаюсь, воевода! – вытянулся Разик.

Выйдя вслед за боярами из совещательной палаты, сотник поморской дружины задержался возле лестницы, ведущей вниз, поджидая стремянного, провожавшего членов военного совета до крыльца. Вскоре стремянной вернулся и собрался было войти в совещательную палату, чтобы получить распоряжения князя, но Разик задержал его, положив руку на плечо: