Пиратские широты - Крайтон Майкл. Страница 42

Хантер повернулся обратно и негромко сказал:

— Извините. Обратитесь к Эндерсу. Он позаботится, чтобы вас доставили на сушу, дабы вы могли последовать благородным традициям Птолемея и Леонардо да Винчи.

Чарльз умолк.

— Капитан!

Хантер стоял, глядя куда-то в пространство.

— Капитан, с вами все в порядке?

Внезапно он кинулся прочь от нее.

— Дон Диего! — закричал он. — Найдите мне дона Диего!

Прибыв в капитанскую каюту, дон Диего обнаружил, что Хантер лихорадочно рисует что-то на листах бумаги. Стол был усеян набросками.

— Я не знаю, что из этого получится, — заявил Чарльз. — Я о таком лишь читал. Это предлагал тот флорентиец, да Винчи, но его никто не стал слушать.

— Солдаты к художникам не прислушиваются, — отозвался дон Диего.

Хантер сердито взглянул на него.

— Независимо от того, правы они или нет.

Дон Диего посмотрел на наброски. На каждом был изображен корпус корабля, вид сверху, и веревки, привязанные к обоим бортам.

Хантер трудился над очередным рисунком.

— Идея проста, — пояснил он. — На обычном корабле у каждого артиллерийского расчета есть свой командир, который отвечает за стрельбу данной конкретной пушки.

— Ну да.

— После того как пушку зарядили и выкатили на позицию, командир расчета наводит ее на цель. Он велит своим людям при помощи ганшпуга и талей нацелить орудие так, как считает наилучшим, затем приказывает плавно вставлять клин, чтобы добиться нужного угла возвышения — опять же так, как ему подсказывает глазомер. Потом командир стреляет. Таков порядок действий для каждой отдельно взятой пушки.

— Ну да, — снова согласился Еврей.

Дон Диего на самом деле никогда вблизи не наблюдал за стрельбой большой пушки, но был знаком с общими принципами. Каждое орудие наводится отдельно. Хороший командир расчета, способный правильно прицелиться, — весьма уважаемый человек и большая редкость.

— Теперь смотрите, — продолжал Хантер. — Обычно стрельба ведется параллельно. — Он начертил линии, отходящие от борта корабля. — Каждая пушка стреляет, каждый командир расчета молится, чтобы его ядро поразило цель. Но в действительности получается множество промахов до тех пор, пока два судна не сойдутся настолько, что практически любой угол возвышения обеспечит попадание. Ну, скажем, когда расстояние между кораблями не станет меньше пятисот ярдов. Так?

Дон Диего спокойно кивнул.

— А вот что предложил этот флорентиец, — сказал Хантер, набрасывая очередное схематическое изображение корабля. — Он сказал: «Не позволяйте командирам расчетов наводить пушку перед каждым залпом. Вместо этого нацеливайте их заблаговременно, до битвы». Вот, смотрите, что получается.

Хантер начертил схематические линии стрельбы, начинающиеся от корабля и сходившиеся в одной точке.

— Понимаете? Весь огонь сосредоточивается в одном месте. Ядра поражают цель в одной точке и наносят значительные повреждения.

— Да, — согласился дон Диего. — Либо все ваши ядра пролетают мимо цели и падают в воду в одной и той же точке. Сознаюсь честно, я не понимаю ценности вашего плана.

— Эта самая ценность заключается в том, как именно стреляют пушки, — объяснил Хантер, постукивая по схеме. — Подумайте вот над чем. Если они нацелены заблаговременно, то я могу дать залп, имея всего одного человека при каждом орудии. Может, даже одного на два ствола. Если мишень уже в радиусе попадания, то я буду знать, что каждое ядро поразит цель.

Еврей, знающий о нехватке рабочих рук в экипаже, захлопал в ладоши.

— Конечно! — воскликнул он, а затем задумался. — Но что произойдет после первого залпа?

— Пушки от отдачи отскочат назад. Затем я соберу всех людей в единый артиллерийский расчет, который будет переходить от пушки к пушке, заряжать каждую и снова выкатывать на позицию для стрельбы по заранее заданным параметрам. Это можно проделать довольно быстро. Если обучить людей, то второй залп можно будет дать через десять минут.

— Но за это время местонахождение второго судна изменится.

— Да, — согласился Хантер. — Оно окажется еще ближе, в пределах зоны поражения. Так что огонь будет не столь кучным, но все равно достаточно плотным. Понимаете?

— А после второго залпа?

Хантер вздохнул.

— Сомневаюсь, что у нас будет третий шанс. Если мы не потопим противника или не выведем его из строя, то, несомненно, потерпим поражение.

— Ну что ж, — подумав, подытожил Еврей. — Это лучше, чем ничего.

Впрочем, судя по тону, особого оптимизма он не испытывал. В морском сражении противоборствующие корабли обычно обменивались не менее чем полусотней бортовых залпов. Два равных по силам судна с дисциплинированными экипажами могли вести бой чуть ли не целый день и дать за это время больше сотни залпов. На этом фоне два казались чем-то несерьезным.

— Ну да, — согласился Хантер. — Если только мы не попадем в кормовую надстройку, пороховой погреб или склад ядер.

Он назвал единственные по-настоящему уязвимые места военного корабля. На кормовой надстройке пребывали все офицеры корабля и рулевой у штурвала. Удачный выстрел мог оставить противника без руководства. Попадание в склад ядер и пороховой погреб, расположенные в носу, просто разнесло бы корабль в щепки в мгновение ока.

Но попасть что туда, что туда было непросто. Если целиться в корму, то вероятность того, что промажут вообще все пушки, возрастала.

— Проблема в прицеливании, — сказал Еврей. — Вы выставите ориентиры, чтобы пушкари потренировались здесь, в бухте?

Хантер кивнул.

— Но как вы будете прицеливаться, когда выйдете в море?

— Вот поэтому я и послал за вами. Мне нужен инструмент для наводки, чтобы выставить угловую высоту. Тут требуется геометрия, а я уже плохо помню то, чему меня учили.

Еврей почесал нос левой рукой, той самой, на которой недоставало пальцев.

— Надо подумать, — произнес он и вышел из каюты.

Эндерс, невозмутимый мастер морского дела, переживал редкий для него момент замешательства.

— Что вы хотите? — переспросил он.

— Я хочу установить все тридцать две пушки по левому борту, — повторил Хантер.

— Но судно накренится влево, как беременная корова, — заявил Эндерс.

Похоже было, что сама эта идея оскорбляла его представления о приличиях и искусстве судовождения.

— В том, что оно сделается неуклюжим, я и не сомневаюсь, — сказал Хантер. — Сможете ли вы им управлять при таком раскладе?

— До какой-то степени — да, — ответил Эндерс. — Я могу управлять даже гробом Папы Римского с салфеткой миледи вместо паруса. До какой-то степени. — Он вздохнул и продолжил: — Конечно, вы переставите пушки, когда мы выйдем в открытое море?

— Нет, — ответил Хантер. — Я сделаю это здесь, в бухте.

Эндерс снова вздохнул.

— Так вы желаете пройти сквозь рифы на вашей беременной корове?

— Да.

— Значит, груз надо переместить на среднюю палубу, — произнес Эндерс, устремив взгляд куда-то в пространство. — Переставим эти ящики по правому борту, вдоль ограждения, и принайтовим. Это немного поможет, но мы и сейчас уже неустойчивы, а тогда будет просто ужас что такое. Мы станем мотаться на волнах словно поплавок. Стрелять при таком раскладе окажется чертовски трудно.

— Я всего лишь спросил, сможете ли вы управлять кораблем.

Воцарилось продолжительное молчание.

— Смогу, — в конце концов произнес Эндерс. — Проведу его так, что жаловаться вам не придется. Но стоило бы привести его в порядок, прежде чем налетит ураган. При дурной погоде этот корабль не продержится на плаву и десяти минут.

— Я понимаю, — откликнулся Хантер.

Собеседники обменялись взглядами. Весь их разговор проходил под раскатистое громыхание у них над головами. Моряки перетаскивали первую пушку с правого борта на левый.

— Вы ввязываетесь в драку с неравными шансами, — сказал Эндерс.

— Других у меня не имеется, — ответил Хантер.