Графиня Козель - Крашевский Юзеф Игнаций. Страница 19

Анна стояла, безразлично глядя на кучу золота и куски железа.

– Ваше величество, – промолвила она, – я не боюсь смерти и не мечтаю о золоте. Вы можете сокрушить меня, как эти подковы, но воли моей вы не сломите. И золото ее не растопит. Почему вы не принесли мне единственное, чем можно меня покорить? Ваше сердце?

– Оно давно принадлежит вам! – воскликнул Август.

– Я этого не вижу и не чувствую, – продолжала все так же спокойно Анна, – любящее сердце не способно обесчестить ту, кого оно полюбило! Не скрою, король, я люблю вас и не в силах противиться этому чувству, но никогда не запятнаю его.

Король подбежал к ней и опустился на колени; Анна отступила в другой конец гостиной.

– Выслушайте меня, король.

– Приказывай.

– Анна Гойм не будет вашей, пока не почувствует себя достойной вашей любви…

– Итак, условия? Говори! Каковы твои условия?

– Письменное обещание жениться на мне.

Август, услышав это, умолк, опустил голову, нахмурил брови.

– Анна, – сказал он, – это опасное для тебя условие.

– Я не отступлюсь, жизнь отдам, но не отступлюсь. Этого требует моя честь. Я должна, хотя бы в мыслях и мечтах, быть вашей женой, или, прежде чем вы дотронетесь до меня, я лишу себя жизни.

Король отпрянул на шаг.

– Хорошо, – сказал он, – будь по-твоему.

Анна радостно вскрикнула.

– Все остальное пустяки, – промолвила она голосом, звенящим от счастья, – теперь надо развестись с Гоймом.

– Завтра же прикажу подписать развод в консистории, – поспешил успокоить ее король. – Чего еще ты хочешь?

– Больше ничего, – тихо сказала Анна, преклонив колени, – мне больше ничего не надо.

– А мне надо, – подхватил Август, заключая ее в объятия, но она тут же выскользнула из его рук.

– Ваше величество, – воскликнула Анна. – Я верю вашему королевскому слову, но не позволю дотронуться до себя, пока не порваны узы, которыми я связана: развод должен быть оглашен, обещание ваше скреплено подписью. Я – жена Гойма, я дала клятву быть ему верной и сдержу ее.

Август молча поцеловал ей руку.

– Как вам будет угодно. Я ваш раб, вы моя владычица! Сегодня приезжает Гойм, объяснитесь с ним. Завтра я прикажу приготовить для вас дворец; сто тысяч талеров в год и оба мои королевства у ваших ног, а с ними и я.

Анна, увидев короля коленопреклоненным, коснулась губами его лба и отошла.

– До завтра!

– Мне уйти? – спросил Август.

– До завтра. – Анна протянула ему руку.

Король покорно встал, молча поцеловал Анну и направился, вздыхая, к дверям. Груда золота осталась на паркете.

В ту же ночь граф Гойм вернулся домой и сразу же бросился к жене, но двери ее комнаты оказались запертыми; графиня спит, сказали ему, она не совсем здорова и не велела никого впускать.

Во время своей вынужденной отлучки граф все больше нервничал и беспокоился о жене. У него, конечно, были свои соглядатаи, доносившие ему о каждом шаге Анны, разумеется, доступном их глазу, и в их сообщениях о визитах и прогулках, в которых почти всегда принимала участие и его сестра графиня Вицтум, ничего порочащего жену не было. И все же Гойм чувствовал, что интриги плетутся, разрастаются, угрожая его супружеству. Но что предпримешь, кому пожалуешься? Главным действующим лицом был король, а короля Гойм боялся пуще всего, ибо отлично знал его. Мнимая доброта и мягкость короля не вводили Гойма в заблуждение. Ни на минуту не забывал он об участи своего благодетеля Бейхлинга. Единственной гарантией казался ему характер жены, ее гордость и забота о добром имени.

В Дрезден Гойм прибыл поздно вечером, в королевском замке еще пировали, но Гойма не тянуло туда. Он поехал домой и, найдя комнату жены запертой, отправился к себе отдохнуть после дороги.

Наутро Гойма обступили акцизные чиновники, потом король прислал за ним, и ему пришлось уехать, так и не повидавшись с женой.

Август встретил министра чрезвычайно ласково и приветливо, что было самым дурным признаком. Король даже упрекнул Гойма в долгом отсутствии, будто не он сам приложил к этому руку. Гойм с удивлением взглянул королю в глаза. Но ничего в них не увидел.

– У тебя недруги при дворе, – сказал вполголоса Август, похлопывая, министра по плечу, – вот они и стараются отдалить тебя от меня; но я могущественнее их и друг тебе, так что ты не беспокойся, я не дам тебя в обиду.

Гойм поблагодарил короля за милость. Август заговорил об акцизе и упомянул о нехватке денег в казне.

– Гойм, дорогой, ты должен любым способом добыть их, мне дозарезу нужны деньги, и очень много.

Было около полудня, когда Гойм после аудиенции, заставившей его о многом призадуматься, вернулся домой. Не успела закрыться за ним дверь кабинета, как другая дверь из зала растворилась, и Анна, вся в черном, блистая красотой, спокойная и серьезная, вошла, заперев за собой дверь на ключ. Гойм тут же подбежал к ней, но она холодно его отстранила.

– Я ждала вас, граф, – заговорила она спокойно и непринужденно, – хочу поблагодарить за все хорошее, что вы для меня сделали, и заверить, что никогда этого не забуду, и еще считаю своим долгом поставить вас в известность, что брак наш, не будучи основанным на взаимной симпатии, ни мне, ни вам счастья не сулит и потому должен быть расторгнут; несколько проведенных вместе тяжких лет не позволяют надеяться на лучшее будущее. Нам надо расстаться, граф. Вам известно, что я человек прямой и люблю действовать открыто. Его величество государь оказал мне честь объясниться в своем ко мне расположении, он достоин того, чтобы не быть отвергнутым. Я люблю короля, и решила повиноваться его воле. Но обманывать вас я не намерена и потому пришла просить о разводе, он спасет честь вашего имени. Иного выхода нет. Ежели вы добровольно согласитесь на развод, можете не сомневаться в моем хорошем к вам отношении, я постараюсь быть вам полезной; ежели вы вздумаете препятствовать и упорствовать, я своего решения не изменю, но вы тем самым заставите меня забыть о моей признательности и помнить лишь, что вы становитесь помехой моему счастью.

Гойм, с первых же слов официальной и обдуманной речи жены догадавшись обо всем, отпрянул, как громом пораженный. При всех своих опасениях он не предполагал, что дело зашло так далеко. Его бледное лицо сделалось иссиня-багровым от прихлынувшей к нему крови. Возмущенный словами Анны, а еще более хладнокровием, с каким она их произносила, Гойм пытался несколько раз прервать жену и дать волю своему гневу, но она своим властным взглядом приковала его к месту, заставила молчать. Говоря, Анна перебирала шнурки платья, кружево на рукаве, мяла в руках платочек. Наконец она кончила, но Гойм, в котором все клокотало от гнева, не мог выдавить из себя ни слова.

– Так вот какова ваша благодарность, милостивая государыня, за то, что я вытащил вас из глухого захолустья! – закричал он, в неистовой ярости подняв кулак. – Змею отогрел на груди своей! Вы бросаете мужа и порядочный дом, чтобы отдаться на милость легкомысленнейшего из людей!

Анна не дала ему продолжать.

– Довольно, граф, мне известно, что вы можете мне сказать, но я знаю, что делаю, и прошу вас, предоставьте мне самой заботу о моей судьбе. Ничто не поколеблет моего решения. Ответьте лишь, согласны ли вы на развод? Останемся мы друзьями или врагами? Да или нет?

Гойм снискал славу неисправимого развратника при дворе, где распущенность звалась галантностью; отношения его с женой были донельзя плохи, любовь к ней остыла давно, но когда он осознал, что теряет ее, сожаление, ревность, гнев довели его чуть ли не до умопомрачения. Как всегда, будучи в гневе, Гойм стал раздирать на себе одежду, теребить парик, метаться по кабинету, опрокидывая стулья, и биться головой о стены. Он ломал пальцы, подбегал к окну, бессмысленно поглядев на улицу, снова с яростью обрушивался на графиню, с невозмутимо презрительной усмешкой ждавшую его ответа, и тут же внезапно обрывал свою речь. Опрокинув стол, он стал бросать себе под ноги кипы бумаг, топтать их. У него был вид обезумевшего человека, который не знает что творит. И все это, очевидно, было рассчитано на то, чтобы напугать Анну, но его яростный гнев не произвел на нее никакого впечатления. Иронически поглядывая на мужа, она молча отступала к двери и ждала. Так и не дождавшись ответа, она спокойно сказала: