Графиня Козель - Крашевский Юзеф Игнаций. Страница 39

В стороне, среди придворных и сановников, не принимавших участия в развлечениях, стоял Заклика, верный слуга графини, быть может, единственный, кто платил неизменной привязанностью и за благодеяния ее и за капризы. Служба у графини была не из легких и не из приятных, но Раймунд повиновался скорее велению сердца, чем графине Козель. Заклика был влюблен и, хотя страдал от прихотей, высокомерия и презрения графини, не мог вырвать из сердца эту безумную страсть: он сжился с нею, она стала его мукой, придававший смысл существованию, вся его жизнь была подчинена этой безнадежной любви.

Раймунд гордился Анной Козель, однако ее триумф вызывал у него безотчетную тревогу. Этот небывалый успех пугал его, ибо он сознавал: если Августом овладеет новая страсть, нечего рассчитывать ни на его сострадание, ни на его признательность.

Заклика примостился в тени у стены, рядом со старыми придворными Августа. Ни одного возгласа, ни одного хлопка не доносилось отсюда, ничего, что говорило бы о преклонении перед прекрасной, а сегодня ослепительно прекрасной королевой турнира.

По соседству с Закликой, укрытым за выступом колонны, оказалась группа незнакомых ему людей: седой, гладко выбритый старик, какой-то чужестранец, и еще несколько человек. Они говорили вполголоса, но Заклика слышал их.

– Красива, ничего не скажешь, красива любовница вашего короля, – произнес чужестранец, – и впрямь лакомый королевский кусок, с ней, надо думать, его величество остепенится, наконец.

Старый придворный хитро ухмыльнулся и тихо вздохнул.

– Думается мне, что на этом не кончится, господин камергер, – отозвался он. – Как бы этот триумф не оказался последним; я много перевидал на своем веку, помню в ореоле славы очаровательную Аврору, помню обаятельную Эстерле, кажется, будто сейчас вижу прелестную Шпигель и милую княгиню Тешен. Правда, Козель при умелом лавировании удалось продержаться дольше других, однако не верю, что она сможет привязать короля навсегда.

– Но я слышал, будто король обещал на ней жениться.

– Думаю, что и княгиня Тешен лелеяла такую мысль, и прелестная Аврора питала надежду, но будем надеяться, что нашей доброй высокочтимой королеве бог продлит дни, и прелестная победительница дождется той же участи, что и остальные.

– Не скоро, пожалуй, – засмеялся чужеземец.

– Как знать, как знать, – прошептал язвительно старик. – Взгляните на галерею вон тех и сейчас еще красивых женских лиц, – их мучает зависть. У всех у них, за малым исключением, была своя пора царствования. А там, внизу, в сторонке, стоят французские канатные плясуньи и танцовщицы – среди них Дюпарк, она делит сейчас сердце короля с этой амазонкой, а ведь ничего из себя не представляет, разве что во сто раз менее красива, чем та, и к тому же блудлива. Кто может поручиться, что завтра государь наш не выберет из этого скопища нечто более нелепое.

Стоявшие позади Заклики придворные не скрывали своей неприязни к графине.

– Что ж, – сказал один из друзей и приспешников Фюрстенберга, – чем выше она вознесется, тем стремительней будет падение. Милость короля раздувает ее высокомерие, это начинает раздражать Августа, и мне кажется, можно уже определить время ее опалы.

– Да, да, – добавил другой, – и расставание не будет, по-видимому, таким мирным, как с другими, ведь графиня Козель носит при себе заряженный пистолет и подписанное королем обещание жениться на ней. Не завидую ей, если она вздумает сопротивляться и отстаивать свои права.

– Вот уже три года мы предрекаем ее падение, однако пророчества наши до сих пор не сбылись, – заметил первый, вздыхая.

Немного поодаль стоял барон Киан, погруженный в раздумье. Остроумный старый придворный невольно слышал весь разговор. Кто-то пристал к нему, чтобы он высказал свое мнение.

– Я не астроном, дорогой мой, – ответил он, – и не умею высчитывать, когда звезды гаснут и когда появляются, знаю только одно, бывают и немеркнущие звезды.

В одной из лож сидели притихшие, как в воду опущенные, графиня Рейс, графиня Вицтум, госпожа Гюльхен, а позади них Глазенапп. Графиня Рейс вздохнула.

– Мы сами виноваты, – обратилась она к графине Вицтум, – вот уже несколько лет король видит вокруг лишь знакомые, примелькавшиеся ему лица, об этом мы не подумали.

– Терпеть не могу эту женщину, – прервала ее графиня Вицтум, – но должна признаться, трудно будет найти ей достойную замену.

Графиня Рейс ехидно засмеялась.

– Ты не знаешь человеческой натуры и характера нашего короля, – промолвила она спокойно. – После блондинки Тешен ему должна была понравиться твоя невестка; после ее черных кос его опять потянет на золотистые, а так как Анна Козель воображает себя богиней, то он теперь увлечется простолюдинкой или такой вот Дюпарк, которая ведет себя, как торговка.

– Что наш король никак не может освободиться от своих пут, меня не удивляет, но поглядите, какие умильные взгляды бросает на нее датский король.

– А каким высокомерным, олимпийским взглядом отвечает она ему. Зазнавшаяся авантюристка! Это было бы смешно, кабы не было так грустно.

– Перл этот стоит Саксонии миллионы.

Подобные разговоры велись почти повсюду, но ропот этот не доходил до ушей государя. Впрочем, Август, возможно, и догадывался о настроении придворных, но для него не было большего удовольствия, чем видеть их затаенную зависть.

После турнира и стрельбы в цель, после роскошного прощального ужина, ибо датский король, а вместе с ним Август, уезжали на другой день в Берлин, огни погасли, и графиня в своем роскошном костюме вернулась во дворец.

Лицо ее еще светилось торжеством, но усталость уже давала себя знать. Сняв драгоценности, Анна прилегла на диван отдохнуть.

Во дворце было тихо, лишь едва слышные шаги доносились откуда-то издалека. Эта внезапная после шумного празднества тишина странно подействовала на Анну. Она чувствовала себя усталой и душой и телом. Необъяснимая тоска овладела ею.

Во время своего триумфа графиня Козель несколько раз ловила на себе насмешливый взгляд Флемминга, и он потряс ее до глубины души: в нем была затаенная, ей одной понятная угроза. Взгляд этот врезался в ее сердце и возбудил в нем гнев и тревогу. Никакого повода для этих чувств сейчас не было. Но Анна не могла от них отделаться.

Тщетно старалась графиня, вспоминая почести, которые оказывал ей король, развеять мрачные мысли, – черная туча заволокла ее душу. В глазах стояли слезы. Вот так порой в минуту наивысшего блаженства возникает предчувствие страшного будущего. Анна долго сидела так, оцепенелая, застывшая, вперив глаза в стену, на которой висел портрет короля. Увидеть сегодня Августа она не надеялась. А рано утром он должен был уехать со своим гостем в Берлин. Там ждали его новые празднества, новые лица, новые люди.

В коридоре, который соединялся лестницей с галереей, ведущей в замок, послышались шаги: это не мог быть никто иной, кроме Августа. Козель вскочила с дивана и побежала к зеркалу, чтобы привести себя в порядок. Но она не успела уложить свои густые черные волосы, и когда Август показался на пороге, Анна одной рукой придерживала их, а другой оправляла на себе платье.

С первого взгляда графиня поняла, что Август пришел к ней в таком состоянии, в каком она не привыкла, да и не любила его видеть.

Торжественное прощание с кузеном, которого двое придворных с должным почтением отнесли в постель, ознаменовалось огромным количеством выпитых кубков. Хотя для короля это было делом обычным, на сей раз возлияние не прошло для него бесследно. Август шел, правда, без помощи камергера, который довел его лишь до дверей, проследив, чтоб он не потерял равновесия, но, войдя в кабинет графини, он сразу же грозно опустился в кресло. Лицо его было багровым, глаза мутными, язык заплетался.

– Анна, – сказал он, – я пришел попрощаться с тобой. У тебя сегодня был триумф, какой редко выпадает на долю женщины. Поблагодари хотя бы… – И Август рассмеялся.

Графиня с грустью посмотрела на него.