Графиня Козель - Крашевский Юзеф Игнаций. Страница 76

У Заклики в глазах стояли слезы. Козель редко говорила о детях, словно страшась воспоминаний.

– Иди, – сказала она немного погодя, – иди и возвращайся. Я искала советов в книгах пророков и в книге Чисел: ты должен вернуться и жить здесь.

Она кивнула головой и простилась с ним царственным жестом.

Заклике больше нечего было делать в замке. Он провел для видимости еще часок с Кашау и, сказав, что ему пора, покинул приятеля незадолго до полудня. Когда он проходил по двору, Анны Козель уже не было в садике, она стояла у окна, одетая, как накануне, с книгой в руках, задумчивая, замечтавшаяся, и даже не взглянула на него.

Не задумываясь над тем, что ждет его в Столпене, преданный Заклика вернулся в Ошац и стал хлопотать об увольнении. Препятствий ему никто не чинил, и вот, собрав свои пожитки, Раймунд унылым осенним днем заявился на постоялый двор в Столпене и объявил хозяину о своем намерении поселиться здесь в каком-нибудь уединенном уголке.

Заклике удалось приобрести недорого домик с садом, где через месяц он уже хозяйничал вместе с Кашау.

В 1727 году, спустя три года после неудачного побега графини Козель с поручиком Гельмом, в Столпене и близлежащем городке это событие было предано забвению, и жизнь снова текла здесь спокойно, ничто не нарушало ее однообразия, будто кругом простиралась дикая пустыня.

А при дворе между тем произошло много перемен. Графиня Козель, сама того не ведая, не приложив никаких стараний, была, можно сказать, отомщена. В ее мрачное узилище доходили вести о том, что враги ее исчезали со сцены или вовсе уходили из жизни. Их место занимали новые люди, другие женщины, фавориты. Одного только Августа Сильного не коснулось разрушительное время, он по-прежнему сорил деньгами и искал новых развлечений…

Напрасны были усилия очаровательной Марыни Денгоф привязать к себе короля, и, в конце концов, опасаясь участи Козель, она сочла, что благоразумней выйти замуж. Король не возражал. Бесшабашное веселье на лейпцигской ярмарке и кратковременные связи прельщали его больше, нежели прочные узы. Так он увлекся замечательной красавицей Эрдмутой Софьей Дискау, дочерью тайного советника Дискау из Чеплина, но, молчаливая и безжизненная, как статуя, красавица вскоре ему надоела, и он выдал ее замуж за гофмейстера фон Лесса. Потом его пленила Генриетта Остергаузен, но ее безропотная покорность тоже очень скоро ему наскучила, и он не вступился за нее, когда невестка сослала Генриетту в монастырь, откуда Станиславский взял ее в жены и увез в Польшу.

После этих мимолетных увлечений настало царствование Анны Ожельской, дочери Генриетты Дюваль, возродившей при дворе в какой-то мере былой блеск.

В шитом золотом гусарском мундире, с орденом Белого Орла на груди, Ануся Ожельская ездила с королем на смотры войск, на охоту. Август рядом с ней вновь обрел молодость. При дворе появились новые люди, пошел в гору брат новой фаворитки, граф Рутовский, старые приближенные короля сходили в могилу. Фюрстенберга, чье пари с Гоймом способствовало появлению при дрезденском дворе графини Козель, а впоследствии ставшего ее злейшим врагом, давно не было в живых. Его друзья, министры, видя, что король отвернулся от него, отстранили его от участия в государственных делах. Покинутому друзьями, оставленному королевской милостью, ему не оставалось ничего другого, как поселиться в Вернсдорфских лесах и посвятить свои дни алхимии, ханжеству и охоте; эти занятия оставляли ему достаточно свободного времени для размышлений о бренности всего земного.

Бывший наместник, вершивший судьбами и заправлявший всеми делами при дворе, чья власть простиралась над самим государем, превратился в ничто. После смерти жены он какое-то время еще мечтал о кардинальской шляпе, но однажды, собираясь на лейпцигскую ярмарку, ушел в лучший мир так тихо и незаметно, что король, веселившийся на ярмарке, не скоро узнал о кончине своего бывшего фаворита. Это было хуже явной опалы, он как бы изжил самого себя.

Даже графиню Рейс незадолго до смерти отнял у него кузен Лютцельбург. Влиянию кружка, где некогда царили Рейс, Рейхенбах, ее сестра, Шеллендорф и Калленберг, пришел конец. Часть из них разбрелась, другие успокоились навеки. Уже около года, как не было в живых и Вицтума. Пока опальный вельможа был послом в Швеции, его жена, сестра Гойма, та, что сначала способствовала возвышению Анны Козель, а потом ее падению, развила бешеную деятельность. Вицтум был человек пассивный, и его жена трудилась, что называется, за обоих; прибрав к рукам вытащенного из ничтожества Вацдорфа, она вступила в открытую борьбу с самим Флеммингом. Причиной ее ненависти к фельдмаршалу послужила неприязнь и интриги против Пшебендовской, которую саксонцы, чтобы легче выговорить, переименовали в Бребентау. Пока Вицтум был в Швеции, жена выстроила ему дворец на углу Крейцгассе, тот, что потом достался Рутовскому. Она считалась самой богатой женщиной в Саксонии, и все, что у нее было, нажила сама.

Жизнь Вицтума оборвалась трагически. За год до того Вицтум был в Варшаве с королем, при котором состоял в то время камергером и адъютантом некий маркиз де Сен Жиль, якобы незаконный сын сардинского короля Виктора Амадея, дни и ночи проводивший за карточной игрой. Они повздорили с Вицтумом, которому тогда было уже за пятьдесят, а Сен Жилю лишь двадцать с небольшим. Игра шла крупная, молодому человеку не везло, и, войдя в азарт, он стал оскорблять партнера. Слово за слово – и дело дошло до ругани и драки. Поднялся шум, король, узнав, что случилось, принял сторону Вицтума, итальянца отчитал и посадил за недостойное поведение на три месяца в лейпцигскую крепость. Наказание мягкое, ибо комендантом крепости был в то время граф Кастелли, дядя маркиза. Сен Жиль, отсидев три месяца, сбежал тайком в Польшу, и, пробравшись в Надажин, послал оттуда Вицтуму вызов. Вицтум принял вызов и, строжайше наказав всем молчать, чтобы не проведал король, на следующий день, 13 апреля 1726 года, прибыл в условленное место.

Накануне вечером Вицтум ужинал у своей дочери, княгини Любомирской, был очень весел и до полуночи играл в пикет. А два часа спустя тайком отправился в Надажин, взяв с собой только секунданта графа Монморанси.

Около шести часов утра, прибыв на место, он послал офицера Френеза к маркизу сообщить о своей готовности. В то время было принято стреляться, сидя верхом на лошади. Противники съезжались хладнокровно, не спеша; раздалось два выстрела: Вицтум бездыханным свалился с лошади, а Сен Жилю пуля лишь слегка оцарапала щеку и задела парик. Опасаясь королевского гнева, Сен Жиль удрал в Варшаву и укрылся в монастыре театинцев. Но король, не взирая на право убежища, приказал схватить его. Монастырь окружили полтораста солдат, а Сен Жиль в одежде послушника благополучно покинул обитель театинцев и через Берлин и Лейпциг добрался до Италии.

Тело убитого Вицтума с подобающими почестями похоронили в фамильном склепе. Так окончил жизнь первый фаворит Августа.

Дольше других был в милости у короля Флемминг; ему удалось избегнуть участи своих соперников. Он возводил дворцы, занимался спекуляцией, торговал угодьями и золото мерил бочками. Избавившись от Шуленбурга, отсоветовав Августу передать командование войсками его гениальному сыну Морицу Саксонскому, Флемминг мечтал о курляндском княжестве для себя и женитьбе пятидесятивосьмилетнего Августа на семнадцатилетней прусской принцессе, чтобы упрочить союз между Саксонией, Пруссией и Польшей, превращенной в наследственную вотчину. И, согласись Август, этот брак бы состоялся.

Неблагодарный Левендаль, обязанный своим возвышением графине Козель, еще держался, но его сила и влияние с каждым днем таяли, ибо он затеял борьбу со стократ сильнейшим Флеммингом; к тому же, легкомысленно расточая легко нажитое состояние, он был на грани разорения.

Наконец, «мужик из Мансфельда», Вацдорф, эта сума переметная, добывал деньги, вступал в сделки с Флеммингом, оказывал услуги королю и тем держался еще при дворе, хотя Август терпеть его не мог.