БЛАТНОЙ - Демин Михаил. Страница 136

Я видел не самого Гуся, а всего, лишь тень его; корявая, густо-лиловая, она перечеркивала световой квадрат, подрагивала и шевелилась слабо.

Потом что-то случилось; тень метнулась в сторону. Сейчас же рядом с ней обозначилась еще одна… Обе эти тени схлестнулись, сплавились, переплелись. Они обратились теперь в одно бесформенное пятно. Какое-то время пятно казалось застывшим, недвижимым. Вдруг оно уменьшилось, распалось. И в следующее мгновение возникло за окошком и вплотную приблизилось к морозному стеклу Витино лицо.

Витя стукнул ногтем в раму, мигнул мне и оскалился, раздвигая сухие тонкие губы.

Тогда я сказал, стирая со лба испарину и глядя на онемевших заговорщиков:

— Финита ля комедия. Тикайте, братцы! Рассасывайтесь по одному!

Событие это вызвало среди членов комитета переполох. Было тотчас же решено прекратить на время всякие сборища. Люди разошлись торопливо. А затем мы с Левицким отправились на место схватки.

Гусь был задушен - и хорошо задушен! Осмотрев его, Левицкий проговорил, мотнув головой:

— Постарался наш морячок. Мастер - ничего не скажешь! Обрати внимание: он сломал ему не только горло, но и шейные позвонки. Парализовал с ходу.

Я сказал, склонясь над убитым:

— Одно только обидно: кончил его Витя, чужой человек, а не я.

— Ну, ты бы так, мой милый, и не смог.

— Нечего, как-нибудь справился бы все же… Это ж ведь моя добыча, понимаешь? Лично моя! Мой куш! Я за ним больше года охотился. А получилось как-то не так, вроде бы не по правилам.

— Черт знает, какую чепуху ты городишь! - усмехнулся Левицкий. - Ну, если для тебя так важно, сними с него скальп! Все-таки утешение. Но торопись: через полчаса будет проверка, - при этих словах он помрачнел, усмешка слиняла, сошла с его губ. - Гуся наверняка хватятся, станут искать… И не дай Бог, если его найдут в этом месте, на больничной территории… Надо его куда-нибудь пристроить. Только вот куда?

— Послушай, - быстро сказал я, - здесь же ведь рядом баня. А возле нее - большая поленница дров. Спрячем в дрова - и все дела! Присыплем сверху снежком…

— Пожалуй, - согласился Левицкий. - Это идея. Ну, а снежком не надобно. Без нас присыплет. Ты гляди, какой буран разыгрывается!

Погода действительно ухудшилась. Снег валил теперь плотной массой, и это было нам на руку: мы могли действовать спокойно, не опасаясь сторонних глаз…

Оттащив убитого к бане, мы вернулись крадучись в больницу. И только я успел раздеться и юркнуть в постель - донесся дальний тягучий звон: сигнал вечерней проверки.

Ночью ко мне вошел Левицкий. Грузно уселся на постели, закурил, кутаясь в дым. Сказал, позевывая:

— Час назад я беседовал с кумом. Он, понимаешь ли, питает ко мне доверие. Я ведь пользую его жену: даю этой истеричке всякие лекарства. Ну, вот, - Левицкий шевельнулся, умащиваясь поудобнее. - Потолковали. Он сообщил мне, что найден труп Гуся и очень огорчался потерей столь ценного для него человека. Причем - и это самое забавное! - подозрение падает не на блатных, как можно было бы ожидать, а на парня из ихней же компании. Оказывается, при бане работает, колет дрова, один из ссученных. Когда-то у него с Гусем была ссора… Опер знал об этом и теперь решил, что здесь сведение личных счетов. Парня взяли, будут заводить на него дело. Кум назвал мне его кличку. Только я запамятовал… - Костя наморщился, жуя папиросу, катая ее в зубах. - Нелепая какая-то кличка, экзотическая…

— Может быть, Носорог? - предположил я, безучастно разглядывая облупленную краску на потолке.

— Вот, вот. Именно! Но постой… Ты знал, что он там работает?

— Н-ну,.в общем, да… А что?

— Стало быть, ты вспомнил тогда о дровах неспроста? Затеял все с расчетом?

— А какая тебе разница? - отозвался я, повторяя его же, Костины, недавние слова. - У тебя есть своя роль - вот и играй ее. А я играю свою.

— Ну, ты фрукт, - медленно проговорил он. - Объясни мне, пожалуйста: откуда у тебя, простого советского мальчика, такая склонность к блатной интриге?

— Эх, Костя, - сказал я. - Если зайца долго бить по голове - он спички зажигать научится.

— Да, да, разумеется, - пробормотал он. - И вообще, если вдуматься, не такой уж ты советский и не такой простой…

Тогда я спросил - уже с явным интересом:

— Кто же я по-твоему?

— Так сразу и не определишь. Слишком много в тебе перемешано. Конечно, ты - личность темная…

— Но, но, - сказал я, - не зарывайся, старик!

— Ну, подумай сам, - сказал Костя, - кто ты? Бродяга, авантюрист, один из руководителей воровской кодлы… Хотя, с другой стороны, в тебе чувствуется интеллигентность и талант. Ты, бесспорно, человек творческий. И если взять все вместе, получается весьма любопытный букет! А впрочем, что ж, - он легонько потрепал меня по колену. - Как бы то ни было, в тебе мы не ошиблись, ты годишься. Нам нужны люди с характером и с творческой фантазией. А ты именно таков. Со своими врагами ты умеешь расправляться мастерски! Взять хотя бы нынешний случай…

— Кстати, - заметил я, - этот Носорог не только мой враг, он еще враг общего нашего друга - автора романа «Наследник из Калькутты». Это ведь он когда-то покушался на Штильмарка! Так что сообщи Роберту при встрече: ему, наверное, будет приятно узнать.

— Вряд ли мне это удастся, - сказал Левицкий, сминая окурок. - Роберта уже нет…

— Как, то есть, нет? - я привстал, опираясь на локоть. - Что с ним?

— Угнали на этап.

— Когда?

— Позавчера. Я думал, ты в курсе…

— Что ж это он, - проговорил я с обидой, - даже не зашел проститься…

— Он вообще ни с кем проститься не успел. Все произошло неожиданно. И как-то очень быстро. Его вызвали из столовой во время завтрака, отвели на вахту, и оттуда он больше уже не вернулся. Даже вещи не дали забрать, - за ними потом прибегал в барак надзиратель.

— И куда угнали - не знаешь?

— Говорят, на какой-то штрафняк.

— Тут наверняка замешан Василевский, - заключил я мрачно. - Ему же необходимо избавиться от соперника, вот он и изощряется, гад ползучий! Убить - не вышло. Теперь он спихивает Роберта в омут, к штрафникам… Старший нарядчик многое может! Если б он узнал, что это я тогда выручал Штильмарка, он бы и ко мне ключи подобрал. Тем более что сейчас это нетрудно: судьба моя - на волоске. Опер, как ты знаешь, обвиняет меня в агитации…