Капитан Поль - Дюма Александр. Страница 11
— Да, не правда ли, приказ, предписывающий командиру преследовать фрегат, который называется «Индианкой», а за победу ему обещан чин капитана, если он лейтенант, и коммодора, если он капитан? A-а, вот и брамсели подняты! Видно, ищейка нас учуяла и хочет за нами погоняться. Прикажите и у нас поднять брамсели, господин Вальтер, и двинемся не отклоняясь ни на линию в сторону; посмотрим, осмелится ли он встать у нас на пути!
Приказ капитана тотчас был повторен лейтенантом; корабль, шедший до этого только под марселями, развернул брамсели, похожие на три белых облака, покрылся парусами и, словно ожив при виде неприятеля, хищно нагнулся вперед и глубже врезался носом в волны, раскидывая на обе стороны шипящую пену.
На фрегате наступила минута безмолвия и ожидания. Мы воспользуемся ею, чтобы обратить внимание наших читателей на молодого человека, которого Вальтер называл капитаном.
Это был уже не тот молодцеватый и насмешливый лейтенант, что привез графа д’Оре на фрегат, и не тот старый морской волк с согнутым станом, с грубым и хриплым голосом, что принимал его у себя в каюте: то был красивый молодой человек, как мы уже говорили, лет двадцати четырех-двадцати пяти; сбросив свой маскарадный костюм, он появился в причудливом платье, в каком ходил всегда, когда он бывал в плавании и никто не мог его узнать, кроме моря, ураганов и Бога. На нем был полукафтан из черного бархата с золотыми шнурами; за турецким кушаком были заткнуты два пистолета — не абордажные, а дуэльные, с резьбой, чеканкой, инкрустациями, как то роскошное оружие, что кажется украшением, а не защитой. Кроме того, на капитане были белые казимировые панталоны и короткие сапоги со складками, не доходившие до колен. Вокруг шеи был повязан подобно свободному галстуку индийский платок, полупрозрачный, с яркими, словно живыми, цветами. Вдоль щек молодого моряка, потемневших от солнца и раскрасневшихся от надежды, ниспадали длинные волосы; избавленные от пудры, они были черными как смоль и приподнимались от каждого дуновения ветра. Подле него, на кормовом орудии, лежала стальная каска с застегивавшейся под подбородком цепочкой — это был его боевой доспех и единственное оборонительное оружие. Глубокие рубцы на стали ясно показывали, что каска эта уже не раз охраняла голову капитана от страшных ударов абордажных сабель, обыкновенно идущих в ход, когда два корабля сцепятся борт о борт. На остальных членах экипажа была форма французского военного флота во всей ее строгости и изяществе.
Между тем корабль, минут двадцать назад казавшийся белой точкой на горизонте, начал превращаться мало-помалу в пирамиду парусов и снастей. Глаза моряков устремились на него, и, хотя капитан молчал, чувствовалось, что все внутренне приготовились к бою, как будто уже отдан был приказ драться. На «Индианке» воцарилось то торжественное и глубокое молчание, какое на военном корабле всегда предшествует первым решительным приказаниям капитана.
Неприятельский корабль все рос, и через несколько минут корпус его показался из воды, как прежде постепенно выступали паруса. Стало видно, во-первых, что по водоизмещению судно это больше «Индианки» и на нем тридцать шесть орудий, и, во-вторых, что шло оно, как и фрегат, без флага на гафеле, а команда спряталась за бортовыми коечными сетками, так что разве только по каким-нибудь дополнительным признакам можно было угадать, какому государству принадлежит корабль. Капитан сразу заметил оба эти обстоятельства, причем обратил внимание, казалось, лишь на второе из них.
— Видно, у нас будет маскарад, — сказал он, обращаясь к лейтенанту. — Поднимем несколько флагов, Артур, и покажем этому незнакомцу, что наша «Индианка» — кокетка, любящая менять наряды. А вы, господин Вальтер, распорядитесь приготовить оружие. В этих водах нам некого встретить, кроме неприятеля.
Ответом на приказания было исполнение. Через минуту гардемарин взял с полок на юте с дюжину разных флагов, а лейтенант раздал оружие и велел разложить повсюду на палубе пики, топоры и ножи; потом он опять подошел к капитану. Каждый член экипажа, словно повинуясь инстинкту, занял свое место, потому что сигнала готовиться к бою не было. Кажущийся беспорядок, что до этого был заметен на фрегате, мало-помалу устранили; все внимательно смотрели на капитана.
Корабли шли сходящимся курсом, и расстояние между ними быстро сокращалось. Когда они сблизились примерно на расстояние трех пушечных выстрелов, капитан сказал:
— Теперь, Вальтер, я думаю, начнем интриговать нашего нового знакомого: покажем-ка ему шотландский флаг.
Лейтенант сделал знак сигнальному старшине, и на корме «Индианки», будто пламя, взвился красный флаг с синей каймой; однако не видно было, что неизвестный корабль обратил внимание на этот маневр.
— Да, да, — пробормотал капитан, — знаем: три английских леопарда так подпилили зубы и обстригли когти шотландскому льву, что теперь не хотят и глядеть на него; ему нечем защищаться, а они думают, что он сделался ручным. Покажите ему другой флаг, Вальтер, может, язык у него развяжется.
— Какой прикажете, капитан?
— Первый попавшийся под руку: доверимся случаю.
Шотландский флаг был тотчас спущен, и вместо него взвился сардинский. Неизвестный корабль молчал по-прежнему.
— Понимаем, — сказал капитан, — видно, его величество король Георг живет в дружбе и согласии со своим братом королем Кипрским и Иерусалимским. Что нам их ссорить, продолжая шутку! Поднимите-ка, Вальтер, американский флаг да подкрепите его холостым выстрелом.
Прежний маневр был повторен: лазурное полотнище с красным углом щита и серебряным крестом упало на палубу, а звезды Соединенных Штатов,
подкрепленные
грохотом пушечного выстрела, медленно поднялись к небу.Случилось то, что капитан и предвидел: как только этот стяг мятежников вызывающе взвился в воздух, неизвестный корабль раскрыл свое инкогнито, подняв флаг Великобритании. В ту же минуту облако дыма вырвалось из борта королевского корабля, и, прежде чем донесся звук выстрела, ядро, несколько раз срикошетив по волнам, погрузилось в воду, не долетев около сотни шагов до «Индианки».
— Велите бить сбор, господин Вальтер! — крикнул капитан. — Видите, мы угадали. Ребята, — продолжал он, обращаясь к экипажу, — ура Америке! Смерть Англии!
Матросы ответили ему единодушным возгласом, и не успел он затихнуть, как на борту «Дрейка» (так назывался английский корабль) прозвучал сигнал атаки. Барабанщик «Индианки» немедленно ответил тем же, и все разбежались по своим местам: канониры — к орудиям, офицеры — в батареи, матросы — на снасти. Капитан сразу поднялся на полуют с рупором — символом власти на корабле, морским скипетром, который командир судна во время бури или сражения всегда держит в руке.
Между тем роли переменились: теперь уже английский корабль выказывал нетерпение, а американский фрегат притворялся спокойным. Как только они сблизились на пушечный выстрел, длинное облако дыма взвилось по всему протяжению английского корабля, послышался грохот, подобный грому, но чугунные посланцы, несущие смерть мятежникам, были отправлены сгоряча, без учета расстояния, не сумели преодолеть расстояние между кораблями и упали сбоку от фрегата, причинив ему так же мало вреда, как град, гонимый ветром, какой-нибудь кровле. Фрегат, не удостоив ответом эту преждевременную атаку, продолжал идти бейдевинд, чтобы скорее сблизиться с неприятелем.
В это время капитан обернулся, чтобы бросить последний взгляд на свой корабль, и с удивлением увидел новое лицо, появившееся на сцене в эту страшную, торжественную минуту.
То был молодой человек лет двадцати двух-двадцати трех, не больше, с бледным и печальным лицом, одетый просто, но изящно; капитан прежде не замечал его у себя на корабле. Он стоял, прислонившись к бизань-мачте, сложив руки на груди и с меланхолическим видом посматривая на английское судно, приближавшееся на всех парусах. Это спокойствие в такую минуту, и притом в человеке невоенном, удивило капитана. Тут только вспомнил он о государственном преступнике, которого граф д’Оре привез к нему на борт в последнюю ночь якорной стоянки в Пор-Луи.