Золотые Антилы - Северин Тим. Страница 66

В день открытия, к общему восторгу, оказалось продано акций не менее чем на 50 400 фунтов, и, хотя необходимая планка в четыреста тысяч фунтов была взята только за счет громких призывов и того, что подписные книги оставались открытыми до ночи, все же первая реакция общества на новую компанию внушала надежды. «Они стекались толпами со всех концов королевства, — писал современник, — богатые и бедные, слепые и хромые, чтобы вложить свои деньги». Ее светлость герцогиня Гамильтон первой внесла свое имя в подписной лист, вложив целых три тысячи фунтов. За ней последовали графиня Роутс и леди Хоуп из Хоуптона, далее в нисходящем порядке важности более мелкие подписчики. Естественно, от подписчиков не требовали немедленно оплатить акции, поскольку было очевидно, что многие из них рассчитывают не только на существующие сбережения, но и на будущие доходы, и подразумевалось, что компания будет обращаться к акционерам за деньгами только по мере необходимости. На деле больше всего денег потребовалось при первом выпуске акций, двадцать пять процентов от суммы залога, сто тысяч фунтов — сумма, теоретически возможная. С этими деньгами в руках директора принялись за воплощение своих смутных представлений о торговле и плантациях.

Сначала они носились с давней идеей об африканской торговле и даже закупили в Англии груз браслетов, бус, медных тазиков и тому подобного в расчете подключиться к торговле рабами. Но в этот критический момент на заднем плане возник Патерсон, искусно подстрекавший шотландцев принять любовно выношенный им проект основания великой империи в Панаме и позаботившийся, чтобы в совет директоров попали карты и описания Антил, оптимистичные сообщения о коммерческих возможностях на Карибах и в Центральной Америке и прочие яркие приманки мифа о Золотых Антилах, заботливо собранные лондонским учредителем компании. Идеи колоний и заморской торговли были заложены в самом основании компании, и независимо от того, обратится ли она на восток или на запад, компания прежде всего нуждалась в судах. А потому правление, понимая, что английские верфи закрыты для них враждебным парламентом, а шотландские не в силах обеспечить строительство судов нужной величины в нужном количестве, обратилось к кораблестроителям на континенте. Агенты компаний разъехались в Гамбург, Любек и Амстердам для осмотра судов, подписания контрактов на постройку и распространения мнения, что и купцам из Ганзейского союза стоило бы вложить средства в Шотландскую компанию, твердо верившую в свой успех.

Создание огромного механизма обеспечения заморской торговли компании заняло целых два года. Счетные книги скрупулезно вели отчет о прогрессе предприятия. Четыре судна были заказаны на любекских верфях и вооружены шведскими пушками. Особые статьи расходов выделялись на волынщиков в день спуска на воду и на канарское вино для рабочих верфей. В Амстердаме одно судно куплено на аукционе и построено одно новое. Последнее стало гордостью флота: тридцать восемь пушек, дубовый корпус и гордое имя «Райзинг сан» — «Восходящее солнце». Судно появилось на Лейтском рейде, украшенное резьбой и позолотой, изображениями солнца на носу и на корме и яркой желтой обивкой капитанской каюты. Однако директора, естественно, старались разместить большую часть заказов в самой Шотландии, и крупные закупки сами по себе вызвали небольшой коммерческий бум. Идея Патерсона о заморской империи одержала верх, и директора начали крупномасштабную подготовку к осуществлению панамского проекта. Заказаны были медикаменты для 155 человек в расчете на два года — обычные ориентировочные цифры при закупке любых товаров — от свечного воска до сковородок. Забили 200 голов скота и упаковали в бочки мясо. Закупили уголь для корабельных камбузов, покупали и запасали различные марки рома; представитель компании отправился в Лондон, чтобы раздобыть переводчика с испанского и закупить карты Антил. Он нашел подходящего человека — еврея, утверждавшего, будто говорит на шести языках, и к тому же купил набор навигационных карт Карибского моря, справочники по мореплаванию, карты в меркаторской проекции и два азимутальных компаса, один, как заботливо отмечено, новый, а другой бывший в употреблении. Склады компании стали наполняться патронташами, гранатами, гвоздями и якорями, гуаяковым деревом, пергаментами, клинками и ливреями компании. Памятуя уверения Лайонела Уофера, будто в Дарьене достаточно кампешевого дерева, чтобы за шесть месяцев окупить все расходы на экспедицию, директора заказали множество топоров, пил и веревок.

В спешке, в суете, в ежеминутно требовавших внимания мелочах директорам все реже приходило голову, что великое предприятие может окончиться неудачей. Даже Патерсон не возражал вслух против откровенного невежества и дилетантства, порой прорывавшихся сквозь завесу энергичности и уверенности. А ведь он должен был видеть, сколь безрассудно действуют шотландцы, когда в своем рвении торговать с индейцами Дарьена и прочими местными жителями исключительно шотландскими товарами те закупили огромные ящики париков (изготовленных, разумеется, из шотландских волос), башмаки с пряжками, горы чулок и рулоны толстой саржи, «на четверть черной, на четверть синей, на четверть различных оттенков красного цвета и на четверть прочих других цветов». Яркие материи и особо заказанные парики могли, пожалуй, вызвать интерес у щеголей куна, описанных Уофером в дневнике, но индейцы мало чем могли расплатиться за покупки — и что бы они стали делать с таким товаром, как 380 Библий, 51 Новый Завет и 2808 катехезисов, заботливо упакованных шотландцами в бочки для доставки невежественным и неграмотным язычникам?

К марту 1698 года подготовка продвинулась достаточно далеко, чтобы директора взялись за поиски людей, которые бы знали Дарьен. Решено было, что поселенцы отправятся двумя флотами. Первый должен был произвести высадку, исследовать местность, выбрать подходящий участок, договориться с индейцами и построить дома. Затем второй флот доставил бы подкрепление и дополнительные припасы и силы бы воссоединились. В теории все было очень гладко, и недостатка в добровольцах, желавших отправиться с «первым экипажем», как выражалась дирекция, не ощущалось. Вербовочные воззвания, прибитые на стене эдинбургской конторы, обещали всем добровольцам первого флота пятьдесят акров пригодной под плантации земли и участки не менее пятидесяти квадратных футов «в главном городе или поселке и обычный дом, выстроенный в колонии к концу третьего года». Более того, если колонист скончается прежде, чем надежно обоснуется на новом месте, компания оплачивала за свой счет доставку его семьи, которая наследовала бы его имущество.

«Цвет» экспедиции составляли триста молодых людей из знатных шотландских родов. Некоторые из них прибыли в офис компании, сжимая в руках родословные, подтверждающие высокое происхождение. Кроме того, отправлялись шестьдесят офицеров-ветеранов, составивших военное ядро (хотя предполагалось, что каждый колонист возьмется за оружие для защиты будущей колонии), а чтобы офицерам было кем командовать, в список зачислили несколько сотен горцев. Большая часть этих отставных вояк были уволены из горских полков и говорили только на гэльском — преграда, сразу отделившая их от остальных колонистов. Кроме того, были ремесленники и фермеры, тщательно отобранные по своим умениям, которые могли бы пригодиться в будущем. До полных двенадцати сотен список дополняли моряки, порядочное количество женщин и несколько штатских «волонтеров». В числе последних был и Патерсон, ныне пребывавший в прискорбной немилости, с женой и слугой. Также в официальный состав экспедиции входили три пастора, которым компания предоставила десять фунтов для закупки необходимых книг и принадлежностей.

Первый флот составляли три недавно закупленных компанией судна: «Сент-Эндрю», «Юникорн» («Единорог») и «Каледония», и с ними два малых кораблика-пинка под названием «Эндевор» и еще одно суденышко типа шнявы. Последнее было французским трофеем, купленным в Ньюкасле, под самым носом у англичан, и переименованным в «Дельфина». Разумеется, нашелся стихотворец, втиснувший названия кораблей в балладу «Триумф Каледонии», в которой имелись такие строки: