Посланник - Александрова Марина. Страница 7

— Ты-то, — обратился он к Андрею, — ты куда смотришь??? Али не видишь, что по дурости этот, — он показал на Антуана, — этот юнец и полк солдат может отправить на смерть, лишь бы славы себе сыскать.

Андрей лишь с презрением смотрел на Антуана. В этот момент привели избитого Валерия. Двое стрельцов держали его за руки.

Голова его свисала на грудь. Кровь струилась со лба и, стекая по подбородку, капала на пол.

— Ох, господи! Что вы с ним сделали, окаянные? — Сапурин подошел и поддержал Валерия, посадив его в удобное хозяйское кресло, но, видя, что тот сидеть не может, перенес его на полати. Сапурин напоминал сейчас заботливую мать, нежно ухаживающую за чадом своим, а не бравого и смелого вояку, отрубающего головы врагам Отечества.

— От кого депешу везешь? — спросил Сапурин.

— По…потер…ина… — с трудом и хрипом выдавил Боронков.

— Что тебе поведал Потерин?

Валерий лишь открыл глаза и раненой рукой показал на левую грудь. Сапурин самолично стал снимать с него камзол, разыскивая бумаги.

— Не… смог Потерин… сам! Убили его. Мне… велел… бумаги, говорит, важные. Отвези. Ехал… три ночи… дни в лесу пережидал…

— Молчи! Молчи, сынок, поправишься, расскажешь обо всем! — увещевал его Сапурин.

— Я его сопровождал с несколькими солдатами… — чуть придя в себя, продолжал Валерий. Сапурин отложил документы и внимательно его слушал. — Напали… много… Отдал он мне бумаги и просил вам отдать… лично.

Сапурина отвлек жест лекаря. Тот, обнажив грудь Валерия, показал Павлу Сергеевичу глубокую рану.

— Знаю… ранен. Не смогу… — Валерий внезапно затих.

— Делай! Делай хоть что-нибудь!!! — кричал Сапурин.

— Поздно, Павел Сергеевич, если б сразу, а так… Тем более что после битья. Сразу надо было, а теперь все, — лекарь собрал свои инструменты и вышел из горницы.

Антуан, ждавший все это время в светелке, по лицу лекаря сразу понял, что дело плохо.

Глава 5

После этого случая Антуан пытался уйти из-под покровительства Сапурина, но Павел Сергеевич, поговорив и убедив Антуана не предаваться отчаянью, оставил его в Посольском приказе, а не подле себя. Антуану эта новость не принесла ни удовлетворения, ни спокойствия, но все же он был рад, что дело закончилось таким вот образом, а не иначе. За службу справную и преданность России не стал Сапурин настаивать на суде и разбирательстве проступка его.

И Андрею Гладилину велел пригрозить челяди не болтать о произошедшем и самому забыть о случае. О Татьяне была забота у Сапурина. Не хотелось, чтобы дочка его лучшего друга Кузьмы Преонского страдала по вине мужа своего ветреного. Жалко ему стало Антуана, да и царь будет не в восторге от того, что совершил его подопечный.

Не знал правды всей Антуан о Воронкове. Не знал, что осталась у того дочь малолетняя, шести месяцев от роду. Без матери осталась Елена с рождения, а теперь и без отца.

Единственной воспитательницей и поддержкой стала для Елены бабушка Прасковья Акакиевна. Узнав о гибели сына Валерия, долго оплакивала старушка долю свою, а помощи ждать было не от кого. Воронков вовремя не известил никого о дочери и незаконной супруге своей — иноземке Алсу, привезенной им из Турции.

Но вернемся к Татьяне, ожидавшей мужа своего, отправившегося в поездку по государственным делам.

Лишь к вечеру следующего дня заскрипели половицы крыльца и послышались радостные возгласы домашней челяди. Татьяна в тот момент была в светелке и вышивала золотом рушник.

Антуан, увидев, что домашние испытывают неподдельную радость от того, что он вернулся живым и здоровым, мигом забыл о неприятностях последних дней.

Пока раздевался и здоровался со слугами, подошла и Татьяна. Как загорелись глаза у Антуана! Татьяна, скромно потупив взор, тихо прошептала:

— С добрым возвращением тебя!

— Здравствуй, милая! — он, сбросив тяжелый камзол, хотел приблизиться к Татьяне, но, вовремя сообразив, что представляет видом своим недостойную картину для своей возлюбленной, остановился.

Они долго стояли друг против друг и молчали. Наконец Татьяна, истомившаяся по мужу, протянула к нему руки и сказала с улыбкой:

— Ну же, подойди, неужели жены не признаешь?

Руки его дрожали, и не было больше сил сдерживать нетерпение обнять, наконец, любимую.

Даже усталость от последнего похода и неприятностей, связанных с ним, ушла куда-то далеко-далеко. Антуан кинулся в объятия любимой.

— Татьяна! Господи Боже! Как я скучал!

Глаза ее горели, и она тоже, забыв о соблюдении приличий при челяди, тихо прошептала:

— Да, милый, да! Я тоже скучала и молилась за тебя!

Нежно отстранив ее от себя, он посмотрел на нее и вновь обнял, как бы убедившись, что это она — его любовь, его печаль.

— Антон, — назвала она мужа по-русски, — Варвара ждет приказа моего, столы накрыты, и баньку справил тебе Гаврила.

Но он как зачарованный стоял и смотрел на жену. Такое счастье наполнило душу его, что обо всем на свете позабыл Антуан. Наконец, когда Татьяна стала хмурить брови, пытаясь угадать, о чем думы его, он, как паутину, разорвал ее смущение и ответил:

— Да, я сейчас, дай только постоять вот так еще, и уверить себя наконец, что не сон это!

Татьяна с любовью посмотрела на мужа и обняла его еще крепче, вдыхая запах его тела.

Она любила своего мужа всем сердцем. Просто любила, как могла: искренне, самозабвенно.

Хотела Татьяна кольцо подарить Антуану, но он его не взял.

— Оно же родовое и принадлежать должно дитю нашему, а не мне. Я хочу исполнить наказ отца твоего, так что носить его будет наш сын. А пока спрячь его и береги, — говорил ей Антуан, наконец по-настоящему ставший ее мужем этой ночью.

Они, счастливые и утомленные, уснули уже под утро. Целый месяц не было никаких вестей от Сапурина. Этот месяц Антуан принимал как пожалованный ему отпуск. Но, когда прошла седмица нового месяца, он всерьез забеспокоился.

Все передумал Антуан: и отставку, и недовольство им. Только молодая красавица жена была у него отдушиной, она единственная, кто радовал сердце Антуана.

Как-то утром, когда молодая чета сидела за столом, к их дому подъехала карета с поверенным от князя Сапурина. У Антуана перехватило дыхание, когда он увидел в окно Михайло Данича — советника Сапурина.

«Никак дурные вести привез?» — подумал Антуан и выскочил на крыльцо навстречу Михаилу.

— Велено до штаба доставить вас, — задыхаясь от быстрой езды, уведомил Антуана поверенный, взбежав на крыльцо, — вот и бумага имеется, — он протянул Антуану конверт.

Антуан взял его в руки, ожидая самого худшего.

«Была не была! Прочту — как знать, может и смилостивился князь и доклад не доведет до царя».

Он дрожащими руками вскрыл печать. Бумага гласила, что прибыть должен Антуан к Сапурину после полудня.

— А ты, Михайло, часом не ведаешь, каков Сапурин был намедни? Может, случилось что, чего я и не ведаю часом? — спросил осторожно Антуан у Михайлы Данича, разливая по чаркам анисовую водку.

— Дак я что? Я человек чину небольшого, и спросу с меня немного, — нарочно уменьшая свои заслуги, ответил Михайло. Уж больно охоч он был до похвал. Многие знали об этом и пользовались этой, наверное, единственной слабостью Данича.

В тот день и узнал Антуан, что не быть ему любимцем царя Петра. Злые или добрые языки донесли до царя весть о бесчинстве, сотворимом Антуаном. Ежели б был он роду русского, наверное, все было бы по-другому. Сильно был рассержен Петр за выходку его в лесном домике. Официально об этом никто не говорил, но все понимали. Это, конечно, огорчило молодого француза, но уж слишком был привязан Антуан к России, чтобы обиду сильную затаить.

«Как такое могло случиться? Ну почему?» — каждый раз спрашивала Татьяна себя, когда видела пьяного мужа.

Запил он, как только прознал, что поручения его выполняет совсем молодой дворянин. Смел был новый порученец царя, смел и надежен. Это-то и угнетало Антуана. Даже после разговора с Меншиковым, когда тот хвалил Антуана и заслуги его — и военные, и торговые, ничто не изменилось в положении де Кюри.