Охотники за скальпами - Рид Томас Майн. Страница 17

Вбежав в лощину, каждый выхватил из-под седла свое одеяло, не проронив ни слова, — все без слов сами сообразили, что им надо было делать, — и они быстро закутали головы лошадей.

XVI. В западне

Почувствовав себя в сравнительной безопасности, охотники успокоились и вернулись на свой наблюдательный пункт как раз в ту минуту, когда уже довольно явственно послышался клич индейцев и топот копыт. Через некоторое время они приблизились к ручью, остановились и начали поить лошадей. После этого один за другим, выскочив из воды, все проехали небольшое пространство по долине, соскочили с лошадей и начали расседлывать их.

Было очевидно, что индейцы намереваются отдохнуть здесь до утра. Они разместились, разбившись на два отдельных отряда. При бледном свете луны Рубэ удалось разглядеть по украшениям на копьях, что индейцы разделились поплеменно: апачи отдельно от навахо. Навахо были в заметном меньшинстве, и место их отдыха было дальше от засады белых, чем место апачей.

Охотникам со своего места было слышно, как индейцы рубили своими томагавками деревья в чаще у подошвы горы, и было видно, как они стаскивали дрова к своему лагерю, сгребали их в кучу и затем зажгли костер.

Вскоре в нескольких местах запылали огни, и при свете их отчетливо можно было видеть татуировку на лицах и обнаженной груди индейцев. Узоры и краски были очень разнообразны: то красные рисунки, как бы нарисованные кровью, то глубоко-черные. У некоторых дикарей одна часть лица была черная, другая разрисована красным или белым. Другие были раскрашены пятнами, как легавые собаки, у третьих были наведены правильные цветные полосы то вдоль, то поперек тела или лица. У многих щеки и грудь были татуированы изображениями разных животных — волков, пантер, медведей, бизонов — и другими подобными фигурами. Некоторые носили на груди изображение красной руки или черепа с накрест сложенными костями под ним.

Эти уродливые и ужасные украшения не возбудили любопытства наблюдавших охотников, для большинства которых это зрелище и не представляло новизны. Но тем большее изумление вызвала с их стороны другая подробность: у большинства индейцев были блестящие, обитые медью, седла и военные каски со страусовыми перьями. Откуда они могли их добыть?

Один Сегэн знал это: они отобрали их у убитых ими кирасиров в Чихуахуа. За несколько лет до того те потерпели тяжкое поражение от индейцев.

Целых два часа наблюдали охотники каждое движение индейцев, пока совершенно не умолкли какие бы то ни было звуки в их лагере. Потухли огни, но при свете луны можно было различить распростертые тела дикарей. Между ними двигались белые фигуры. Это были их собаки, отыскивавшие всюду остатки пищи и начинавшие ворчать и оскаливать друг на друга зубы, когда одна хотела вырвать у другой лакомый кусок.

Но не одни собаки составляли стражу спящего лагеря: вдали в степи виднелись темные фигуры людей, расставленных на правильных промежутках друг от друга; это были сторожевые посты, надзиравшие за лошадьми.

Очень долго еще лежали охотники, не смыкая глаз, обдумывая на все лады свое собственное положение, начинавшее мало-помалу проясняться в голове каждого со всеми осложнениями, трудностями и опасностями, какими оно могло грозить.

Ведь вполне возможно, что индейцы вздумают остаться здесь, чтобы поохотиться; как быть тогда?.. Эта мысль как будто в одну минуту пришла всем в голову, и они озабоченно и тревожно переглянулись между собой.

— В этом нет ничего невероятного, — тихо и раздумчиво проговорил Сегэн. — По-видимому, у них нет запасов мяса при себе, — и не могут же они отправиться на юг без запасов. Тут ли или в каком-либо ином месте, но поохотиться и сделать запас им необходимо; отчего же и не здесь?

— Ну, тогда мы очутимся в славной западне, — проговорил один из охотников, обведя рукой вокруг и указав сначала на лощину, а потом на гору. — Как мы тогда выберемся, вот что я хотел бы знать!

Все невольно проследили за рукой говорившего, также мысленно охватывая свое положение.

Перед ущельем, в котором они находились, тянулась линия индейского лагеря на расстоянии не более ста шагов от скалы, высившейся вокруг входа в их засаду.

Стража индейцев расположилась еще ближе, но если бы даже она уснула, выбраться мимо нее было бы все равно невозможно без того, чтобы не встретить собак, бродивших во множестве вокруг лагеря.

Позади их отвесной громадой высилась гора — пытаться переходить через нее было явно и несомненно немыслимо. Да, они очутились в западне.

— Проклятие! — воскликнул один из охотников. — Мы погибнем от голода и жажды, если эта медно-красная шайка решит остановиться здесь для охоты.

— Мы можем погибнуть еще раньше, — заметил другой. — Достаточно, чтобы им пришло в голову взобраться сюда.

В этом не было ничего невозможного, хотя не было и большой вероятности. Ущелье представляло род глухого переулка, тупика, косо изгибавшегося в направлении горы и кончавшегося у подошвы утеса. Ничего в нем не было такого, что могло бы привлечь индейцев.

Да, но собаки! Возможность этой опасности была очевидна, но не было никакого способа предотвратить ее. Достаточно простой случайности, которая привела бы в ущелье одну или несколько собак, — например, в поисках пищи, — и охотники почти несомненно погибли.

— Если только они нас не откроют, — сказал, приободрясь, Сегэн, стараясь своим настроением повлиять на людей, — то два-три дня мы все же как-нибудь можем прожить орехами. Когда они выйдут, придется заколоть одну из наших лошадей. Много ли у нас воды?

— К счастью, вся посуда почти полна, — сказал ловец антилопы.

— Но наши бедные животные как исстрадаются! — заметил озабоченный судьбой своего Моро Галлер.

— Жажда не угрожает ни нам, ни животным, — ответил ему успокоительно Эль Соль, взглянув на землю, — до тех пор, пока у нас есть вот это.

И он ткнул ногой в проросшую в скале круглую массу; это была съедобная разновидность кактуса.

— А их тут сотни, смотрите!

Все они знали, как этот плод спасает жизнь в затруднительных случаях, но раньше их не заметили; теперь же смотрели на них с чувством успокоения и удовлетворения.

— Товарищи, — сказал Сегэн, — нам неблагоразумно утомлять себя. Кто может уснуть, пусть спит; достаточно бодрствовать двоим — один останется у входа в ущелье, а другой здесь наверху. Подите вы вниз, Санчес.

Бывший охотник на диких быков молча ушел и расположился на указанном посту. Спустились вниз и другие, но только затем, чтобы посмотреть, хорошо ли запутаны лошади; потом они вернулись на гору, завернулись в одеяла и проспали весь остаток ночи.

Когда чуть забрезжил рассвет и над прерией на востоке обозначились первые светлые полосы, все три лагеря проснулись и зашевелились. Но голоса дикарей раздавались громко и свободно, и высокие, рослые фигуры сынов пустыни бодро и непринужденно двигались по равнине, — тогда как в лагере белых все шепотом коротко поздоровались между собой и поспешили, с мучительной тревогой в душе, занять снова свои наблюдательные посты.

Уже через несколько минут у них не оставалось сомнений насчет ожидавшей их участи. Индейцы снова тащили нарубленные дрова и разводили костры… Было ясно, что они намереваются остаться на своем месте.

— Да, мы очутились в западне, это несомненно. Интересно было бы только знать, надолго ли мы тут застрянем?

— По крайней мере, на три дня, а может быть, и на четыре, и на пять.

— Почему вы думаете, что так долго? Весь запас мяса, какой им нужен, они отлично могут сделать и в один день. Бизонов там много, вот посмотрите, — продолжал оптимистически настроенный охотник, указывая на темную массу, очертания которой прояснялись на светлеющем небе. — Это стадо бизонов.

— Это-то верно, настрелять они могут, конечно, успеть и в день, сколько нужно. Но как же они могут успеть провялить или высушить мясо скорее, чем в три дня, вот что вы мне скажите?