Полное затмение - Жапп Андреа. Страница 6

– Уходите. Я дала вам то, что вы хотели получить. Теперь уходите.

– Двести фунтов, женщина. Это моя последняя цена.

– А мой последний ответ – нет.

– Вы совершаете большую ошибку, – пропела Од. – Я всегда добиваюсь желаемого. Так или иначе.

– Осторожно, я знаю грозные тайны.

Од закрыла глаза. Очаровательная улыбка озарила ее лицо. Она прошептала:

– Они мне не страшны. Сколько людей хотели, чтобы я умерла или испытала жестокие мучения! Могу поклясться, что некоторые из них щедро платили таким, как вы, чтобы достичь своей цели. Но я, как видите, жива и здорова. Я пришла к выводу, что я никогда не умру и не познаю, что такое старческие недуги. Вы не внушаете мне страха…

Од открыла глаза. Зеленый взгляд глубоких как озера глаз устремился на ведьму. Суровый, твердый голос продолжал:

– И я получу Анжелику. Это каприз и обещание. Я охотно уступаю своим капризам и всегда сдерживаю обещания.

Лицо Од помрачнело. Два года назад она впервые в своей жизни не выполнила данное слово. Она обещала камерленго Гонорию Бенедетти жизнь мадам де Суарси, ныне графини д’Отон, и три манускрипта, спрятанных в аббатстве Клэре. Но ей пришлось познать горечь поражения. Она оправдывала себя тем, что ей попалась негодная подручная, монахиня, завербованная прелатом. Жалкое оправдание. Она собственными руками убила эту Жанну д’Амблен. Зловредные существа с когтистыми лапами, должно быть, устроили пир, обглодав эту подлую душу, у которой было так много на дебете и так мало на кредите.

А она сама, чем она могла гордиться? Каким кредитом она обладала? Честь. Это единственное, что осталось у нее нетронутым. Странная честь, приспособившаяся ко лжи и убийствам. Честь, правила которой придумала она сама. Слишком легкая гиря на чаше весов, неспособная уравновесить другую, чашу дебета. Анжелика. Анжелика не была прихотью холеной женщины. Уже час назад Од убедила себя, что очаровательная девочка с предопределенным именем была той самой гирей, которой ей не хватало, чтобы погасить часть долга. Она получит Анжелику. Она воспитает девочку как родную дочь, даст ей то, что этот мир предоставил ей самой только после упорной борьбы. В конце концов, если она вернет Богу одного из его ангелов, Он, несомненно, проявит к ней милосердие.

Как вырвать девочку из когтей ведьмы, которая, вероятно, ей еще понадобится, чтобы погубить незаконнорожденную дворяночку? Ждать, предвидеть. Терпение было одним из самых надежных видов оружия женщин. Они превосходно владели им. Тем более что мадам де Нейра, будучи осмотрительной особой, с трудом верила во всемогущество ведьм, какими бы грозными они ни были. Она считала махинации и яды более верным, в каком-то смысле реальным средством. Ба, если кто-то может больше, значит, он может и меньше!

Мадам де Нейра удобно устроилась в крытых ломовых дрогах, ждавших ее в десяти туазах от лачуги. Ее план постепенно претворялся в жизнь. Накануне Од получила от камерленго Гонория Бенедетти известие, которого ждала с нетерпением вот уже несколько недель. Название другого женского аббатства, расположенного в Шампани. На этот раз подручные Гонория хорошо поработали. Разумеется, дорога будет долгой и утомительной, но Од де Нейра уже наслаждалась своей будущей победой.

Дворец Лувр, окрестности Парижа, апартаменты Гийома де Ногаре, август 1306 года

Джорджио Цуккари, генерал-капитану ломбардцев [16] Франции, было жарко в парчовом плаще. Ему казалось, что шаперон [17] весит фунтов двадцать.

Хотя излишняя полнота сковывала движения ломбардца, он не стал прибегать к услугам лодочников, перевозивших пассажиров и их поклажу между Нельской башней и Лувром. Он предпочел пробивать себе дорогу локтями в адской уличной суматохе, где его толкали зеваки, торговцы, нищие, проститутки, где ему досаждали мириады мух, слетавшихся на груды отходов, что валялись вдоль центральных канав. Он, задыхаясь, поднялся по лабиринту узких улочек, неспешно пересек остров Сите и добрался до Большого моста, выходившего на улицу Сен-Дени. Порой он возвращался назад, давая себе время, чтобы вновь и вновь все обдумать. Наконец он очутился возле толстой башни Лувра.

Работы по возведению дворца на острове Сите, задуманного Людовиком Святым, до сих пор не начались, и вся государственная власть еще была сосредоточена в суровой крепости Лувра, расположенной сразу за границей столицы, недалеко от ворот Сент-Оноре. В цитадели, которая по-прежнему была лишь неприступным донжоном, построенным по приказу Филиппа II Августа, [18] стремившегося сосредоточить в одном месте канцелярию, Счетную палату и казну, все ютились как могли.

На прошлой неделе Джорджио Цуккари испросил аудиенции у советника, приближенного к королю, не объяснив причин своего визита. Ногаре тут же удовлетворил его просьбу. Помимо того, что Цуккари был самым крупным банкиром Французского королевства, – а со своим банкиром ссорятся лишь тогда, когда не могут вернуть ему деньги, – капитан ломбардцев обладал прекрасной репутацией. Ломбардец был безукоризненно честным человеком, что весьма импонировало суровому Гийому де Ногаре. Цуккари без колебаний продлевал срок выплаты займа до двадцати четырех месяцев, что не часто делали другие заимодавцы.

Привратник открыл дверь, и мсье де Ногаре вошел в прихожую. Цуккари встал с кресла, в которое в изнеможении опустился несколько минут назад.

– Мой старинный друг, – приветствовал ломбардца Гийом де Ногаре, протягивая руки, что служило знаком сердечности – чувства, столь редко проявлявшегося у советника.

– Мессир, благодарю вас, что вы так быстро меня приняли.

– Ваши визиты всегда доставляют мне радость.

Улыбка озарила худое лицо советника. В тысячный раз в голове Цуккари промелькнула одна и та же мысль. Ногаре было лет тридцать, но он казался глубоким стариком. Он был невысокого роста, почти тщедушным. Странные, словно мраморные, веки, лишенные ресниц, делали его лицо еще более неприятным. Ногаре остался верным скромной длинной мантии легистов. Единственной уступкой роскоши была велюровая шапочка, покрывавшая голову и уши.

– Они доставляют радость мне и к тому же оказывают честь, – сказал Цуккари, склоняя голову.

– Присядем, мой добрый друг. Скоро нам принесут виноградный сок и сливовое пюре.

Это был особый знак уважения, поскольку все знали, что Ногаре не давал себе труд любезничать со своими многочисленными визитерами. Уважения, но также и политической тонкости, ведь Цуккари был не только заимодавцем сильных мира сего, но и пользовался доверием понтификов, начиная с высокомерного Бонифация VIII. Климент V, [19] нынешний понтифик, не был исключением. Люди, даже Папы, уходят, а тайны Рима остаются и никогда не исчезают.

– Вы умолчали о цели вашего визита, мой славный Цуккари…

Ломбардец недовольно поджал губы и вновь уклонился от прямого ответа:

– Просто я в затруднительном положении, монсеньор. В очень затруднительном.

В течение нескольких секунд Ногаре рассматривал своего визави: его маленькие толстые ладони, которые тот нервно сжимал, пот, выступивший над верхней губой.

– Черт возьми! – удивился Ногаре. – Я впервые вижу вас в затруднительном положении…

После короткой паузы советник добавил:

– Я наблюдал за многими людьми, лишь делавшими вид, будто они попали в неприятный переплет, и понимаю, что вы действительно не решаетесь сказать правду.

Джорджио Цуккари одобрил этот сомнительный комплимент кивком головы и все же решился:

– Будет лучше, если я обо всем расскажу вам. Я вернулся из Рима…

Он замолчал, поскольку в комнату неслышно вошел слуга с подносом, на котором стояли высокие бокалы из граненого хрусталя и розетки со сливовым пюре. Ногаре, даже не взглянувший на слугу, жестом дал понять, что тот свободен.

вернуться

16

В средневековой Франции ломбардцами называли всех банкиров, как итальянцев, так и евреев. (Примеч. автора.)

вернуться

17

Шаперон – средневековый головной убор. Вначале представлял собой капюшон с длинным шлыком и пелериной, затем превратился в пышное и достаточно дорогое сооружение, напоминающее тюрбан, дополнительно украшавшийся фестонами.

вернуться

18

Филипп II Август (1165–1223) – единственный сын Людовика VII и Адели Шампанской, дед Людовика Святого. (Примеч. автора.)

вернуться

19

См. Го, Бертран де в «Кратком историческом приложении» в конце книги. (Примеч. автора.)