Крылья Киприды - Крупняков Сергей Аркадьевич. Страница 18

— Не знаю. — Сириск сказал правду и больше говорить не хотел и не мог. — А далеко ли до города? — решил он переменить тему разговора.

— Далековато. Если морем — день пути. А если верхом — и того больше. Охотник помолчал и добавил. — Да ты не спеши! Мы с женой никуда тебя не отпустим в такую погоду. Отдохнешь у нас — а там с богом и в путь. Несчастье твое велико, но не следует потерять еще и здоровье. А вот и дом, — сказал он.

В темноте мелькнул огонек, и они услышали блеяние овец. Собаки радостно бросились к сараю. Охотник отрезал им несколько кусков мяса — того, что отрубил от туши волка.

— Пойдем в дом, — сказал он и пропустил его вперед.

Познакомив Сириска с женой и их детьми — двумя чудесными девочками и двумя хитроглазыми мальчуганами, охотник пригласил гостя отдохнуть, пока готовится обед, и попросил его, если гость пожелает, рассказать о себе.

— Зовут меня Сириск, — начал гость, — родом я из Херсонеса, с клера Эйфореон, что на западе от Керкинитиды. Вот уже два года я не был дома: судьба была ко мне неблагосклонна. Я попал в плен. — Сириск вспомнил слова Гелики «сохрани тайну ойропат» и замолчал.

— А у кого ты был в плену? — спросил хозяин. — Последнее время стало очень тревожно. Если раньше мы знали только скифов, то теперь неведомые нам племена все чаще нападают на клеры, и мы живем в тревоге.

— О, да! Я знаю сам — ведь наш дом тоже сожгли. Но он был на западе, а ваш клер южнее — значит, вы в безопасности.

— Да сохранят нас боги! — слова Сириска явно обрадовали всех. Хозяин не скрывал радости, что пригласил его в гости.

— Да будут боги благосклонны к вашему клеру, — сказал Сириск.

— Да помогут они и твоей семье, Сириск, — ответил хозяин.

— А как тебя зовут? — спросил Сириск у хозяина.

— Мегакл, — улыбнулся хозяин. — И коль мы оба из Херсонеса, то должно быть, в детстве бегали где-то рядом…

— Да… — ответил, улыбнувшись, Сириск. — Только я был лет на десять младше. И юность провел в Афинах. А как наш город? Два года я не видел его.

— Стоит, — тепло сказал Мегакл, — только времена теперь тяжелые.

— Олигархи? — Сириск помрачнел.

— И те и другие. Их не разберешь. А тут скифы обложили всю степь и предгорье.

— Кто нынче в стратегах? — Сириск оживился.

— Агасикл, — был ответ. — Сыновья его взяли силу, говорят…

— Евфрон?

— И Евфрон… да и Апполодор… да и все они…

— Евфрон жив? — спросил Сириск дрожащим голосом.

— А что ему сделается? — Мегакл внимательно всмотрелся в лицо Сириска. — Правда, после набега, говорят, он был ранен, но выжил. Впрочем, я уже год не был в городе. — Мегакл что-то говорил, но Сириск уже не слышал. События детства нахлынули, и остановить воспоминания было уже невозможно. Слова и лица стали выплывать из прошлого, как будто это было вчера…

— Говорят, у них лучшие кони во всей Таврике! Если бы ты, Сириск, решился — мы смогли бы увести их! Знать бы только туда дорогу. Твой отец — он знает! Если бы ты…

— Ты с ума сошел, Евфрон! — спокойно ответил Сириск. — Если бы даже отец указал нам дорогу — а он никогда этого не сделает, — то живыми нам не вернуться. Скифы берегут своих коней как зеницу ока. И увести даже пару — невозможно!

— Трусам — да!

Евфрон насмешливо сощурил глаза, и его знаменитая усмешка, которой подражали все мальчишки, вновь ранила Сириска. И боль обиды была нестерпима.

— Я не трус, и ты это знаешь, — глаза Сириска жестко сверкнули, — но и не глупец.

— Я тоже не глупец, Сириск. — Евфрон примирительно обнял друга за плечи. — Именно поэтому я и рассчитываю на тебя! Кто еще может? Тимон?

— Ха! У него только девочки на уме…

— Апполоний? Так он еще дитя… А мы скоро будем эфебы. Можно взять еще Сострата, хотя он и болтун, но в свои четырнадцать успел побывать в бою.

— И, кроме того, он легкий. А на это вся надежда. Мы легкие, а значит, кони не устанут в погоне.

— Так ты согласен? — сжал кулак Евфрон в знак восторга.

— Но отец! И мама… если она узнает… И кроме того, Сострат… Он все выболтает… сам знаешь кому, и она разнесет все по городу.

— Сделаем так, — Евфрон уже вошел в привычную роль стратега: — Сострату скажем только в дороге, а дорогу вызнаем хитростью — это твое дело. Я же возьму у Никанора лошадей, правда, придется…

— Знаю. Этот хитрец потребует долю… — Сириск не договорил.

— Придется попытаться отбить по три на брата, чтобы Никанор пошел на риск.

— И отдать ему трех скакунов в придачу к трем его клячам?! — Сириск сжал кулаки.

— Ничего! Если дело выгорит, мы его так пугнем, что рад будет и одному! Итак, послезавтра на рассвете…

Была лунная летняя ночь, и они, совсем еще мальчишки, опьяненные надеждой и опасностью, разошлись по домам.

…Жеребец, вороной, с белой звездой во лбу навострил уши, явно почуяв их. Все трое, усталые, голодные, ободранные, после пяти дней скитаний по горам, все же набрели на табун коней, среди которых властвовал этот вороной. Своих лошадей, тех, что дал им Никанор, они спрятали еще вчера вечером в ущелье, стреножив их на сочном лугу. Ах, как не похожи были их клячи на тех, которых они увидели с высокой скалы. Они, спрятавшись в ковыле, ждали все утро. И вот награда за терпение: табун мирно пасся на косогоре, и только один пастушок верхом, в полусне, следовал чуть поодаль. Наконец, он спешился и, стреножив свою кобылку, улегся в тень под дикой грушей. И теперь единственный, кто мог им помешать, был вороной. Он ревниво следил за табуном, и все чаще вострил уши в сторону, где лежали трое.

— Что, будем ждать ночи? — Евфрон прошептал это губами беззвучно, и Сириск пожал в ответ плечами. Сострат, весь сгорая от страха и восторга, не отрывал взгляда от вороного и только изредка трогал нож, прилаженный к ноге.

— Кони не дадутся чужим, — прошептал Сириск.

— Не страшно. Они стреножены. Главное — спокойно накинуть уздечки и не спешить. — Евфрон заранее подумал об уздечках, и у каждого их было по три.

— Накинуть три уздечки, разрезать путы на ногах… Но если жеребец заржет и пастух проснется… А стрел у него полный колчан…

— Значит, нужно, чтобы был пустой! — Евфрон взглянул на Сострата. — Ты у нас, кажется, знаменитый лазутчик?

Сострат, ни слова не говоря, кивнул и пополз к груше, туда, где спал пастух.

А Сириск и Евфрон уже присмотрели себе первую жертву, хотя брать можно было любую. Все кобылки были как одна, трехлетки, светло-серой масти в яблоках. К счастью, ветер подул от табуна, и жеребец успокоился.

— Наверное, это табун скифского царя, — прошептал Евфрон.

— Почему?

— Посмотри, у всех в гривах вплетена красная ленточка. Я слышал, красная лента — это отличие царских коней. Скифы не клеймят лошадей, как тавры. Конь для них — божество…

— Так не лучше ли нам унести ноги подобру…

— Может быть и лучше, — Евфрон привстал, и взгляд его метнулся к груше, — но поздно…

И оба увидели: Сострат бежал, волоча за собой колчан со стрелами. А издалека, с той стороны табуна, бешено лая, неслись три огромных пса. Сострат бросил колчан. Собаки были готовы броситься на него.

Евфрон и Сириск, не сговариваясь, вскинули луки. К счастью, Сострат был уже близко, и две стрелы, выпущенные почти в упор, попали в цель. Огромный пес — вожак, пронзенный в горло, перевернулся и юлой завертелся в ковыле, пытаясь перегрызть стрелу. Второй получил стрелу в бок и повалился рядом с первым. Третий в прыжке свалил Евфрона на землю и попытался вцепиться ему в горло, но юноша защитился луком. Пес успел ухватить зубами пальцы Евфрона. В это мгновение Сириск в прыжке нанес сильнейший удар древком лука по голове псу. Это и спасло Евфрона. Пес повернул рычащую пасть в сторону Сириска и получил удар ножом в живот. Еще мгновение — и второй удар луком отбросил пса в сторону. Он завизжал, и рычание его сменилось предсмертным хрипом.

И тут они увидели: пастух зажег стог сена, и белый дым столбом поднялся в небо. Пастух бежал к ним.