Джэксон остается в России - Свиридов Георгий Иванович. Страница 21

К концу третьего раунда превосходство техники над грубой физической силой было настолько очевидным, что в зрительном зале стали раздаваться насмешливые возгласы:

– Малыш, пожалей взрослого дядю!

Судья на ринге после очередного падения «молотобойца» вынужден был остановить поединок и присудить победу Сиднею Джэксону ввиду явного преимущества. Такое решение оказалось не по душе Гренвилю. Тяжело дыша, как загнанная лошадь, он вступил в пререкания с судьей. «Молотобоец» не хотел признать свое поражение. Судья сделал ему замечание. Под одобрительные крики своих поклонников Гренвиль, размахивая руками, стал кричать на судью. Сидней пожал плечами и отошел в сторону, наблюдая, как судья и боксер в энергичных выражениях выясняют свои отношения.

Через канаты на ринг перелезли два рослых полицейских. Красноречиво размахивая дубинками, они вежливо предложили разбушевавшемуся боксеру покинуть помещение:

– Представление окончено, сэр!

В раздевалке мистер Норисон сдержанно похвалил Сиднея, а Максуэлл превратился в заботливую няню. Он расшнуровал Сиду перчатки, размотал бинты, помог разуться и, радостно похлопывая по плечу, проводил в душевую:

– Ты сегодня молодчина! Давно я не видел такого боя. Восхитительно! Порадовал ты меня, словно тысячу долларов подарил.

– Подожди, старина, будут и доллары.

– Да разве в них счастье, Сидди? Здоровье и сила не оцениваются чековыми бумажками. А талант? Талант, мальчик, – это вместе со здоровьем и силой бесценное состояние! Вот чем ты обладаешь.

Пока боксер и тренер мылись в душе и одевались, мистер Норисон занимался бухгалтерией. Приобретая еще одного боксера, чей талант был бесспорен, но, как неотшлифованный алмаз, пока не имел должной цены, мистер Норисон решил сначала создать молодому спортсмену имя, «отшлифовать» его в нескольких матчах с известными боксерами. Антрепренер знал, что организовать подобные встречи – дело далеко нелегкое, ибо каждый профессионал был весьма щепетилен в выборе своего противника и соглашался выступать только с равным или старшим по титулу. В этом заключалась своя логика: в случае поражения можно легко его объяснить и объявить о намерении взять реванш. Бой же с новичком в случае поражения грозил весьма печальными последствиями, падением репутации.

Однако Норисон, зная, что каждый профессионал жаждет как можно больше заработать, предлагал им независимо от результата матча три четверти гонорара. На эту приманку клюнули многие. Имя Джэксона еще ничего не говорило, и, вполне естественно, у мастеров кожаной перчатки вспыхивало желание подзаработать, сорвать легкий куш, отколотив зеленого новичка.

Мистер Норисон выбирал Джэксону наиболее именитых противников, обладающих титулами чемпионов города, штата. Давая им высокие гонорары, он сам не оставался в накладе, компенсируя расходы ставками в тотализаторе. Уж он-то знал, кто окажется победителем и на чье имя можно ставить!

Победы Джэксона следовали одна за другой. Сидней нокаутирует «тигра» из Пенсильвании, выигрывает матч в Кливленде, заставляет отказаться от продолжения поединка длиннорукого «гориллу» из штата Нью-Джерси. Успех сопутствовал ему, судья на ринге неизменно поднимал вверх перчатку Сида:

– Победил Джэксон!

Многие профессиональные боксеры стали завидовать успехам молодого спортсмена. «Парню улыбается судьба», – говорили одни. «Парню просто везет!» – вторили им другие. Но только антрепренер, тренер и очень немногие из близких знали секрет «везучести» Джэксона. Он тренировался ежедневно. Его тренировки измерялись часами. Кроме того, на следующий день после боя он не бездельничал, как другие, а проводил активный отдых: колол дрова, пилил бревна или совершал многочасовые загородные прогулки.

2

Олт-Гайтман всячески стремился удержать Сида в мастерской. Имя молодого боксера служило отличной рекламой. О каждом его поединке писали в спортивных отчетах. Журналисты не бескорыстно восхищались талантом Джэксона. За каждую строчку, помимо основной платы, они получали двойной гонорар от мистера Норисона. И Олт-Гайтман старательно вырезал репортажи и статьи, в которых упоминался его рассыльный Сидней Джэксон, и подклеивал их в страницы альбомов мод, которые лежали на столе к услугам заказчиков.

Но Сид появлялся в мастерской ателье все реже и реже. Сначала он отвоевал время на тренировку, потом договорился с Олт-Гайтманом о том, что накануне состязаний также не будет работать. Потом не приходил по неделям. Популярность Джэксона как боксера росла с каждым новым поединком, и старик скрепя сердце шел на уступки, соглашаясь на все, лишь бы только совсем не упустить доходную рекламу. Готовые костюмы стали разносить заказчикам другие рабочие мастерской, ученики, а на долю Сида оставались только именитые, денежные клиенты, те, которыми особенно дорожил Олт-Гайтман.

Так было и сегодня. Олт-Гайтман сам упаковал в картонку выполненные заказы и, вручая Сиднею адреса, хитро улыбался:

– Для такого силача – это сущие пустяки. Одно удовольствие, а не работа.

– Мне уже начинает надоедать бегать с коробками, – хмуро ответил Сид.

– Надоедать? Почему же?

– Ну не надоедать, я не то слово сказал. Просто неудобно.

– Разве работать стыдно?

– Вроде того. Иной раз идешь по улице, и сзади тебя шепот. Или мальчишки окружат: «Сидней идет! Сидней идет!» Ну, разумеется, и все пешеходы глаза таращат. Хоть провались сквозь землю. А тут еще эта коробка. Грузчик не грузчик, рабочий не рабочий, просто что-то вроде лакея.

– Милый Сидди, я еще несколько лет назад предупреждал тебя. Помнишь? Ну скажи мне, помнишь слова Олт-Гайтмана?

– Да, помню.

– Вот-вот… Я все предвидел…

Джэксон молча пожал плечами. Потом взял корзинки и двинулся к выходу.

День был на редкость неудачным. Клиенты жили в разных концах города. Сиднею пришлось, чтобы успеть доставить за день все заказы, прибегнуть к помощи транспорта.

К вечеру у него оставались еще две картонки. Он прочел адреса. Какой-то Хлеркс из мебельного магазина и миссис Сильвия. Зная по опыту, что женщины любят подолгу копаться и рассматривать готовое платье, Сид решил сначала доставить заказ Хлерксу. Тот оказался долговязым, тощим молодым исландцем. Он попросил минуточку подождать, пока отпустит покупателя. Минутка продлилась добрый час.

Настроение, и без того мрачное, было испорчено вконец. До каких пор он будет таскаться по городу с этими проклятыми коробками? Что он, в самом деле, держится за место? Не пора ли кончать? Гордость, сознание своего нового положения, окрыленность успехами и надеждами требовали от Сиднея пересмотреть свое место в жизни, произвести переоценку ценностей. Однако разум, основываясь на простых арифметических подсчетах, упрямо твердил, что рисковать еще рановато, что еще не настало время лишаться такой в сущности легкой работы, обеспечивающей постоянный заработок.

…Миссис Сильвия жила в новом роскошном пятнадцатиэтажном здании. Негр-лифтер почтительно распахнул перед Джексоном дверцу в кабину и склонил голову:

– Вам, масса, на какой этаж?

Сидней назвал имя клиентки. Негр издал какой-то звук, похожий и на восхищение и на удивление, захлопнул дверцу и нажал кнопку. Кабина бесшумно заскользила вверх. Лифт только начинал входить в моду и, естественно, вызывал у юного американца большой интерес. Джэксон даже помечтал о том, что со временем будет жить обязательно в таком доме, где есть роскошный лифт. Как это здорово придумано: нажал кнопку – и ты едешь вверх, нажал другую – вниз.

На площадке десятого этажа лифт остановился. Негр поспешно открыл кабину и указал пальцем на дверь квартиры:

– Вам сюда, масса.

Сидней кивком поблагодарил лифтера. Позвонил.

Дверь открыла молодая женщина, на ней был шелковый домашний халат синего цвета с широкими рукавами, обнажавшими до локтей руки, сильные, чуть тронутые загаром. Светлые волосы, волнистые, непослушные, спадали на плечи, обрамляя овальное лицо, на котором, словно два голубых цветка, опушенные длинными ресницами, смеялись глаза.