Мне жаль тебя, герцог! - Волконский Михаил Николаевич. Страница 21
— Вот именно, графа Линара!
— Графа Линара можно снова вызвать! Стоит только написать об этом в Дрезден!
— Но удобно ли будет это по дипломатическим конъюнктурам? Ведь мы, помнится, тогда потребовали его отозвания?
— А теперь просим его вернуться сюда вновь, чтобы загладить прошлое; это будет вполне тактично.
Бирон был человеком совершенно невоспитанным и от природы бестактным, но именно поэтому любил рассуждать о приличии и такте. Впрочем, в этих вопросах, в особенности когда они касались дипломатических дел, Остерман был для него авторитетом.
— Если вы находите возможным, — сказал он, — написать в Дрезден, тогда напишите поскорее!
— Я могу сделать это, только получив от вашего высочества приказание, как от регента Российской империи! По вашему распоряжению я могу написать официально!
— Да, да, я поручаю вам написать официально!
— Воля вашего высочества будет исполнена! — торжественно заявил Остерман и замолк.
Бирон был в восторге от своей выдумки. Он был полностью уверен, что это ему пришло в голову выписать Линара, чтобы воспользоваться им как сильным козырем в игре с принцессой. Эта комбинация была ему особенно приятна потому, что убеждала его в том, что он — тонкий знаток женщин. Но он все-таки не мог не отдать справедливости и Остерману, который так хорошо понимает его, Бирона, и, прощаясь с ним, он сказал, отвечая на его поклон:
— Я удивляюсь, как в таком больном теле бодрствует такой здравый ум, вопреки пословице, что в здоровом теле и здоровый ум!
— Бывают и исключения, ваше высочество! — улыбаясь своими тонкими, бескровными губами, проговорил Остерман. — Бывает, что и в очень здоровом теле совершенно никуда не годный ум… процветает!
Когда Остермана выносили из дворца, он внутренне торжествовал. Теперь он не сомневался в окончательном падении Бирона, так как видел, что герцогу и думать нечего о том, чтобы совладать с принцессой Анной; но он, Остерман, мог быть за себя спокоен — у него для себя теперь была страховка в письме в Дрезден с вызовом графа Линара, которое он сегодня же напишет. Но как Бирон был уверен, что до этой комбинации он дошел сам, так и Остерман забыл теперь о том, что он сам-то действовал все-таки не совсем самостоятельно, а по подсказке Андрея Ивановича Ушакова.
31
СТАРАЯ СОБАКА
— Я — старая собака, — сказал Иоганн, натягивая ботфорты герцогу, — и говорю вам, что все это очень плохо!
— Ты ничего не понимаешь! — ответил своему доверенному камердинеру Бирон. — Напротив, все очень хорошо! И Андрей Иванович Остерман говорит то же самое!
— Я Остерману не верю! — сквозь зубы проговорил Иоганн.
— Кому же после этого верить?
— Никому! Одному только Иоганну. Он один ошибиться не может.
— Отчего же так?
— Оттого, что я — старая собака и действую чутьем. Надо сейчас же показать власть и силу, пока еще не увидели, что нас можно не бояться! Велите сейчас же арестовать принцессу, а императора с почестями и церемониями перевести во дворец к вам!..
— Что за вздор! — усмехнулся герцог. Он был так доволен собой, что совет Иоганна показался ему смешной шуткой.
— Велите сейчас же, — повторил Иоганн, — завтра уже будет поздно!
— Полно, Иоганн! Видишь ли, нельзя управлять все только силой! Нужны также сноровка и хитрость!
— Хитрость — хитростью, а сила — силой! — угрюмо сказал Иоганн. — Я боюсь тут каких-нибудь внезапных подвохов!
— Что ты этим хочешь сказать?
— А то, что вчера под видом гадалки во дворец приходила какая-то француженка и беседовала с принцессой и Юлианой!
— Глупости! Ты не знаешь женщин, Иоганн! Они очень падки на всякого рода гадания! Покойная императрица тоже любила гадателей с тех пор, как оправдалось, казавшееся сначала невозможным предсказание одного из них, что она займет императорский престол.
— Да, но эта гадалка мне не нравится! Уж что-то она очень таинственна!
— Все гадалки таинственные, уж таково их ремесло.
— Но эта тщательно скрывает свое местожительство!
— Да разве трудно было выследить ее? Или ты не догадался послать за ней верного человека?
— Конечно послал, но этот осел Станислав оказался на этот раз неисправным и потерял все следы.
В другой раз такое сообщение вызвало бы приступ вспыльчивости у герцога, но сегодня он был в духе и потому только рассмеялся.
— Как же это он потерял их?
— Да кто его знает? Наплел какую-то околесицу! Одно несомненно, что он выпил! Пришел ко мне, потребовал людей, чтобы захватить в трактире человека, оставленного им там будто бы сонным, а когда туда пришли, то оказалось, что никакого человека там и нет!
— Твой Станислав, очевидно, соврал!
— Очень может быть. Но не в нем дело, вся суть в этой гадалке. Надо во что бы то ни стало узнать, что она говорила принцессе. Очевидно, это она придала смелости ей, а если это так, то, значит, что та гадалка была подослана и, очевидно, существует кто-то, желающий руководить принцессой против вас.
— Но кто же это может быть?
— Кто его знает? Остерман, Миних…
— Да ведь они же — немцы, и я объяснил им, что они сильны лишь до тех пор, пока мы все трое вместе!
— Ну я не знаю, герцог, может быть, и иной кто-нибудь!
— Иного никого нет и не может быть. Все это — вздор! Недоставало еще того, чтобы мне нужно было бы бояться какой-то там гадалки!
— Всегда надо бояться того, что неизвестно, а я докладываю вам, что мы этой гадалки еще не нашли.
— Перебрать всех гадалок в Петербурге!
— Да я-то вот думаю, что на самом деле то была не гадалка; ведь обыкновенной ворожее нет основания скрывать свой адрес, когда ее зовут во дворец. Напротив, этого довольно, чтобы все фрейлины и придворные дамы стали бы обращаться к ней за советами. Поэтому настоящей гадалке, существующей своим ремеслом, важно, чтобы ее имя стало как можно шире известно и чтобы все знали адрес, где она живет.
— Да что ты пристал ко мне с этой своей гадалкой! У меня заботы есть гораздо более важные!
— А я, как говорю вам, чувствую, что это важнее всего!
— Вовсе нет! Подай мне перчатки и шляпу. Карета подана?
— Ждет у подъезда. Далеко изволите ехать?
— В Зимний дворец, к принцессе.
— Вместо того, чтобы арестовать ее?
— Ах, Иоганн, я уже сказал тебе, что там, где действует человеческий ум, сила не нужна. Поверь мне, я слишком хорошо знаю сердце женщины, чтобы справиться с такой принцессой, как Анна Леопольдовна! У меня есть против нее оружие!
Герцог взял шляпу, перчатки и быстрыми шагами направился к выходу.
Иоганн посмотрел ему вслед и покачал головой. Он именно только чутьем, но зато совершенно определенно, чувствовал, что герцог, которому он служил уже тогда, когда тот был еще простым Биреном, дошел до того предела высоты, с которого для него начнется падение. И, злой, со стиснутыми зубами, Иоганн вышел из кабинета герцога.
В коридоре его поджидал Станислав.
— Что, нашли где-нибудь? — спросил его Иоганн.
— Да нет же, пане Иоганн! Я пришел еще раз уверить вас в том, что я совершенно ни в чем не виноват! Я же чрезвычайно ловко всыпал ему сонный порошок, тот самый, который…
Иоганн сделал нетерпеливое движение рукой.
— …и он, — быстро стал продолжать Станислав, — отлично выпил вино с порошком, ничего не заметив, и почти тут же заснул.
— Я это слышал уже несколько раз!
— А потом его в трактире не оказалось. Приехал толстый молодой человек, узнал в нем своего товарища и увез его, а куда — неизвестно. Вот и все, что я смог узнать.
— И опять больше ничего?
— Но, пане Иоганн, что же вы хотите?
— Я вам вот что скажу, пан Станислав: если вся эта история не ваша выдумка, если господин, о котором вы рассказываете, в самом деле существует, то извольте его найти во что бы то ни стало! Или — я вам ручаюсь за это — через три дня вас вывезут из Петербурга!
— На родину? Но ведь на родине у меня никого нет! Я — бедный сирота, пан Иоганн!