Дневник помощника Президента СССР. 1991 год - Черняев Анатолий. Страница 5

Я не мог проникнуть в его тайные замыслы (если они есть), когда он там диктовал статью против правых и левых, резко высказался против требования стабильности: какая, мол, стабильность, ведь революция у нас. Если стабильность, то конец перестройке, стабильность — это застой. В революции и должна быть нестабильность. Но тогда чего возмущаться теми, кто баламутит?! Душевное состояние у него без паники. Будто где-то в глубине он убежден, что не потонет. Опасный крен у него — поддакивание «россиянам» (встречался с Бондаревым, дал героя Астафьеву, сделал Куняева редактором «Литературной России»). Вновь и вновь повторяет: если Россия поднимется, вот тогда-то начнется. Что начнется? Железно он стоит против образования Компартии РСФСР, против придания РСФСР полного статуса союзной республики. На Политбюро так и сказал: тогда конец империи. Словом, держится за старые рычаги. Хотя волю стране дал небывалую. И теперь уже не удержишь, не вернешь. И в экономике тоже… Боится рынка, боится свободных цен, боится кооперации. Боится разогнать Политбюро и ведомства, хотя видит, что аренда на селе без этого не пойдет. Сам же на последнем Политбюро заявил, что мартовский Пленум (по сельскому хозяйству) завалили, ибо там ставился вопрос об изменении роли собственности в производственных отношениях.

Не согласился со мной созвать очередной съезд КПСС в ноябре с одним только вопросом — о переизбрании ЦК. Я ему три страницы аргументов написал. Нет, говорит. Хотя понимает, что ЦК против него, против перестройки, что в этом составе он губит остатки авторитета партии. Не хочет М. С. круто разделаться с окружением и воспользоваться своей новой властью фактического президента.

17 сентября

Не нашли мы еще выход к новой России. М. С. на Политбюро советовался: мол, ему, наверное, надо выступить в «Коммунисте» о том, что такое социализм и его обновление. Идея прошлогодняя. Начато это мною еще в Крыму в прошлом году по его заданию. Теперь тему доводит Иван Фролов со своими Лацисом и Колесниковым. Уверен, ничего серьезного не получится, потому что прав Юрий Афанасьев: надо отойти от дилеммы капитализм — социализм. Это нафталин. Нельзя искать будущее на путях марксизма-ленинизма, как его ни обновляй. Нужна совершенно свободная мысль и теория, основанная сугубо на реалиях современности. Марксизм-ленинизм — это XIX век, в XX он дал горькие плоды.

Вчера пошел на Крымскую набережную в картинную галерею. В вестибюле давно там поставлены скульптуры: красноармеец на посту со штыком и в дохе; пастух из Дагестана, Зоя Космодемьянская и т. п. И ужаснулся я: ведь демонтируем все, что было идейной атмосферой нашей молодости. Все приобретает значение с обратным знаком. Все вокруг, оказывается, было ложью. Но, наверное, всегда так на поворотах.

И подумал: хорошо все-таки, что я в молодые годы не увлекался политикой. И в комсомол не вступил, и читал Ницше и Шопенгауэра, горьковскую «Всемирную литературу», Достоевского в довоенных (до 1914 года) изданиях и сотни других книг. Причем выбирал те, которых другие не читали. Оригинальничал. А в результате не утратил того, о чем сейчас плачет наша «передовая» пресса — моральных норм и совести. В результате никогда не был под обаянием Сталина. Никогда не считал его великим, потому что он не был в моих глазах благородным человеком и интеллигентом, человеком культуры.

24 сентября

Вчера присутствовал на встрече Горбачева с Тэтчер. Красивая, умная, женственная. Это неправда, что она баба с яйцами, мужик в юбке. Она во всем женщина, еще какая! Хвалит Горбачева. Телевидение ей вчера дало чуть ли не целый час для этого. Она, наверное, правильно поняла замысел М. С.: ему наплевать на идеологию коммунизма, он хочет сделать свою страну нормальным, цивилизованным государством. И если бы не катастрофа с «благосостоянием народа», она уже стала бы такой.

Начинаю готовить визит в Финляндию.

9 октября 1989 года

После поездки Горбачева в Берлин.

Европа вся в восторге от его высказываний там. И все шепчут нашим дипломатам и вообще советским, что это хорошо, что СССР высказался деликатно против воссоединения Германии. Аттали (помощник Миттерана) заговорил всерьез о восстановлении советско-французского союза, включая военную интеграцию. Я вспомнил в связи с этим: Тэтчер, разговаривая с Горбачевым, попросила вдруг не записывать, что она дальше скажет. А сказала она примерно следующее: «Я решительно против объединения Германии. Но я не могу этого сказать вслух ни у себя дома, ни в НАТО».

В общем понятно: нашими руками хотят остановить немцев.

11 октября

Вместе с Шахназаровым учинили «погром» записке Шеварднадзе и Крючкова по поводу политики в отношении стран соцориентации. Застенчивые изменения они предложили. Мы же с Шахом выступили вообще против самой этой категории («соцориентация»), против деления «третьего мира» по идеологическому признаку, против экспорта туда оружия, что соблазняет правителей этих стран заниматься не тем, чем следовало бы. Словом, мы предложили коренное изменение курса на этом направлении, ибо прежнее, сложившееся на идеологических предпосылках и на основе военно-стратегических соображений, — это курс позавчерашнего дня, он не оправдал себя, обанкротился и несовместим с новым мышлением.

М. С. велел разослать наш меморандум членам Политбюро.

Чем-то кончится эта наша затея?

23 октября

Начитался вчера западных анализов нашей экономики. Рекомендаций полно. И все, кроме, конечно, Пайпса и Бжезинского, — с позиций заинтересованности в успехе перестройки. Успех понимается в основном по-тэтчеровс-ки. Наиболее серьезные — с пониманием, что мы не можем превратиться целиком в западное общество. Есть и такие, которые предрекают советское экономическое чудо, если… Общее у всех у них то, что надо, мол, Горбачеву наконец решиться на прорыв, не тянуть, не осторожничать, уйти от половинчатости, так как время работает против него. Неизбежны тяжелые времена для определенной части общества, но есть мировые законы оздоровления экономики и никому еще не удавалось их обмануть. Общее еще у тех и других — персонификация нашей реформы. Все они апеллируют к Горбачеву. Вот, мол, если бы он сделал так-то и так-то, если бы он решился на то-то и то-то, и т. д. Но беда заключается в том, что он уже не властен ничего решительного сделать, даже если бы решился. И не потому, как они там думают, что существует рядом Лигачев, бюрократический аппарат, а потому что у него нет механизма добиться проведения в жизнь своих решений. Их некому проводить. Партию уже никто не признает в этом качестве, а Советы по-прежнему беспомощны. Хозяйственники между двух стульев: никаких указаний к ним не поступает, свободой своей распоряжаться они не могут и не знают, к кому «тыркнуться», чтобы производство функционировало и чтобы связи с другими предприятиями сохранить.

Аппарат на всех уровнях деморализован или пассивно ждет, когда все это завалится. А им, аппаратчикам, все равно уже терять нечего. Лозунг «включить человека, человеческий фактор» повис в воздухе, потому что наш человек без поводыря оказался заброшенным и озлобился, потому что ничего у него нет и не у кого теперь просить и требовать. Остается только кричать и поносить все вокруг.

Опасно поднимает голову рабочий класс. В лидеры к нему приходят профсоюзники и партийные деятели райкомовского звена, которые поняли, что место им может спасти только махровый популизм и демагогия, обращенная к самому верху.

А М. С. продолжает заигрывать со всякими Яриными, которого на митингах требуют ввести в Политбюро. Так что и здесь идеология подставляет Горбачеву ножку. И не только ему, а и всей перестройке. И не только в экономике, но и в гласности.

29 октября