Том 2. Месть каторжника. Затерянные в океане (с илл.) - Жаколио Луи. Страница 118
— Поспешите его спросить, если он в состоянии вам ответить! — после чего прибавил более тихо: — Через пять минут все будет кончено.
— Фроле, — произнес префект, — в состоянии вы меня понимать?
Раненый отвечал утвердительным знаком.
Де Вержен продолжал:
— Мужайтесь, мой бедный Фроле, ваше положение вовсе не безнадежно!
— Не теряйте напрасно времени, господин префект, — тихо проговорил доктор, — с минуты на минуту он должен умереть!
Со своей стороны, Фроле энергичными знаками отвечал отрицательно на утешительные слова своего начальника; его лихорадочно блестевшие глаза открывались и снова закрывались, а правая рука делала, слабые движения, как будто отыскивая что-то.
— Скорее аспидную доску! — сказал вдруг де Вержен, озаренный внезапной мыслью. — Он не может говорить и хочет нам ответить письменно.
Луч радости блеснул на лице старого служаки, увидевшего, что его поняли; он чувствовал тяжесть своего положения и не хотел умереть, не имея надежды быть отмщенным.
Приказание префекта было немедленно исполнено, и один из агентов стал рядом с Фроле, крепко держа доску, взятую со стола начальника полиции безопасности, так, чтобы последний мог писать, не утомляясь.
— Вы знаете вашего убийцу? — спросил де Вержен раненого.
Фроле отвечал утвердительным знаком и с трудом протянул руку с грифелем к доске, которую ему подставил агент Буске. Необыкновенное волнение охватило присутствующих… силы Фроле явно убывали, слабели. Сможет ли он писать? Два или три раза доктор давал ему нюхать соль, и это, по-видимому, придало ему силы, так как доска начала скрипеть при соприкосновении с грифелем, и в результате этих усилий появились две довольно хорошо написанные буквы — ДЕ. У префекта не было времени доискиваться смысла сочетания этих букв, так как несчастный Фроле, переставший писать, запыхавшийся и изнеможенный, снова положил руку на доску и собрал свои последние, слабеющие силы, чтобы написать имя того, кто так подло убил его… Но напрасно — смерть уже заканчивала свое дело, не дав ему и этого удовлетворения. Едва, с огромным трудом, нарисовал он следующую букву, М, как грифель выскользнул из его руки, голова внезапно закинулась назад, тело судорожно вытянулось, — и жизнь кончилась.
В то же время старшие агенты ночной смены, обыскавшие со своими бригадами все здание сверху до низу, явились, немного сконфуженные результатами обыска, к префекту и заявили о полной неудаче в поисках убийцы. «Однако, — говорили они с глубоким убеждением, — убийца, несомненно, не имел возможности убежать».
По одному из наиболее важных донесений, подтверждавшему эти слова, двое из часовых, охранявших многочисленные выходы обширного здания, заявили, что в тот момент, когда был получен на постах телеграфный приказ никого не пропускать и когда они еще не знали причины этого приказа, какой-то незнакомец подошел к двум маленьким калиткам в восточной части здания и снова ушел во внутреннюю его часть, узнав, что проход воспрещен. Этот человек, утверждали старшие агенты, несомненно, убийца, и если он еще не попал в их руки, то только потому, конечно, что скрылся в ту часть здания, где живет префект и которую они не осмелились обыскивать, не имея на то полномочий. Что же касается примет этого господина, то дать их часовые не могли, так как де Вержену небезызвестно, что двери, о которых шла речь, служили выходом с маленьких лестниц в служебные помещения, уже не освещаемые после ухода чиновников из бюро; часовые, не знавшие значения приказа, который только что был получен, заслышав шум шагов на лестнице, ограничивались лишь окриком: «Проход через эту дверь воспрещен», — не интересуясь более проходящими по лестнице, которые даже и не были видны в темноте. Однако на одно весьма важное обстоятельство оба часовых, дававших свои показания отдельно друг от друга, указывали совершенно согласно: они говорили, что были удивлены той поспешностью, с которой незнакомец поднялся снова на верхний этаж. После этого допроса агентов префект полиции, как и они, был того мнения, что убийца не мог выйти из здания префектуры; префект отдал приказ перенести тело бедного Фроле в больницу при префектуре, чтобы избежать предварительного допроса в присутствии еще не остывшего трупа несчастной жертвы, и остался только с помощником Люсом и теми, кто играл какую-либо роль в этом деле.
Никто не выходил из префектуры, и преступление оставалось еще неизвестным в Париже; нужно было действовать быстро, чтобы известие об аресте убийцы разошлось в одно время с известием о только что совершенном преступлении.
Де Вержен был очень чувствителен к нападкам прессы и думал об эффекте, который произвела бы весть об убийстве начальника полиции безопасности в его собственном кабинете, окруженном всевозможными агентами, если б при этом пришлось признаться, что убийца ускользнул. Он уже видел, как маленькие копеечные газетки, уже по натуре своей склонные все критиковать, пишут: «Если бы отныне честный буржуа вздумал насладиться приятностью безмятежного покоя, его безнаказанно зарезали бы в самой префектуре полиции, под бдительным оком этой полиции, которая простирает свою снисходительность до попустительства бегству убийцы…»
— Если в эту ночь, — сказал де Вержен, — негодяй, всадивший кинжал в Фроле, не будет в моих руках, то мне ничего не останется делать, как подать самому в отставку, чтобы избежать этого по требованию министра, которое последует под давлением общественного мнения, что в случае неуспеха не замедлит проявить себя.
Потом, обращаясь к помощнику, он прибавил:
— Господин Люс, в тот самый час, когда убийца Фроле будет задержан, я подпишу ваше назначение начальником полиции безопасности. Желаю, чтобы в новом расследовании, которое вы теперь должны предпринять, вы оказались более удачливы, чем когда отдавали приказания в качестве помощника. Если остается только осмотреть мои комнаты, то я проведу вас сам… Хорошенько сохраните доску, на которой несчастный Фроле написал эти три буквы — Д. Е. М., — чтобы передать ее следователю; если это первые буквы имени или прозвища убийцы, как мне думается, то это равносильно формальному указанию жертвы на своего убийцу… Кстати, как произошла эта трагедия? До сих пор у меня не было времени кого-нибудь спросить об этом.
— Мы знаем не больше вашего, господин префект! Я был долго занят переговорами с Фроле по поводу дела на улице Монтаргейль — наше первое за многие годы неуспешное дело, что, однако, не мешает газетам язвить по этому поводу на наш счет все эти дни.
— Дело будет совершенно другого рода, если скроется убийца Фроле!
— О! Что касается этого преступника, господин префект, то его дело дрянь, и мы, конечно, найдем его где-нибудь спрятавшимся в той части здания, где находится ваша квартира; я совершенно уверен, что никто не сможет выйти за двери здания, пока не будет отменен приказ… Возвращаюсь к рассказу о том, о чем вы меня спрашивали: я только что ушел от начальника и собирался подписывать наряды бригаде, как вдруг мы услышали глухой шум, словно от падения тела в кабинете Фроле. Агент Буске, находившийся близко от двери, открывает ее и бросается как раз вовремя, чтобы заметить, как закрылась противоположная дверь, открывающаяся в проход, ведущий в вашу канцелярию. Не беспокоясь о начальнике, лежащем на ковре, раскинувшись во весь рост, оказать помощь которому он предоставил нам, Буске подскакивает ко второй двери, но она не поддается его усилиям; у убийцы хватило присутствия духа заложить задвижку, которую вы приказали сделать с наружной стороны с целью прекратить, когда это понадобится, всякое сообщение с этой стороны с вашей квартирой.
В то время как агенты толпой бросились на центральный двор, собираясь попасть в противоположное крыло здания, которое убийца должен был непременно пройти, чтобы потом ускользнуть, я предупредил господина Сервана, вашего секретаря, который по телеграфу передал приказ на посты никого не пропускать; прошло не более двух минут со времени происшествия — время, в которое физически невозможно было достигнуть какого-нибудь выхода из здания от того места, где находился таинственный убийца! Мы только что подняли Фроле и положили его на матрац, принесенный из больницы при складе медикаментов, как пришли вы с доктором Бурдоном.