Том 1. В дебрях Индии (с илл.) - Жаколио Луи. Страница 66

— Но этого нам мало; ты можешь поступить с другими двумя, как хочешь, но что касается Сердара, то мы дали себе слово спасти его против его и твоей воли. С твоей стороны, Нана, будет беспримерной подлостью, если ты, как это и случится рано или поздно, будешь жить во дворце в Калькутте и пользоваться английским золотом после того, как повесят настоящего героя войны за независимость, человека, которого мы почитаем, как Бога. Вот почему сегодня же вечером, когда он вернется, ты позовешь его и, освободив от клятвы, прикажешь ему ответить на зов сестры и сделать все необходимое для восстановления своей чести и возвращения на родину. Ты можешь прибавить, что когда он выполнит задуманные им планы, ты попросишь его помощи, но не для того, чтобы защищать тебя и сражаться с английскими войсками, а чтобы отвезти тебя на «Диане» в какую-нибудь отдаленную страну, где ты будешь жить в покое с твоими богатствами.

— Я вижу, в чем дело, — сказал Нана-Сахиб с горькой улыбкой. — Под предлогом спасения Сердара вы хотите обеспечить собственную безопасность.

— Ах, как ты нас мало знаешь, Нана! Слушай! Рама, произнеси следующие слова вместе со мной.

«Я, Нариндра, клянусь Питре, моими предками и „страшной клятвой“, что если Нана-Сахиб исполнит то, о чем я его прошу, то я буду защищать его до самой смерти в том случае, если он предпочтет славный конец английскому плену».

— И вы это сделаете? — с удивлением воскликнул Нана-Сахиб.

— Мы поклялись… Твоя очередь.

— А если я откажусь?

— Я прострелю тебе голову сию минуту. — И маратх приставил дуло револьвера ко лбу принца.

— Остановись! — крикнул последний в ужасе. — Остановись! Я согласен на все, но вы не покинете меня?

— Мы поклялись тебе.

— Хорошо, я сегодня же вечером сделаю то, о чем вы меня просите.

— Поклянись священной клятвой.

Принц колебался, и Нариндра снова поднял револьвер. Пришлось покориться ужасной необходимости, и Нана-Сахиб произнес клятву.

— Этого было бы довольно минуту тому назад, — продолжал Нариндра, — но теперь мы требуем, чтобы ты написал эту клятву и подписал ее своим именем.

Несчастный был побежден и без малейшего возражения покорился новому требованию.

— Все, — сказал Нариндра, пряча на груди листок пальмы, на котором писал принц. — Мне остается только дать тебе совет. Сделай это с величием, подобающим царственному лицу, и Сердар, ни о чем не подозревая, сохранит еще более сильную привязанность к тебе.

— Вы оставите мне, по крайней мере, тех двух чужеземцев?

— О! Тех-то! Так как они рано или поздно будут повешены в Индии или где-нибудь в другом месте, то нам это решительно все равно. К тому же у тебя достаточно золота, чтобы выкупить их.

— А вы?

— Не беспокойся, мы будем биться в первом ряду подле тебя, мы тебе не подданные, не друзья, не наемники на твоем жалованье.

С этими словами Нариндра и Рама удалились. Да и пора было, так как Сердар вернулся, объехав только ближайшие к Нухурмуру берега.

Нана-Сахиб по совету Нариндры поступил по-царски. Трудно описать удовольствие Сердара, когда его не только освободили от клятвы, но он услышал еще полные достоинства слова Нана:

— Я не могу после того, как англичане объявили, что пощадят мою жизнь, требовать от тебя, чтобы ты жертвовал мне своей. Что скажет история, которая фиксирует малейшие поступки принцев, если я соглашусь принять твою жертву, когда мне не угрожает больше никакой опасности? Ты приготовил мне убежище в Нухурмуре, которое трудно отыскать, и я подожду здесь лучших дней. Если позже, когда ты кончишь свои дела, ты вспомнишь меня, я приму твое гостеприимство на «Диане», и мы отправимся вместе на поиски земли, где потомок Аурангзеба и Надир-шаха может жить и умереть, не испрашивая милости у англичан.

Сердар ушел от него со слезами на глазах и с сердцем, переполненным восторженным удивлением к своему герою, слабостей которого он никогда не хотел замечать.

— Какая жалость, что нам не удалось освободить Индию! — сказал он своим друзьям. — Какой великий государь был бы у нее!

— Так вот всегда и пишут историю! — шепнул Нариндра на ухо Раме-Модели.

Всю ночь Сердар не мог сомкнуть глаз; он не помнил, чтобы испытывал хотя бы раз такую радость с того дня, когда двадцать два года тому назад вечером во время битвы при Исли маршал Бужо приколол ему на грудь крест Почетного легиона, сорванный потом, из-за того негодяя… Он был свободен… Свободен наконец… А виновник всех его несчастий по прихоти судьбы находился в Индии. Этот человек, который добился того, что военный суд лишил Сердара чина и ордера, который был причиной того, что отец его проклял, вся семья оттолкнула от себя, а сам он вот уже двадцать лет бродит по всему миру, чтобы заглушить свое отчаяние беспрерывным передвижением с места на место, заговорами, битвами, — этот человек назывался Уильямом Брауном и был губернатором Цейлона. Год тому назад он встретился с ним лицом к лицу и думал, что убил его во время дуэли без свидетелей, но Богу угодно было, чтобы он остался жив, дабы дать возможность бывшей его жертве вырвать у него признание в совершении им подлого поступка и получив из его рук соответствующие доказательства. Вот куда без промедления хотел отправиться Сердар, теперь снова Фредерик де Монмор-Монморен; ему не терпелось привезти эти доказательства своей сестре, чтобы первые слова, услышанные ею от него, были: «Твой брат всегда был достоин тебя».

За час до восхода солнца на берегу озера стоял Ауджали с хаудахом на спине и ждал, когда маленький караван закончит свои последние приготовления. Сердар брал с собой только Нариндру и Раму, которым Нана-Сахиб разрешил сопровождать его. Беспечный принц, помня слова индусов: «Мы будем биться в первом ряду, но с тобой», предпочитал оставить у себя чужестранцев, которые не станут каждую минуту тревожить его покой и будут хорошо служить ему за его золото. Не странно ли, что этот человек, выказавший столько мужества, выступая во главе восставших сипаев, впал после поражения в полную апатию, присущую всем восточным принцам? Не будь у него той беспредельной гордости, которая заставляла его больше смерти бояться публичного выставления перед народом, что в соответствии с индусскими предрассудками должно было низвести его на один уровень с париями, он бы давно уже сдался англичанам и поселился в одном из дворцов на берегах Ганга, чтобы вести там созерцательную жизнь, какую ведут лишенные трона раджи.

В ту минуту, когда маленький отряд готовился отправиться в далекий путь к Гоа, чтобы сесть там на шхуну «Диана» и направиться в Пуант-де-Галль, к Сердару подошел Рам-Шудор со своими пантерами и начал просить его, как милости, позволения сопровождать его. Сердар хотел сначала отклонить его просьбу, когда в голове у него мелькнула одна мысль.

— Кто знает, что может случиться? — пробормотал он.

Пантеры, привыкшие уже к слону, которому Нариндра преподал урок, как он должен вести себя с ними, весело прыгали вокруг него. Сердар указал факиру на них и сказал:

— Можешь ты заставить их сидеть в хаудахе?

— Если желаешь, сахиб, — отвечал факир, — это дрессированные животные, которых я показываю на праздниках в деревне; они привыкли повиноваться мне по одному моему знаку.

И, чтобы доказать это, он приказал пантерам прыгнуть на спину колосса. Ауджали, успокоенный присутствием своего карнака, довольно хорошо принял этих новых еще для него путешественников.

— Закрыть хаудах и в путь! — громким и звучным голосом скомандовал Сердар.

Кто может описать неизмеримую радость, наполнявшую его грудь! Двадцать лет ждал он этого сладостного часа!.. Да, его ждет борьба с могущественным врагом, в распоряжении которого находились все средства для защиты, но мысль эта не могла удержать его ни на одну минуту. План его давно уже созрел… Он был уверен в успехе, да и чего нельзя было сделать с такими отважными людьми, как Нариндра и Рама-Модели! Когда маленький отряд перешел гору Нухурмур, Сердар остановился. У его ног лежали свежие и тихие воды озера, сверкавшие под первыми лучами восходящего солнца; со всех сторон тянулись друг за другом пригорки и долины, покрытые непроходимыми лесами, среди которых трудно было различить именно тот, где шел путь к таинственному жилищу в Нухурмуре.