По воле Посейдона - Тертлдав Гарри Норман. Страница 16

— Спасибо, шкипер. Ты умеешь ладить с людьми, в этом нет никаких сомнений.

— Я обращаюсь с ними по-честному, — ответил Менедем.

Соклей кивнул, гадая, как бы он сам повел себя на месте Менедема. Отдал бы первую прибыль моряку или нет? Наверное, все-таки отдал бы.

Костры догорели, и от них остались одни угольки.

Соклей завернулся в накидку и лег на берегу, положив вместо подушки под голову плащ.

Издалека донесся зов козодоя, похожий на кваканье лягушки. Погода стояла хорошая, темнота была почти непроницаемой. Только слабый отблеск Млечного Пути освещал небо возле южного горизонта. Блуждающая звезда Зевса горела ярко, как бриллиант, высоко на юге, а блуждающая звезда Ареса, более тусклая и красная, виднелась дальше к западу. Соклей некоторое время смотрел на них, потом зевнул, перевернулся на бок и заснул.

— Розовоперстая Эос! — закричал Менедем, чтобы разбудить команду «Афродиты».

Никогда еще цитата из Гомера не казалась более подходящей. Менедем подивился, как слепой поэт мог описать все так точно. Лучи розоватого света на востоке предвещали скорый восход, до которого оставалось не более четверти часа. Прямо на глазах у него розовое начало превращаться в золотое.

Моряки со стонами и ворчанием сели, протирая глаза. А некоторые еще продолжали как ни в чем не бывало храпеть.

Соклей обычно тоже с трудом вставал по утрам. К разочарованию Менедема, на этот раз глаза его двоюродного брата были открыты. Соклей встал и отошел за куст, чтобы помочиться.

— Принесите хлеба, масла и вина, — велел Менедем, когда проснувшиеся моряки наконец растолкали своих спящих товарищей. — Здесь нет рабов… Мы все должны приняться за работу, как только поедим.

— Какие еще радостные новости ты приготовил? — сквозь зевоту поинтересовался Соклей, выходя из-за куста.

— Как только мы спустим на воду «Афродиту», ты сможешь выпустить пав… Одну или двух зараз, имей в виду, а павлина только одного — чтобы птицы получили столь необходимый им моцион, — ответил Менедем. — Отбери столько моряков, сколько потребуется, чтобы не давать этим тварям приставать к людям, которые останутся на веслах, и не забывай про тех, кто возле паруса.

Соклей кивнул.

— Спасибо тебе еще раз, — проговорил он. — Я и вправду думаю, что птицы теперь будут чувствовать себя лучше.

— Надеюсь, — искренне ответил Менедем, которому меньше всего хотелось сообщить отцу, что они не смогли продать павлинов, потому что все птицы передохли по дороге в Италию. — И вот еще что, — добавил он, и Соклей с сомнением приподнял бровь. Однако то, что сказал Менедем, было и вправду немаловажным: — Я надеюсь также, что наше судно окажется подходящим для их прогулок.

— Все будет в порядке, — уверенно заявил Соклей.

Менедем вместо ответа только поцокал языком.

Соклей был умным парнем…

«Он умнее меня, — подумал Менедем без тени злобы или зависти. — И он великолепный тойкарх. Но ведь Соклею не приходилось командовать экипажем; он никогда не отвечал за все судно в целом и за каждого человека на борту». И это была правда: Соклей мог заявить, что все будет в порядке, однако позаботиться о том, чтобы все и вправду оказалось в порядке, предстояло не кому иному, как Менедему.

Спустить «Афродиту» обратно на воду оказалось труднее, чем спустить триеру или даже пиратский пентеконтор. Во-первых, их команда была малочисленнее команды этих судов, а во-вторых, из-за груза на борту акатос оказался тяжелым для своих размеров — не то что корабли, предназначенные исключительно для боя.

Менедем велел половине гребцов сесть в лодку и протянул канат от ее кормы до форштевня «Афродиты». В то время как эти моряки гребли что было сил, чтобы помочь отогнать судно от берега, Менедем и остальная команда толкали его в корму и борта.

Но «Афродита» не хотела двигаться. Вытирая пот со лба, Диоклей сказал:

— Может, стоит разгрузить ее, прежде чем спускать на воду?

— К воронам! — ответил Менедем, хотя подумал о том же самом. — Если мы сперва будем снимать кувшины и тюки, а потом снова грузить их на борт, то ни за что не доберемся к закату до Книда.

— Тогда попытаемся еще раз? — предложил келевст.

— Попытаемся, если только ты не настроен пуститься домой вплавь, — ответил шкипер.

Диоклей покачал головой.

— Давайте! — закричал Менедем. — Не щадите на этот раз спин! Еще один хороший рывок — и мы на воде!

Он вовсе не был уверен, что говорит правду, но именно это и нужно было услышать морякам. Менедем сделал усилие вместе с остальными, его босые ноги глубоко зарылись в золотистый песок.

Сначала он думал, что эта попытка окажется такой же напрасной, как предыдущая. Но потом фальшкиль заскрипел: судно сдвинулось с места — немного, всего на длину пальца или даже меньше, но все же сдвинулось.

Все почувствовали это крошечное изменение.

— Мы справимся! — закричал Менедем. — На счет «три»… Раз, два, три!

Снова раздался скрип дерева по песку. Люди, отдуваясь и сыпля проклятиями, тянули и толкали. А в маленькой бухте гребцы, сидевшие в лодке, старались так, как будто их преследовали пять боевых карфагенских кораблей, полных головорезов.

«Афродита» сдвинулась еще чуть-чуть, затем еще немного — а потом, к великому изумлению Менедема, скользнула в море.

Моряки разразились радостными криками.

— Мы проведем ночь у пирса в Книде! — сказал Соклей. — Но в следующий раз, когда нам придется вытаскивать судно на берег, лучше выбрать песчаный. Давайте впредь не будем связываться с таким твердым берегом, как здесь.

— Что ж, это не самая худшая из твоих идей, — ответил Менедем. — Тем не менее мы должны давать корпусу подсохнуть всякий раз, как подвернется случай. Гребля становится слишком тяжелой работой, когда судно разбухает от воды, ведь это увеличивает его вес.

Он вошел в прохладную воду бухты и, проворный, как обезьяна, вскарабкался по канату на борт «Афродиты». Соклей последовал за братом, хотя и не так грациозно. Вскоре все уже были на борту, а лодка снова привязана к ахтерштевню, чтобы идти на буксире.

— Выйдем из бухты, — сказал Менедем, — потом обогнем южный берег Сима, а затем двинемся на северо-запад к Книду.

Он занял место на рулевых веслах — с его одежды и волос все еще капала вода — и кивнул Диоклею.

— Если не возражаешь, келевст, начинай…

— Уже начинаю, шкипер. — Начальник гребцов ударил колотушкой в бронзу. — Риппапай! Риппапай!

— Риппапай! — эхом отозвались гребцы, подхватив ритм.

Менедем посадил на весла только десять человек. Он будет сменять вахты, как делает любой капитан, если нет отчаянной спешки.

— Теперь я могу выпустить пару павлинов? — спросил Соклей.

— Подожди, пока мы не отойдем от Сима и не окажемся на более глубокой воде, — ответил Менедем. — Мы же не хотим, чтобы треклятые птицы попытались улететь на берег и утонули.

— Ты прав. Я об этом не подумал, — сказал Соклей.

Менедем на его месте ни за что не признался бы в своем промахе. Если он и упускал что-то из виду, то не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме него самого, об этом узнал. Соклей продолжал:

— Тогда скажи, когда их можно будет выпустить. Ладно?

— Ладно, — слегка рассеянно ответил Менедем: остров заслонял от него желанный ветер.

Капитан приказал расправить грот на рее, но парус хлопал, трепетал и не желал наполняться. Даже после того как моряки пустили в ход гитовы, чтобы подобрать большую часть паруса на подветренной стороне, Менедем гадал, не убрать ли вообще парус; похоже, он едва ли прибавит «Афродите» скорости. Но потом шкипер рассудил, что в любом случае парус прибавит морякам хорошего настроения, даже если на самом деле помощь ветра будет небольшой. А экипаж в хорошем настроении — это уже кое-что.

Спустя час или два «Афродита» скользнула между узким мысом на юго-западе Сима и ближайшим из трех крошечных островков, которые были разбросаны вокруг мыса. Как только Сим перестал заслонять судно от ветра, парус туго надулся.