Под парусом в Антарктиду - Карпенко Георгий. Страница 12

Дима, его жена Лена и их десятилетняя дочь Женя, именуемые Боцманом коротким словом «семья», квартировали в кормовой каюте по правому борту. Лена приняла на себя обязанности по готовке еды, а посуду мы мыли по очереди. Женька обучалась в школе, где было всего два преподавателя — папа да мама. Папа преподавал точные науки и шахматы (Женя была способной шахматисткой и в свои неполные десять лет стала чемпионкой Дальнего Востока среди детей своего возраста), маме же достались все остальные. Забегая вперед, надо сказать, что школа работала по десять часов в сутки без перерыва на выходные дни. Ребенок переходил с учебниками от преподавателя к преподавателю, и если папа, например, рулил в кокпите, ребенок сидел рядом и отвечал урок или решал очередную шахматную задачу. Причем, как обычно в любой школе, преподаватели постоянно спорили друг с другом, каждый считал, что ему дали меньше учебных часов, чем это необходимо.

Сергей Инсаров, этот лохматый лев, и Миша Рыбочкин — два друга-парашютиста, обслуживающие туристов, прилетающих в апреле на Северный Полюс. Яхта — их новое увлечение, как минимум, на ближайшие месяц-два. Я вижу, как им интересно окунуться в новую для себя среду и как им не терпится быстрее выйти в море. Они поселились в носовой каюте левого борта и получили полный доступ к самым простым работам по подготовке яхты — полная окраска палубы и бортов.

Аркадий Колыбалов еще в Москве интересовался расположением кают на яхте, объясняя это желанием уединиться и творить. В Лиссабон он прилетел с рулоном больших черно-белых фотографий и пишущей машинкой «Москва». Выставка фотографий, сделанных, в основном, в российской глубинке, — это была серьезная работа талантливого фотожурналиста и производила сильное впечатление. Аркадий эту выставку планировал показывать в портах захода. К тому моменту, когда он появился на «Урании-2», все каюты были заселены, в некоторых еще остались свободные койки. Но Аркадий решительно стал обживать парусную, находящуюся в самом носу яхты, — узкое помещение, плохо подходящее под жилье. В соседстве с тюками, в которых хранились паруса, он сделал себе место, соорудил стол, на стол поставил пишущую машинку, и с этого момента, я полагаю, началась его долгожданная экспедиционная жизнь, которую он ждал, как он сам говорил, всю свою жизнь. Он так и светится радостью, говорит, что бывает вполне счастлив, если удается сделать хотя бы один хороший кадр. Накачав резиновую лодку и раздевшись до плавок, Аркадий взялся очищать шпателем днище яхты, которое за год порядком обросло водорослями и ракушками.

Комиссар российской секции на «Экспо-98» Евгений Зобов и особенно его помощник Игорь все-таки сработали. Их долгие обещания наконец-то увенчались приездом на яхту самого спонсора. Им оказался престарелый владелец группы предприятий по изготовлению пивных бутылок. В кают-компании «Урании-2» усилиями Лены был накрыт стол, мы рассказали про свои планы, и после этого он распахнул багажник своей большой машины, в котором ровными рядами были сложены коробки и банки с едой. Голодная смерть нам больше не грозила, во всяком случае до Огненной Земли.

«Экспо-98» была посвящена Году Океана, и мы еще раз перед самым выходом съездили на выставку. Здесь каждая страна, имея свой собственный павильон, демонстрировала свое понимание сущности и истории Океана, от физического многообразия его форм на отрезке в несколько миллионов лет до мистического представления о всеобщем происхождении. Постепенно, проходя из павильона в павильон, мы погружались в мир Океана, истории мореплавания. Многочисленные экспонаты, видеофильмы на больших экранах, музыка, сопровождающая картины моря, весь этот тысячелетний опыт совместной жизни Человека и Океана был предоставлен в наше распоряжение в тот момент, когда нам самим осталось сделать последний шаг, чтобы войти в него физически.

Дела продвигались хорошо, и за пять дней работы из моего списка были вычеркнуты почти все пункты. Яхта приобрела совсем другой вид — свежеокрашенная палуба, паруса, лежащие в ловушках на гиках. Днем нещадно палило солнце, со стороны города доносился гул проносившихся по шоссе машин. «Урания-2» покачивалась на волне, поднятой многочисленными прогулочными катерами, и была готова к выходу.

Пятого октября, несмотря на то, что это был понедельник, за полтора часа до наступления темноты мы отдали швартовы и отошли от пирса, где «Урания-2» отстояла почти год. Выйдя из гавани порта, «Урания-2» с отливом прошла мимо гигантской фигуры Христа на левом, высоком, берегу реки Тежу, мимо мемориального памятника мореплавателям, светящегося белого камня, и растворилась в просторах ночной Атлантики….

Когда мы под мотором вышли из-под прикрытия северного мыса Сан-Жулиан, сразу же пошла волна. Она подхватила яхту, и та отозвалась ей всем корпусом. Было уже темно, и я включил салинги на грот-мачте. Палуба, освещенная сверху, предстала нам как стартовая площадка: веревки, блоки, конструкции мачт и черная вода океана вокруг освещенной палубы. Выходим на ветер, и пошли вверх паруса: грот, стаксель и бизань. Народу много, это хорошо. Набили фалы, пошли уваливаться, подтравливая шкоты. Паруса «забрали», выключаем двигатель.

Приходит тишина, слышатся мягкие удары волн о борт, журчание воды за кормой и ровный, едва слышимый, но постоянно присутствующий шум моря. Громадных размеров грот стал препятствием свободно гуляющему над океаном ветру. Скроенный и сшитый определенным образом парус принял форму большого, упругого крыла. Шкоты натянулись, и яхта, оставляя за кормой яркий широкий след фосфоресцирующих микроорганизмов, полетела вдоль волны. Можно было еще добавить ходов, и я пошел на бак и с удовольствием занялся настройкой парусов, подсвечивая переднюю шкаторину стакселя электрическим фонарем, а Дима в кокпите работал со шкотом на лебедке, и я видел, как тугая погибь паруса движется, нависая над водой, и принимает оптимальную форму. Аркадий, первый раз получив штурвал в руки, пытался держать нужный нам курс 220 на подсвеченном лампочкой компасе. Потом так же настроили грот и бизань. Грот был из толстого дакрона, с длинными латами и хорошо держал форму. Он постоянно притягивал взгляд, было приятно любоваться этим боевым, но вместе с тем, казалось, ранимым крылом. Погода стояла хорошая, и не было волнений по поводу того, что яхта несла в первый раз, да еще — ночью, почти полную парусность. Днем при таком же ветре можно будет поставить геную или второй стаксель на внутреннем штаге. А сейчас — галфвинд правого галса, яхта покачивается на волне, но идет хорошо. Выключили палубное освещение, и паруса и мачты врезаются в черное звездное небо, волны океана угадываются за бортом, и ровный шум моря говорит о том, что все будет хорошо. Во всяком случае, начало выпало лучше, чем я его себе представлял. По левому борту все еще мерцают огни Португалии. Все. Началось.

Уже поздно, но никто не уходит спать. Все собрались в кокпите, вокруг рулевого, взоры обращены к парусам, небу и морю. Идет приятный, несколько романтический разговор. Наша вахта, Аркадий и Миша, по очереди «рулят». Представляю, что переживают они сейчас. Что может твориться в душе человека, впервые попавшего на большую парусную яхту в красивую ночь и сразу же за штурвал, да в Атлантике? Вероятно, это станет одним из сильнейших впечатлений в их жизни. Я тоже долго не мог уйти с палубы, хотя наша вахта закончилась и нас сменили Дима и Сергей. Все было сделано как надо, паруса настроены под курс и под ветер. Лодка хорошо режет небольшие волны, ветер ровный, и приятно видеть, как «Урания-2» идет по океану. Для нас с Иваном экспедиция продолжается, для остальных она только началась.

По вахтам распределились следующим образом: Гера, Аркадий и Миша с 0 до 4 и с 12 до 16 часов. Дима и Сергей с 4 до 8 и с 16 до 20 часов. Валера и Саша с 8 до 12 и с 20 до 24 часов. Освобождены от вахт были Иван Иванович, который занимался радиосвязью и электромеханическим хозяйством яхты, Лена и Женя, так как за бортом был уже октябрь и занятия в школе шли полным ходом.