Под парусом в Антарктиду - Карпенко Георгий. Страница 2

Глава 1. Не упусти свой шанс, Урания-2!

До сих пор все многочисленные парусные кругосветные экспедиции шли вдоль параллелей. Наша экспедиция, названная «Трансглобальной», предполагала движение на парусной яхте вокруг земного шара в меридиональном направлении. Экспедиция должна была стать первой в истории мореплавания парусной кругосветкой, идущей с севера на юг и с юга на север.

По замыслу, выйдя из Санкт-Петербурга, мы должны были спуститься по Атлантике до Антарктиды и далее идти по Южному Полярному Кругу вдоль антарктических берегов на запад до траверза с Новой Зеландией. После этого подняться по Тихому океану с юга на север к Берингову проливу, от которого Северным морским путем пройти в Атлантику и закончить это путешествие там, где его и начинали — в Питере.

В исходной точке маршрута — на заводе «Северная верфь» — к осени 1994 года была построена яхта с металлическим корпусом длиной 22 метра, получившая название «Урания-2». Для яхты было выбрано парусное вооружение типа кэч.

В течение двух последующих лет мы доделывали ее на плаву и испытывали, выходя в Балтику и Северное море. К этому времени из всей многочисленной команды, участвовавшей в постройке «Урании-2», желание идти дальше осталось только у двоих — у меня и Валеры Тимакова. Этому предшествовало полное «обнуление» средств и невозможность самостоятельно финансировать оставшуюся часть проекта меридиональной кругосветки.

Зима и лето, потраченные на раскрутку экспедиции с помощью рекламного агентства «Аврора», включение ее в перечень экспедиций МОК ЮНЕСКО и в российскую секцию на выставке «Экспо-98» в Лиссабоне были событиями приятными сами по себе, но не принесли средств. Чтобы как-то спасти дело, нужно было срочно выходить в моря — на собственном энтузиазме и завершить хотя бы первый этап вокруг Европы: из Питера до Лиссабона. Мы надеялись, что это будет оценено и в дальнейшем привлечет средства для экспедиции.

За два дня до старта в Москве выпал снег по щиколотку. От этого стало светлее по утрам и тревожнее. Валера Тимаков, уехавший три дня назад, сообщил по телефону из Питера, что с фарватера уже сняли «обстановку», и это стало причиной бессонной для меня ночи. Все было плохо, не получалось и по деньгам, но самое страшное — утекал отпущенный на проект резерв времени.

Серега Рождественский остался еще на сутки — добивать наши Шенгенские визы, а я с двумя рюкзаками снаряжения дневным поездом выехал в северную столицу.

В Питере «уже не рассветало», утренние сумерки почти сразу же переходили в вечернюю темень. «Урания-2» стояла в Галерной Гавани, по соседству с дизельной подводной лодкой. Наша яхта делалась для «экстремальных» морей, поэтому она имела мощный рангоут, густой стоячий такелаж, все было надежно раскреплено и внушало уверенность. Из рубки вела лестница в большую кают-компанию, за стол в которой могли сесть человек пятнадцать. Здесь же, в кают-компании, у правого борта, размещался камбуз с двухкомфорочной плитой.

На яхте было пять двухместных кают, четыре гальюна, два из которых мы переоборудовали в помещения для хранения экспедиционного снаряжения, большая рубка и крохотная, для одного человека, сауна. «Уранию-2» уже две недели обживали члены нашей команды, и когда я приехал, то нашел ситуацию не такой уж критической: в кают-компании было уютно, играла музыка, народ не грустил и, казалось, не считал проблематичным выход на парусной яхте в ноябре месяце в штормовую Балтику. Нам еще предстояло сделать много дел по яхте, в основном подготовить паруса, систему рифления, принять и рассортировать продукты, устранить недоделки по механике… На все это оставался один день. Всю ночь шел снег, гавань покрылась льдом. На палубе в кокпите лежали сугробы, и свой последний день в Питере мы начали с уборки снега.

Вскоре мы стали свидетелями того, как наш общий друг Сергей Кудряшев с блеском выполняет взятые на себя еще в Москве обязательства по снабжению экспедиции спонсорской водкой фирмы «Смирновъ»: новая «Волга», набитая коробками, медленно, со стоном, цепляя брюхом за все неровности дороги, сползала к Галерной Гавани. Команда «Урании-2», побросав лопаты, бросилась перегружать водку в трюмы «Урании-2».

Коробкам не было конца, и меня это уже не радовало, было ясно, что, пока не будет покончено с разгрузкой, другие дела будут стоять.

К 14 часам, к приходу журналистов, мы подняли грот с большими логотипами наших мифических спонсоров: «Аэрофлот», «Глобальная инициатива», «Интурист», «Ингосстрах», а утром перешли к стартовому пирсу морвокзала, где мы с Мишей замерзли на жестком ветру, пока ждали таможню и пограничников.

Я волновался, опасаясь, что в самый последний момент «погранцы» обязательно что-то придумают, чтоб поломать наши планы. Но пришли две девчонки-прапорщицы и даже проявили интерес к экспедиции, задали несколько вопросов, после чего я понял, что нас выпускают. Эти две девчонки, выпускающие нас в бескрайность, — наши последние провожающие. По асфальту между застывших кранов метет снегом ноябрьский западник, а «Урания-2» тихо отходит от пустынного пирса. Расталкивая и подминая под себя льдины, оставляя за кормой черный след ноябрьской Невы, яхта идет вдоль цепочки уже вставших на зиму кораблей. Созерцание не слишком радостных пейзажей нарушается появлением в кокпите Валерки с большим подносом, на котором рядком стоят рюмки, сало с мясными прожилками, хлеб и торчащая над этим великолепием бутылка «Смирновской». «За выход!» — объявляет он с сияющей мордой и ставит поднос у ног сидящей в кокпите команды.

«Урания-2», урча мотором, уже выходит на простор Маркизовой Лужи. Мы выпиваем по маленькой и приободряемся. Команда, похоже, испытывает одинаковые чувства: с одной стороны, это тревога из-за несвойственного для парусников позднего выхода в море и неизведанного пути через воды, лежащие за осенним горизонтом, с другой стороны, такое же по силе чувство отваги, коллективное по своей природе и уравновешивающее первое.

Распределяемся на три вахты. Я с Серегой Рождественским, Валера с Серегой Семеновым, Михаил с сыном Кириллом.

Первая ночь — густой туман, но вдруг вызвездит и хлынет на яхту лунный свет и, освещенная кормовым фонарем, в трех метрах от транца повиснет чайка. А потом незаметно исчезнет. За первой ночью — день, тоже хорош, ясно, ветер с юго-юго-запада. Хорошая тяга, скорость до семи узлов. Волны почти нет, и лодка хорошо идет в бейдевинд, можно бросить штурвал и сбегать на камбуз за сухарем — на компасе все та же цифра. Хорошие хода, быстро меняются на штурманском столе карты. Оторвались от берегов, чтоб меньше беспокоили погранцы. Но горький опыт подсказывает, что считать себя в безопасности можно, только уйдя под шведский берег, там наши уже не достанут. Грустно, но это так. Постепенно притираемся друг к другу. Собственно, на яхте половина экипажа — почти родные люди: с Валерой Тимаковым мы вместе со студенческой скамьи, во всех походах и экспедициях, с Серегой Рождественским еще безусыми юнцами мы ходили на плотах в Саянах и Алтае, а зимой на лыжах на Кольском и Полярном Урале, потом сделали поворот к парусам для того, чтобы когда-нибудь выйти и пересечь Океан… С Мишей Лупалом мы познакомились год назад, все это время он выхаживал в Питере «Уранию-2». Талантливая голова, умелые руки и ангельское терпение. Ситуация безденежья пришла к нам примерно в то же время, что и Миша, и все-таки он остался в команде. Работая на заводе-гиганте минудобрений в городе Россошь, Иван Иванович Кузнецов вырастил в себе мечту, никак не относящуюся к химии, — мечту большого путешествия. С юношеских лет Иван профессионально занимался радиолюбительством и здорово преуспел в этом, стал мастером спорта, участвовал во многих радиоэкспедициях. И когда в журнале «Радио» появился наш запрос на радиста, он не задумываясь приехал ко мне в Пушкино на личную встречу. И уже через неделю появился в Питере, где с головой ушел в подготовку яхты, удивляя всех практическими знаниями электрики и механики. Я знаю, что он ни минуты не сомневался, когда покидал свой завод, на котором проработал многие годы, то место, на котором прославился и которое обеспечивало безбедную жизнь. С остальными ребятами мне предстояло еще познакомиться.