Правило Рори - Черняк Виктор. Страница 21

Сэйерс заглянул в зеркало – на глазах слезы; никто и никогда не видел его плачущим, но дома, перед фотографией дочери, которая умирала сейчас в больнице, Сэйерс плакал, скупо, с трудом выдавливая не приносящие облегчения слезы.

Он разделся, заварил густой кофе и, привалившись к окну так, чтобы его никто не заметил с улицы, наблюдал, как старушка Бофи, согнувшись в три погибели, хлопочет над цветами. Сзйерс не знал, есть, ли у нее дети или нет, и не хотел знать, он только завидовал тому, как можно, прожив всю жизнь, на склоне лет так самозабвенно подстригать цветы, поливать их с утра до ночи, будто самое главное – увидеть еще несколько распустившихся бутонов, услаждающих глаз миссис Бофи и тех, кто медленно проезжает или проходит мимо.

Красный форд «бронко-Н» прополз внизу, как раз медленно, именно так, чтобы водитель мог любоваться цветами миссис Бофи, и Сэйерс подумал, что видел недавно такую машину, эту или той же модели, но где, вспоминать не хотелось, мысли о дочери снова завладели им… Сэйерс отправился спать, глотнув утроенную дозу снотворного.

Часть вторая

ЗОНА СВОБОДНОГО ОГНЯ

Рори Инч в третий раз обогнул дом Сэйерса, не боясь, что хозяин его заметит, – окна темны и свет не пробивался сквозь опущенные жалюзи. «Сэйерс спит, – думал Рори, – а он работает». Теперь Инч знал все подходы к дому, куда можно попасть, если пересечь газон позади дома, какие строения примыкают к владениям Сзйерса слева, какие справа: ограды здесь не водились, и с участка Сэйерса можно без труда перебежать на соседние.

Подбирался дождь, тучи в ночи не видны, а звезды не успели зажечься, и, если бы не первые капли на лобовом стекле, по небу и не подумаешь, что вот-вот хлынет, – темень, и все тут.

Настроение Инча ухудшалось вместе с погодой, Рори опустил стекло и стал вдыхать предгрозовой воздух. Подумал о Треворе Экклзе, он не нравился Рори в последнее время. Отчего есть такие, как Тревор, не соприкасающиеся непосредственно с опасностью, и такие, как Рори, выполняющие тяжелую и грязную работу, пусть за приличное вознаграждение, хотя Тревор оставлял себе много больше, чем доставалось Рори? И Барри Субон наверняка припрятал дома не один десяток золотых перстней, да и вообще не испытывает недостатка в средствах. У него даже золотых кредитных карточек в бумажнике чуть ли не десяток.

Рори давно работал на Тревора, и за истекшие годы вызрело мнение: во-первых, его использовали без его собственного ведома; во-вторых, обманывали, здорово не доплачивая; в-третьих, похоже, впереди – большая беда как расплата за все, что творил Рори по наущению Тревора Экклза. Давным-давно Тревор выудил Рори из подзаборной грязи, отмыл, обсушил, преподал «науку», убедил, что слава костолома бандитских кварталов не слишком удачное помещение капитала и что вместо ежедневных мордобоев лучше раз в полгода провернуть крупное дело, урвать прилично и залечь в хорошо обставленном доме с набитым холодильником или раскатывать на дорогой машине на рыбалку, подготавливаясь к очередной вылазке и зализывая раны, если такие случатся.

«Ты человек необыкновенный, запомни, – внушал Тревор Инчу, – твое ремесло не для слюнтяев, а для мужчин, – Тревор поправил челку, – для мужчин из стали и бетона. Не забивай голову ерундой, работа, такая или другая, самая чистая и честная – ха, честная! – всегда сделка. Посуди сам, досталось тебе дело, можно обкатать его, приспособиться, главное – вырвать работенку, и ты вырвал! Что еще нужно? Все дело в деньгах».

Рори безучастно наблюдал, как капли на стекле становились гуще и пухлее, сливались в струйки, сбегали на капот – полило всерьез. Крыша машины уже гудела от тугих потоков, будто швыряли горох пригоршнями. Мог ли Pap и уйтн от Тревора? Задача… Тревор умел выколупывать изюм из булки – отыскивать перебежчиков и расправляться с ними, но даже если б удалось обмануть крыс, кротов, вонючек Субона – как их там еще величают, соглядатаев, сделавших подлость ремеслом? – и тогда Тревор незримо управлял бы Инчем. Рори ничему не научился за эти годы, кроме скрытности, умения, обложить жертву и кинжальным выпадом – без кинжала, ясное дело, но способом, всякий раз наиболее подходящим к случаю, – расправиться с ней. Рори привык к своим машинам, к обстановке квартиры, к возможности в долгих паузах между делами жить размеренно, как и подобает удачливому человеку, сумевшему устроиться так, чтобы иметь все.

Все дело в деньгах.

Тревор знал, что нет надежнее пут, и не забывал каждый раз набавить, не забывал о подарках – вроде случайных, от полноты души, вознаграждая редкие умения Инча. На тридцатилетие и затем на тридцатипятилетие он отправил Рори в Европу отдыхать, по-королевски отметив за счет «Регионального центра приверженцев учения Кришны» юбилеи Инча.

Стальной трос, которым, похоже, все крепилось в душе Инча, за эти годы поизносился, вроде бы начал перетираться; Рори не раз видел в порту на погрузке, как лопались железные вервия, отлетая в стороны со страшной силой, перерезали людей пополам или калечили навсегда. Трос внутри Рори перетирался, он чувствовал это все отчетливее с каждым годом работы на Тревора и боялся: когда же рванет внутри, обдирая царапающими концами металла до крови?

Такое не выложишь кому попало, не признаешься, да и слов-то таких Рори не находил, чувствовал только паскудное ощущение непрекращающейся тревоги, усиливающейся, не отпускающей ни на минуту.

Рори подумал, что Сандра не спит и ждет его или гладит его богатырские брюки, в которые можно воткнуть пару Экклзов и еще Барри Субона вдобавок. Мелкота.

Он выждал, пока водянистая муть впереди зазеленела разрешающим светом, и отпустил ручник. «Броико» двинул плавно, будто понимал, что сейчас трясти хозяина – все равно что расцарапывать ему душу металлической проволокой разлезшегося внутри троса.

Дальше Рори не размышлял, механически фиксировал знаки, притормаживал у переходов и радовался, что голова внезапно опустела, словно струи дождя, колошматившие по крыше и лобовому стеклу, неизвестно как проникли в голову и промыли ее дочиста.

Рори загнал «бронко» в гараж, полюбовался блестевшей крышей машины, поморщился, увидав подбой грязевых пятен понизу, шлепая по лужам, побежал к подъезду.

Открыла Сандра, Рори не успел вставить и ключ в замок: выходило, что она примостилась в прихожей – вон и табурет – и, отложив в сторону вязанье, ждала его прихода; Рори не привык, чтобы его ждали, чаще всего его дом пустовал, и сейчас, несмотря на ледяную воду, проникшую за шиворот, ему стало тепло; ее вещи на вешалке, туфли на высоких каблуках в ячейках обувного ящика, шляпа с широкими полями, которую они купили недавно вдвоем, – все это согрело Рори Инча неожиданно быстро.

Рори принял душ, запахнулся до пят в халат с вышитой на кармане монограммой – кстати, подарок Тревора – и, сидя на кухне, жадно ел; он уже не стеснялся Сандры, а есть предпочитал, как в детстве, быстро запихивая куски, будто опасаясь, что их сейчас отнимет пьяный отец или вырвут шустрые руки сестренки, и тогда слушай урчание живота всю ночь.

Сандра держала на коленях вязанье и покалывала спицей подушечки пальцев.

– Что ты делал?

Рори подумал на мгновение: «Ответить или пережевать?» – и решил пережевать мясо. Сандра вздохнула, принялась вязать. Справившись с мясом, Рори подобрел.

– Что это? – кивнул на вязанье.

– Шарф! – Сандра подняла руки, растягивая шарф.

– Белый? – Рори недоверчиво пожал плечами. – Такой белый! Жуть! И такой длинный, его можно обернуть раз сто вокруг шеи, даже вокруг моей. Его небось надо стирать каждый день?

Сандра улыбнулась. Рори прошел в спальню: «Хорошо, что мы встретились».

Ночник едва тлел над высокой спинкой кровати. Сандра быстро и тихо уснула, и дыхание ее Рори не мог услышать, как ни старался. По окну скользнули фары, раз и еще раз, вспомнился Найджел Сэйерс, спящий один в большом доме; Рори ощутил холодок, песчинками защекотавший спину, будто снова струи недавнего дождя проникли за ворот.