Гайдзин - Клавелл Джеймс. Страница 244
— Мисси? — В комнату вошла А Со.
— Тайтай, А Со! Ты глухая, хейа? — сердито одернула её Анжелика. Малкольм объяснил ей про тайтай, а в последний вечер сам заставил А Ток, А Со и Чена так обращаться к ней — и Скай тоже напомнил ей, чтобы она требовала от слуг именно такого обращения.
— Мисси хочит моя паковать чоп-чоп?
— Тайтай. Ты глухая, хейа?
— Ваша хочит моя паковать, чоп-чоп... тайтай?
— Нет. Завтра. Если вообще когда-нибудь, — тихо добавила она.
— Мисси? Она вздохнула.
— Тайтай!
— Мисси-тайтай?
— Уходи!
— Знахарский человек хочит видеть.
Она собиралась опять сказать, «уходи», но передумала.
— Знахарский человек какой?
— Знахарский лягусек, мисси-тайтай.
Хоуг. Да, он и в самом деле похож на лягушку, подумала она и с удивлением обнаружила, что улыбается.
— Да. Видеть сейчас. — А когда он вошёл, она сказала: — Добрый вечер, доктор. Как вы себя чувствуете? Со мной все хорошо благодаря вам.
— Хорошо ли? — Его глаза покраснели от усталости, лицо было одутловатым больше обычного и землистого цвета, однако он по-прежнему излучал ту особую теплоту, которая так располагала к нему людей. — Да, теперь я вижу, что да. Будьте осторожны, не насилуйте себя, относитесь ко всему спокойнее, Анжелика, будьте мудрой.
— Буду, я обещаю.
— Вы были изумительны сегодня днём.
— Но я проиграла.
— Да. Джордж Бебкотт и я очень сожалели об этом, мы были возмущены после вашего рассказа и слов Небесного Нашего. Джордж сегодня ужинает с сэром Уильямом и попытается ещё раз, но я... мы... мы не питаем больших надежд. — Он увидел, как она пожала плечами, чуть заметное движение, и продолжала смотреть на него — огромные глаза на бледном лице. — Вам нужно что-нибудь? Чтобы уснуть или успокоиться — нет, я вижу, что в успокоительном вы не нуждаетесь. Я рад, так рад. Я хотел поговорить с вами, поболтать, вы не против?
— Конечно нет, пожалуйста, присаживайтесь. Как прошло расследование? О, есть виски и другие напитки, если вы желаете.
— Спасибо. — На буфете, как солдаты, выстроились уотерфордские бокалы и графины граненого хрусталя с серебряными ручками в георгианском стиле; на охватывавших горлышко серебряных пластинах было выгравировано: «Виски», «Коньяк», «Шерри», «Портвейн». Он выбрал виски и налил себе полбокала. — Расследование прошло, как и следовало ожидать, Эдвард Горнт был признан абсолютно невиновным и поощрен за храбрость. Коронер, Скай, заключил, что смерть Грейфорта была случайной, а Горнт поступил совершенно оправданно, попытавшись помешать тому, что иначе могло бы оказаться зверским убийством. Мы все были удивлены, что он использовал столь сильные выражения, хотя это была и чистая правда. — Он сел напротив неё и поднял бокал. — Ваше здоровье!
— Salut! Я рада за Эдварда. Он заслуживает всяческой похвалы.
— Как и вы сами. Ваш рассказ глубоко меня тронул.
— Я рассказала правду. Неужели вы тоже мне не верите?
— Верю. Как раз об этом я и хотел поговорить. Видите ли, я-то как раз слишком хорошо все понимаю. — Затем красноречиво, словно читая по книге, Хоуг рассказал ей свою собственную историю о службе в Индийской армии, о том, как влюбился и женился вопреки всем условностям, о том, как все немедленно отвернулись от него — ужасное время, потом возвращение домой. Где лучше не стало. — На самом деле все было ещё хуже. Арджуманд умерла, это её имя, так же звали возлюбленную султана Шах-Джахана, который построил Тадж-Махал, — говорил он, устремив неподвижный взгляд на огонь, рассказывая эту повесть и огню тоже, видя возникающие в пламени картины — вот она, вот они вместе в те неповторимые дни до свадьбы. — Мне так печально, и вместе с тем я так рад, что она не прожила долго в этой ненависти, что она простудилась и умерла быстро, как великолепный оранжерейный цветок на ледяном ветру — да-да, именно цветок, вы поверить не можете, как она была изысканно прекрасна, не больше, чем я могу поверить, что она любила меня, — я знаю, насколько я безобразен. Я любил её до безумия и убил.
— Когда вы говорите о ней, ваше лицо меняется. Вы не убивали её. Это был рок. В том не было вашей вины. — Вот, опять это слово, подумала она.
— Была, я женился на ней и увез её домой. Мэй-мэй тоже бы умерла, несчастная, одинокая и отчаянно рвущаяся домой. Даже сам великий Дирк Струан не смог бы выстоять против общественного мнения; если бы они поженились — нет. Им обоим повезло, что они умерли так.
Она смотрела на него сквозь пелену, застлавшую глаза.
— А Малкольму тоже повезло, что он умер так, как умер? Я вспоминаю ваши слова о том, каким покоем дышало его лицо. Он все равно умирал?
— Боюсь, что да. Он мог умереть в любой день, в любой час. Он жил в долг у смерти, и мне кажется, он знал это.
Это потрясло её.
— Почему ему ничего не сказали, почему вы не предупредили его, не предупредили нас?
— Это была воля Господа. Мы не знали, не были так уверены, как сейчас, это невозможно было знать, иначе мы обязательно бы все рассказали.
— Я... я не понимаю. Скажите мне правду, пожалуйста, мне нужно понять.
— Его внутренности, — мягко заговорил Хоуг, — под раной и около неё были в худшем состоянии, чем мы думали. Джордж не мог уходить в глубь от раны, когда Малкольма доставили к нему, это все равно бы его убило. Вскрытие показало, что он гнил заживо.
— А операция, она была хорошо проведена?
— О да, первоклассно. Работой Джорджа можно было восхищаться, никто не починил бы его лучше, — ответил он, и она ему поверила. — Видите ли, Анжелика, мы не можем заменять, мы можем только поправить: там были полости с гноем — причина всех болей, мучивших беднягу — и плохие спайки, которые не давали ему выпрямиться. — Он добавил печально: — Малкольм доживал свой срок. Но и в этом случае я уверен, что вы сделали его последние дни самыми счастливыми, о каких только может мечтать мужчина.
Из камина выкатился уголек. Она бросила на него взгляд. Маленькое пламя вспыхнуло, подрожало и угасло — совсем как мой Малкольм, бедный мой, моя любовь.
— Печально, — сказала она огню, — как это печально.
Хоуг мысленно взвешивал её , взвешивал себя и память об Арджуманд, которую Анжелика возродила для него. Теперь, после того как я рассказал ей об Арджуманд, принять решение легко, подумал он. Он нервно допил своё виски.
— Вы позволите?
— Конечно. Не стесняйтесь.
Хоуг налил себе ещё, уже не так щедро.
— Касательно похорон, я ведь в первую очередь об этом пришел поговорить с вами. Вы, возможно, ещё смогли бы похоронить его так, как того желали вы и Малкольм.
— Что?
Он снова опустился в кресло напротив неё.
— Похоронить его в море, как деда, как хотел он сам, как хотите вы. Я могу помочь вам.
— Как?
Он промокнул лоб.
— Вы пойдете к сэру Уильяму, скажете, что склоняетесь перед неизбежным и что, сколь ни ненавистно вам это решение, вы позволите отправить тело в Гонконг. Завтра мы, Бебкотт и я, мы официально доставим гроб на «Гарцующее Облако» из Канагавы, где оно находится в данный момент. Вы проводите гроб на глазах у всех, объяснив, что сопровождать его на «Гарцующем Облаке» для вас невыносимо, но что вы отправитесь за ним следом на пакетботе, который отплывает в Гонконг послезавтра. Все довольны.
— Но гроб пустой? — возбужденно спросила она.
Он покачал головой, его лоб и щеки влажно поблескивали в свете камина.
— Нет, там будет тело, но не его, рыбака, корейца, который умер в Канагаве сегодня утром, в нашей клинике. Тем временем останки Малкольма будут в другом гробу, все ещё тайно в Канагаве. Если бы Джейми поддержал нас, он мог бы пригнать туда катер завтра вечером, мы выйдем в море, и, если нам удастся уговорить Твита свершить обряд, Малкольм может быть похоронен согласно вашему желанию. На следующий день вы сядете на пакетбот, и никто ничего не узнает, если нам удастся взять со всех клятву хранить молчание.
— Так много «если», — пробормотала она, чувствуя, как колотится сердце.