Изгнанник из Спарты - Йерби Фрэнк. Страница 9

Он спускался с горы примерно полчаса, и вдруг ему пришла в голову одна мысль… Если он вернется в гимнасий с пустыми руками, так ничего и не украв, педоном прикажет его снова высечь. Даже простое напоминание об этом привело Аристона в ярость. Его тело перестало быть лишь орудием убийства, а превратилось в храм, в котором горел священный, яркий и чистый огонь любви. Аристон не желал, чтобы томный, капризный Лизандр глазел, как он будет молча корчиться от боли. И не хотел, чтобы грубый невежда Си-моей, которого Аристон не мог одолеть в единоборстве, гоготал, слушая пение бича. За одну ночь Аристон полностью изменился. Теперь его страшила не сама порка, а невыносимое унижение, которому его подвергнут.

Аристон замер, размышляя. За то, что с ним вытворяли периэки, у них вполне можно еще раз стащить козленка. Преимущество на его стороне, и грех им не воспользоваться. Спускаясь по темной запретной тропе, Аристон подберется к хижинам своих недавних мучителей сзади. Он увидит их задолго до того, как они заметят его. Тем более - при мысли об этом Аристон пришел в неописуемый восторг - что они наверняка сейчас не дома, наверняка они устремились за ним в погоню по другой дороге!

Аристон повернул назад и принялся карабкаться на гору. Заодно он обдумывал, какие доводы нужно будет привести отчиму. Как уговорить этого сурового, вечно запрещающего старика, чтобы он позволил ему жениться на периэкской девушке, которая гораздо ниже его по происхождению? Чем больше размышлял Аристон, тем яснее ему становилось,

насколько это маловероятно. Геронт и полководец Теламон наверняка не позволит, чтобы юноша, которого все, кроме прекрасной Алкмены, ее брата Ипполита и членов Евгенического Совета - разумеется, державших язык за зубами, - считали его родным сыном, так опорочил его дом. Но затем Аристон отогнал мрачные мысли. Какая разница, женится он на Фрине или нет? Главное, чтобы она принадлежала ему! А этому ничто не помешает. Ему нужно только будет вооружиться до зубов, прийти ночью в селение и увести ее силой. В Спарте он присмотрит для нее маленький домик. Теламон, которого возмущало все более терпимое отношение общества к гомосексуальной любви, не только одобрит мужественное поведение сына, но даже причмокнет от удовольствия и выделит средства на содержание Фрины. Естественно, в тридцать лет Аристон будет вынужден жениться на спартанке, но она не сможет заставить его разлюбить Фрину. И вообще, до тридцати еще жить да жить! Когда случится беда, тогда и надо горевать!

Внизу показалось селение, белевшее в лучах солнца. Оно выглядело безлюдным. Никого не было видно. Но самое странное: из-под притолок домов не выбивался дымок. <В горах часто шли проливные дожди, а зимой бывали снегопады, и местные жители, в отличие от обитателей города, боялись делать в крышах отверстие для дыма. Именно поэтому они всегда ходили такие чумазые и перепачканные сажей.) Отсутствие дыма говорило о том, что даже женщины покинули дома, а это было крайне странно.

“Может, они вместе с мужчинами пустились за мной в погоню?” - подумал Аристон. Но затем решил, что это неважно. Ведь прямо на околице щипало травку стадо коз, оставленных без присмотра.

Аристон подхватил на руки козленка, того же самого - чтобы периэки знали, кто его у крал. И вдруг у слышал крики. Он замер и прислушался. Потом до него дошло, что в целом сонме голосов нет ни одного мужского. “Наверно, это менады, - подумал он. - Гарпии или… или Благомыслящие, Эвмениды…”

- Пора удирать, маленькая вонючка, - сказал он козленку и кинулся наутек Но не успел подняться и на двад-

цать родов*, как заметил внизу одинокую женщину… нет, девушку в каком-то коротком одеянии, похожем на мужской хитон… Шатаясь, она показалась в просвете между двумя домами. Девушка буквально купалась в крови. Одежда ее намокла. Длинные черные волосы спутались, по щекам текли темно-багровые струйки. Аристон застыл как вкопанный. У него прервалось дыхание. Сердце перестало биться. Девушка сделала еще несколько нетвердых шагов и подняла лицо к небесам, глядя прямо на Аристона. С немой мольбой она смотрела на него своим единственным глазом, другой болтался на щеке, словно кровавая луковица на ниточке.

Девушка открыла рот, чтобы произнести его имя, но оттуда хлынула кровь. И тут изо всех закоулков вынырнули женщины. В руках они держали камни. Серпы. Кухонные ножи. Только у Ликотеи никакого орудия не было. Она несла другое. Аристон быстро понял, что именно: одежду Фрины. Ту самую, в которой она пришла его спасти. Без сомнения, эта была ее лучшая одежда, которую она берегла для религиозных обрядов, празднеств, игр, танцев. Но как, во имя темных, страшных хтонических божеств, эта волчица…

И тут он догадался. Ликотея шла следом за ними. Очевидно, ей преградила путь подземная река, похожая на Стикс: скорее всего, Ликотея не умела плавать. А затем волчица увидела аккуратно сложенное платье Фрины. Схватила его и…

Ликотея медленно, торжественно развернула ткань. Туника тоже была заляпана кровью, но пятна были сухие и уже потемнели.

- Это кровь моего несчастного мужа! - завывала Ликотея, подражая жрицам. - Мерзавка пролила ее, чтобы погрязнуть в похоти. Отомстите за него, о сестры! Отомстите и за бедного Аргуса, у которого нет ни жены, ни сыновей, так что некому вступиться за его честь! Отомстите, чтобы тени страдальцев не мыкались, оставшись неприкаянными!

А потом Ликотея еще больше возвысила голос и резко, пронзительно заверещала:

Древнегреческая мера длины.

- Убейте ее!

Аристон не видел, кто бросил первый камень. Но уже через мгновение на Фрину обрушился град камней. Аристон не мог пошевелиться, не мог вздохнуть. Он стоял и глядел, широко распахнув голубые глаза, на ужас, творившийся внизу.

Фрина, в которую попало примерно полсотни камней, рухнула на землю. Однако она все еще еле заметно вздрагивала. Ликотея медленно приблизилась к ней. В руках волчицы не было камня. Не было ни серпа, ни ножа. Ничего в них не было. Ничего!

Зарычав так, что Аристону показалось, будто его сердце разбилось на множество ледяных осколков, Ликотея набросилась на лежавшую без сознания девушку. Ее скрюченные пальцы вцепились в спутанные, перепачканные кровью волосы Фрины. Ликотея начала отводить голову девушки назад. Дальше… дальше… А потом молниеносно пригнулась и у всех на виду впилась своими отвратительными волчьими зубами в тонкую шею Фрины.

Голова возлюбленной Аристона дернулась, когда Ликотея принялась вгрызаться ей в горло, рыча сквозь зубы, словно собака или волчица. И тут же на Фрину накинулись другие женщины. Аристон уже ничего не мог разобрать в густом месиве черных одежд и мелькании сверкающих ножей…

А потом, за мгновение до того, как в глазах его померк свет и он потерял сознание, захлебываясь собственной рвотой, Аристон увидел, что женщины торжествующе подняли над головой… ногу Фрины… Длинную, красивую ногу, которая всего на миг прикоснулась к нему в пещере, суля блаженство, коего ему теперь не познать уже никогда…

Женщины Парнона отрезали ее у бедра.

Придя наконец в себя, весь заблеванный, Аристон не сразу вспомнил, что произошло. Но затем он ощутил во рту вкус желчи и соли, а в желудке холод и жжение. Аристон громко закричал, пронзительно и жалобно, будто женщина. Потом медленно, без помощи рук поднялся на ноги. Он не желал глядеть вниз, на селение, но не смог удержаться.

Женщины ушли. В проулке остались только собаки. И они…

О боги, боги, боги, боги…

Аристон повернулся и, ослепнув от яркого солнца, ринулся вперед по запретной тропе. В тот момент ему даже в голову не пришло, что этот стремительный спуск может стоить ему жизни.

И лишь когда он уже подбегал трусцой к вырисовывающемуся впереди городу без крепостных стен. Аристон вдруг почувствовал странную, тупую боль в руках. Словно от тяжести. Он опустил глаза и убедился, что мускулы болят недаром.

Он до сих пор прижимал к груди украденного козленка.