Сын Портоса - Магален (Махалин) Поль. Страница 3

— Я не в силах понять…

— А между тем все ясно: это кольцо чудесно подойдет и для пальчика моей возлюбленной. Вам не следует надеяться лишить меня его, равно как и второй половины суммы, которую вы мне столь любезно вручили.

Мадемуазель дю Трамбле устремила на разбойничьего капитана понимающий взгляд.

— Значит, вы намерены отнять у меня эту драгоценность и оставшееся золото…

— О Боже! Благодарите, что мои требования столь умеренны. Рыцари большой дороги потребовали бы много больше.

Аврора в отчаянии ломала руки.

— Повторяю, сударь: я отдала вам все свои деньги — остальные мне не принадлежат. Я представляю…

Покуда девушка держалась твердо и несколько высокомерно, разбойник прикидывался вежливым, но ее взволнованные мольбы пробудили в нем привычную наглость.

— Будет вам, — ухмыльнулся он. — Сироты не прогадают, имея такого очаровательного и красноречивого адвоката. Особенно, если вам удастся обзавестись в Париже достаточным количеством щедрых друзей.

Не понимая смысла его слов и видя, что алчный взгляд негодяя не отрывается от драгоценного камня на ее пальце, Аврора взмолилась.

— Но это кольцо вовсе не такое дорогое, как вам кажется. Для меня оно ценно просто как подарок…

— От поклонника, не так ли? Разумеется, это дар любви. Но черт возьми, вам не составит труда приобрести другого возлюбленного, который сделает еще более прекрасный подарок!

При этих словах девушка гордо выпрямилась, а в ее глазах сверкнул гнев.

— Трус! Только потому, что никто из присутствующих здесь мужчин не защищает меня, вы позволяете себе оскорблять даму!

И она закрыла лицо руками, словно обороняясь от дальнейших гнусностей рассматривающего ее головореза. В этой позе она казалась еще более привлекательной, и взгляд Корбюффа внезапно зажегся грубым вожделением. Двинув коня в сторону Авроры, он хрипло воскликнул:

— Так вы еще показываете здесь коготки? Ну что ж, значит, без насилия не обойтись! Я возьму у вас не только кольцо, но и поцелуй в качестве трофея.

— Прочь, или ты будешь наказан за свою наглость, мошенник! — послышался громовой голос, и в тот же миг железные руки сжали авантюриста мертвой хваткой, выдернув его из седла, словно он был малым ребенком.

— Помогите! — завопил полузадушенный негодяй.

Его четверо сообщников вскинули мушкеты, но Жоэль, ибо это был он, быстрым прыжком очутился между девушкой и полковником королевских мародеров, держа последнего в воздухе на вытянутых руках, словно охотник, показывающий кролика бешено лающей стае гончих, и закрывшись им, как щитом, от пуль, которыми ему угрожали нацеленные на него дула.

— Ну, что ж — спокойно сказал он, — стреляйте, если хотите, но вы только нашпигуете свинцом вашего главаря.

— Нет-нет, не стреляйте, во имя дьявола! — в отчаянии простонал Корбюфф.

Дула мушкетов поднялись вверх, но бретонец не опустил свой щит.

— Теперь, ребята, — продолжал он с тем же спокойствием, — поговорим о деле. Полагаю, у каждого из вас в ружье по пуле? Ну, я не возражаю купить их — все четыре.

Послышались протесты, а лейтенант Взломщик нетерпеливо осведомился:

— Сколько за каждую?

— За все — то, что мои спутники положили в эту шляпу.

Четверо бандитов обменялись удивленными взглядами.

— Все, что вам понадобится сделать, — продолжал тем временем молодой человек, — это разрядить ваши мушкеты вон в ту стаю птиц, и я тотчас передам вам вашу добычу. В противном случае берегитесь: при малейшем признаке сопротивления я сверну шею вашему капитану или полковнику — чины мне безразличны, когда я сворачиваю шею стервятникам, — а потом перебью его трупом вас всех — каждого в свою очередь, говоря словами моего достойного наставника, священника из Локмариа.

Во время этой тирады несчастный Корбюфф являл собой предельно жалкое зрелище. Куда только подевалась его циничная и зловещая усмешка! Маска хвастливого забияки упала, представив на всеобщее обозрение злобного труса. Тщетно извивался он в железных руках своего противника, которые, словно щипцы, по-прежнему держали его, защищая грудь бретонца от пуль грабителей. Последние совещались вполголоса.

— Ладно, по рукам, — заявил наконец Взломщик, сделав знак своим товарищам, после чего все четверо одновременно выпалили из мушкетов в воздух.

— Берите деньги, — сказал Жоэль, пнув шляпу носком сапога.

«Лейтенант» проехал вперед, спешился и схватил шляпу. Снова поспешно сев на лошадь с той же скоростью, он однако не вернулся к друзьям, поджидавшим его с жадными взглядами, а дал шпоры коню, свернул налево, перескочил канаву, отделяющую дорогу от луга, и поскакал прочь по полям.

— Мошенник! Предатель! Держите его! — завопили Вор, Грабитель и Карманник, протестуя таким образом против присвоения общего достояния, после чего, повинуясь внезапному импульсу, одновременно поскакали в погоню.

— Отдай наши деньги, ворюга! — хором орали охотники на человека.

— Наши деньги! — словно эхо, вторили им нотариус, судовой поставщик и торговцы сардинами, глядя, как похититель шляпы и ее содержимого, а также его преследователи исчезают за горизонтом.

Тем временем Жоэль поставил на ноги доблестного рыцаря большой дороги Корбюффа, все еще корчившегося в его руках.

— Теперь, мой капитан головорезов, покажите нам вашу шпагу. Не хочу убивать вас, не позволив защищаться.

— Господин Жоэль, прошу выполнить одно мое желание.

Услышав голос прекрасной путешественницы, юноша быстро обернулся. Так как это обращение сопровождалось благодарным взглядом, сердце нашего победителя затрепетало в груди, а щеки покрылись румянцем волнения.

— Буду счастлив выполнить любое ваше желание, — горячо отозвался он, с почтением сняв шляпу.

Настала очередь дамы покраснеть и опустить глаза.

— Позвольте ему уйти, — указала она на королевского мародера. — Я прошу об этом, как о любезности.

— Этому плуту? — воскликнул наш герой, качая головой. — Но, мадемуазель, ведь негодяй оскорбил вас, и я должен расправиться с ним у ваших ног.

— Вот как? — прервал Корбюфф, пытаясь держаться вызывающе. — Вы, очевидно, думаете, что если вам удалось внезапно стащить меня с седла, то… — Не договорив, он положил руку на эфес шпаги, но медленно и без особого энтузиазма, видя, что его противник уже наготове.

— О, не сражайтесь! — снова вмешалась Аврора.

— А почему? — возразил молодой человек.

— Разве вы не дали мне слово?

Но наш герой был упрям, как все бретонцы.

— Будьте уверены, — сказал он, — что если бы речь шла обо мне одном, я б подавил гнев, но ведь оскорбление нанесено даме. Старый солдат, который воспитал меня, часто повторял: если кто-нибудь обращается с женщиной без должного уважения в присутствии дворянина, его шпага должна сама собой выскакивать из ножен, и не возвращаться в них, покуда не будут принесены извинения.

— Так значит, вы отказываете мне?

— О, пожалуйста, просите меня о чем-нибудь другом.

— В настоящий момент это моя единственная просьба. Скажите, вы дворянин?

Помедлив, юноша с гордостью ответил:

— Я дворянин со стороны отца.

— А я, — Йоланда Анриетта Аврора дю Трамбле, дочь барона Луи Максимилиана дю Трамбле, бывшего почетным советником и представителем маршалов Франции в провинции Анжу, где мы сейчас находимся. Именем моего отца и моим собственным, а также суда чести, который он представлял, и всего дворянства, подчиненного его юрисдикции, я запрещаю вам скрещивать шпагу с этим забиякой-капитаном…

— О! — запротестовал Корбюфф.

— И заметьте: это уже не оказание мне любезности, ибо то, что я сказала, обязывает вас повиноваться так же беспрекословно, как если бы сержант полиции коснулся вашего плеча своим увенчанным короной жезлом, — я обращаюсь к вам именем короля и именем чести. Поставить себя на одну ногу с подобным субъектом означает лишиться дворянской чести, потерять самоуважение и достоинство, завещанное вам вашими предками, наконец, нанести сословию, к которому мы оба принадлежим, оскорбление, в сто раз более ужасающее, чем то, за которое вы так упорно стремитесь отомстить, — оскорбление, — закончила девушка, — которое я не прощу, покуда буду жива!