Ассегай - Смит Уилбур. Страница 22

– Запуск! – Леон передвинул селектор на приборной панели в положение «аккумулятор» и воздел очи к небу. – Маниоро, поддай-ка еще!

Масаи, поплевав на ладони, повернул рукоятку еще раз.

Взрыв, подобный пушечному, сотряс воздух. Из выхлопной трубы вылетел клуб сизого дыма. Заводная рукоятка злобно извернулась, сбив Маниоро с ног. Два старичка скиннера, не ожидавшие ничего подобного, в страхе отпрянули, взвыли от ужаса и резво метнулись к кустам за лагерем. Из домика на склоне холма донеслось проклятие, вслед за чем на веранде появился и сам Перси – в пижамных штанах, с растрепанной бородой и заспанными глазами. Секунду или две он растерянно, ничего не соображая, таращился на Леона, который лучезарно улыбался ему из-за руля. Мотор погромыхал, подергался, потом стрельнул еще раз и успокоился, перейдя на громкое, но равномерное тарахтение.

Перси рассмеялся.

– Подожди, дай брюки надеть, а потом отвезешь меня в клуб. Угощаю. Можешь выпить пива сколько влезет. И завтра же отправляйся за слоном. Без него в лагерь не возвращайся.

Сдвинув на затылок шляпу и перекинув тяжелое ружье с одного плеча на другое, Леон остановился у знакомого, почти отвесно уходящего вверх массива горы Лонсоньо и посмотрел вверх. Крошечная одинокая фигурка на краю кручи почти растворялась на фоне неба.

– Она ждет нас! – удивленно воскликнул он. – Но как узнала, что мы идем?

– Мама Лусима знает все, – напомнил Маниоро, делая шаг к тропинке.

На себе он нес фляги с водой, заплечный мешок, винтовку «ли-энфилд» и четыре патронташа. Леон последовал за ним, а замыкал шествие Ишмаэль – в длинной белой канзе, полы которой шлепали по ногам, и с огромным узлом на голове. Перед выходом из Тандала-Кэмп Леон взвесил узел – получилось шестьдесят два фунта. В узле лежало все: от горшков и сковородок до перца, соли и секретных специй, состав которых знал только сам Ишмаэль. С поезда сошли на боковой ветке в Наро-Мору и дальше двигались пешком. Леон каждый день подстреливал антилопу, нежное мясо шло на отбивные и стейки, так что питались они благодаря кулинарным способностям Ишмаэля, как принцы.

Лусима ждала их на вершине горы, в тени огромной цветущей гевеи. Высокая и статная, как королева, она выступила им навстречу.

– Я вижу вас, сыновья мои, и глаза мои переполняются радостью.

– Мама, мы пришли за твоим благословением для нашего оружия и руководством в охоте, – сказал Маниоро, опускаясь перед ней на колени.

На следующее утро вся деревня собралась в загоне во круг старой смоковницы, дерева совета, чтобы присутствовать при ритуале благословения оружия. Леон и Маниоро расположились вместе со всеми, Ишмаэль же, отказавшись участвовать в языческом обряде, удалился за ближайшую хижину, где развел огонь и принялся греметь горшками. Оружие лежало на дубленой львиной шкуре. Тут же стояла посудина из выдолбленной тыквы, наполненная свежей коровьей кровью и молоком, и глиняные миски с солью, нюхательным табаком и стеклянными бусинками. Из своей хижины вышла наконец Лусима. Собравшиеся захлопали и запели:

По случаю ритуала Лусима предстала в полном церемониальном облачении. На лбу костяной орнамент с фигурками животных. Шука щедро расшита блестящими бусинками и раковинами каури. Тяжелые нити ожерелий спускались на грудь. Смазанная маслом и натертая красной охрой кожа блестела на солнце. В руке кисть из хвоста жирафа. Шаманка торжественно обошла выложенное для благословения оружие и предложенные жертвоприношения.

– Да не уйдет добыча от воина, владеющего этим оружием, – нараспев произнесла она, посыпая ружья нюхательным табаком. – Да потечет обильно кровь из ран, нанесенных им. – Она обмакнула кисточку в смесь из молока и крови и побрызгала на оружие. Потом, подойдя к Леону, коснулась кисточкой его головы и плеч. – Дай ему силу и твердость преследовать добычу. Пусть глаза будут зоркими, дабы видеть дичь издалека. Да не сможет никакой зверь устоять перед его силой. Да падет от его бундуки самый большой слон.

Зрители, ритмично прихлопывая, подхватили:

Между тем Лусима, закончив с приговорами, пошла по кругу под ускоряющийся ритм хлопков, все быстрее и быстрее, извиваясь и вертясь, пока смешанный с охрой пот не побежал струйкой меж грудей. В какой-то момент она бросилась плашмя на львиную шкуру перед Леоном; глаза ее закатились, в уголках рта выступила пена. Все тело содрогалось в беспрестанных судорогах, ноги били воздух, зубы скрежетали, в горле хрипело и клокотало.

– Дух вошел в нее, – шепотом объяснил Маниоро. – Сейчас она будет говорить его голосом. Задавай вопрос.

– Лусима, избранница Великого Духа, сыновья твои отправляются на поиски вождя слоновьего племени. Где нам искать его? Укажи путь.

Голова Лусимы затряслась, мотаясь из стороны в сторону, дыхание еще больше сперло, но потом через сцепленные зубы, словно найдя щель в горле, пробился хриплый, неестественный голос.

– Ступайте за ветром и слушайте голос сладкоголосого певчего. Он укажет дорогу.

Лусима судорожно вздохнула и села. Глаза ее прояснились, будто с них спала пелена. Как-то странно, словно видя в первый раз, шаманка по смотрела на Леона.

– Это все? – спросил он.

– Больше у меня нет ничего, – ответила она.

– Я не понял. Кто такой этот сладкоголосый певчий?

– Я передала тебе все послание. Если богам угодна ваша охота, вы все поймете в свое время.

С самого начала Лойкот тенью ходил за Леоном, но при этом держался на почтительном расстоянии. Вот и теперь, стоило Леону сесть у костра вместе с дюжиной старейшин, как мальчишка бесшумно появился за спиной. Участия в разговоре он не принимал, однако слушал внимательно, ловя каждое слово.

– Я хочу знать обо всех передвижениях людей и животных как по долине, так и по землям, лежащим за Килиманджаро и Меру. И еще я хочу, чтобы все сведения о таких передвижениях доставлялись мне как можно быстрее.

Выслушав пожелание, старейшины оживленно обсудили его между собой. Похоже, у каждого имелось на этот счет собственное мнение. Следить за ходом дискуссии Леон не успевал, знание языка позволяло лишь улавливать отдельные аргументы и возражения.

Сидевший рядом Маниоро шепотом переводил.

– На землях масаи много людей. Ты хочешь знать о каждом? – спрашивали старики.

– О ваших людях мне знать ничего не надо. Меня интересуют только чужаки, белые, особенно була матари. – Була матари масаи называли немцев. В буквальном переводе это означало «ломающие камень» – первые немцы были геологами, которые постоянно носили с собой молотки и брали повсюду образцы горных пород. – Я хочу знать о передвижениях була матари и их солдат-аскари. Хочу знать, где они строят стены или копают ямы, куда ставят свои большие пушки, бундуки мкуба.

Разговор затянулся допоздна, тем не менее к единой точке зрения участники совета так и не пришли. В конце концов один из них, беззубый старик, единолично взявший на себя обязанности выразителя общего мнения, произнес судьбоносные слова:

– Мы подумаем об этом.

Все поднялись и потянулись к своим хижинам. Леон и Маниоро остались одни. И тут из гущи кустов у них за спиной донесся тихий голосок:

– Ничего они не решат. Будут думать и говорить, а потом снова думать и снова говорить. И ничего вы от них не услышите, кроме звука их голосов. Уж лучше слушать ветер в верхушках деревьев.

– Ты выказываешь неуважение к старейшинам, Лойкот. Это плохо, – укоризненно сказал Маниоро.

– Я – морани и уважение выказываю тем, кого сам выбираю.