Узы крови - Хамфрис Крис. Страница 23

Елизавета не знала, кто вызвал ее на эту полуночную встречу — первую с тех пор, как неделей раньше ее привезли из Вудстока в королевский дворец. Королева, ее сестра, по-прежнему не желала видеть дочь Анны Болейн, несмотря на мольбы Елизаветы о встрече. Принцесса надеялась, что вызов в Хэмптон-Корт будет означать, что ее заключению пришел конец. Однако хотя здесь цепи стали чуть более свободными, она все же полностью от них не избавилась. Встречи, подобные этой, могут оказаться предварительной подготовкой к поездкам, которые ей не хотелось совершать. Обратно, к скуке и мелочной тирании сэра Генри Бединг-филда, в Вудсток. Или в какое-то другое место, гораздо худшее. Путешествие по реке, вниз по течению, в Тауэр, как это было ровно год и месяц тому назад.

Нет! Она не должна, не может попасть туда. Они уже пытались обмануть ее, поймать на заговорах и лжи — и не смогли. Елизавета выдержала ту черную тюрьму, не поддалась попыткам связать ее с теми, кто хотел нанести урон королеве и разгромить ее Церковь. Принцессу Тюдор не сумели связать с Уайетом и прочими. И она выдержит снова — пока у нее хватит выдержки, пока ей удастся не дрогнуть перед теми, кто на сей раз войдет в дверь. Невыносимо, что Елизавету заставляют ждать в этой мрачной комнате! еще убедятся в ее неудовольствии. Елизавета Тюдор унаследовала не только отцовский подбородок и цвет волос, но и его гневливость.

И эта комната — ее! Пренебрегая явно приготовленным для нее, узницы, табуретом, принцесса уселась в кресло с высокой спинкой и сосредоточила свое внимание на находящейся перед ней двери и неизвестном противнике, который через нее войдет. Казалось, ее сосредоточенность послужила заклинанием вызова темных сил: почти мгновенно Елизавета услышала скрежет металла по металлу. Дверь открылась.

— Принцесса Елизавета.

Высокий мужчина пригнулся в дверном проеме и изобразил поклон легким движением головы.

Ренар! Ну конечно, это должен был оказаться он! Это не мог быть никто другой. Только Лис копается в мусоре по ночам.

Елизавета положила руки на подлокотники и расслабила их, направив свой гнев вперед, на вошедшего.

— Посол, вы считаете этот час подходящим для разговора?

— Увы! — Он повернулся и закрыл дверь. Невидимая рука за нею вставила ключ в скважину. — Мои труды поглотили все дневные часы. Только в позднее время мне удается подумать о собственных удовольствиях.

— Удовольствиях?

— О да, миледи. Сегодняшний визит носит личный характер. Приветствовать ваше возвращение ко двору из изгнания. Выразить надежду, что это станет для вас началом более счастливых дней — таких же счастливых, как и для королевства и всех его подданных.

Елизавета проглотила ответ, который так и рвался наружу, — о том, что мученики, которых дюжинами сжигают за их протестантскую веру, вряд ли могут считаться «счастливыми подданными». Она уже почти два года потратила на то, чтобы убедить этого человека и многих других в том, что она, Елизавета, — верная дочь католической Церкви и радуется ее величественному возвращению. Лис применил все немалые средства, находящиеся в его распоряжении, чтобы добиться ее осуждения как еретички или предательницы и предать смерти огнем или топором. Но Елизавета не дала и не даст ему в руки ничего, что позволило бы ему возобновить подобные попытки. И она ничего не ответила. Просто стиснула пальцами подлокотники и приготовилась выжидать.

Ренар с иронией отметил, как именно она распорядилась местами для сидения, но вместо того, чтобы занять табурет, прошел к столу и положил около лампы пакет, завернутый в красный бархат.

— Подарок для вас, миледи. В честь вашего возвращения. Елизавета не сделала ни одного движения в сторону пакета.

— Что значит эта любезность, милорд?

— Вам придется открыть его и посмотреть.

— Я бы предпочла, чтобы вы открыли его за меня.Новая улыбка.

— Как будет угодно миледи.

Длинные пальцы развязали слабо затянутую бечевку, вытащив из бархатного мешочка небольшую деревянную коробочку. Длина ее составляла примерно ладонь, а высота равнялась двум кистям, сложенным в молитве. Ореховое дерево было украшено резьбой — гербом императора. Елизавета по-прежнему не двигалась. Ренар снял крышку, положил ее на стол и отступил назад, сложив руки перед собой.

Свет лампы осветил набор для шахмат. Крошечные фигурки были мастерски вырезаны, белая слоновая кость стояла перед черным деревом. Нагнувшись, Елизавета взяла коня, преодолев первоначальное сопротивление: на месте фигурку удерживал крошечный колышек.

— Как красиво.

— Да, ремесленники Модены действительно превзошли сами себя. Вы играете?

— Я новичок в этом искусстве, но — да, я играю.

— Думаю, миледи скромничает. Я слышал, что вы превзошли своих наставников в этом, как и в других предметах, которые изучали.

— А я слышала, что в Европе у вас нет равных. Отрицания не последовало — только наклон головы и еще одна легкая улыбка.

— Вы со мной не сыграете?

— Разве сейчас не слишком поздно для игр?

— Для игр никогда не бывает слишком поздно. Как и для шахмат. Доставьте мне удовольствие.

Принцесса отвела взгляд от пристальных черных глаз и снова посмотрела на доску. Фигуры ожидали — они были расставлены, и многие из них уже стронулись с первоначального места.

— Однако эта игра уже начата.

— Я позволил себе такую вольность. — Голос Ренара звучал мягко. — Когда играют опытные люди, то начальные этапы игры так предсказуемы! Мы с вами оба так часто их проходили! Самым интересным бывает эндшпиль, разве не так? Вы можете выбрать любой цвет.

— Я не люблю, когда за меня делают ходы.

— Но существуют некоторые ходы, которые иначе вы сделать не в состоянии.

Елизавета позволила себе чуть улыбнуться.

— Мы по-прежнему говорим о шахматах, милорд?

Он пожал плечами, и в его голосе возникли жесткие нотки.

— Выбирайте — белые или черные?

В игре было сделано семь ходов, и белые уже захватили середину доски. Однако у черных была хорошая оборонительная позиция. Несмотря на внезапное желание начать нападение на противника, Елизавета знала: ее выживание, как и всегда, зависит от осторожности. Особенно с таким противником, как Ренар.

— Я буду играть черными.

— Мудрое решение. Сейчас ваш ход. Мой последний был сюда: конь в центр. — Ренар отошел от стола. — Вы не будете возражать, если я не стану садиться? Жесткие табуретки мне не полезны.

Подавив порыв уступить собственное кресло с кожаным сиденьем — она заняла эту позицию и не станет ее сдавать! — Елизавета сосредоточилась на доске. Чем ей ходить — ферзем или слоном? Изучая позицию, она заметила, что Ренар тихо перешел к зеркалу, ощутила на себе взгляд отразившихся в стекле глаз. Она повела плечами, обдумала ход и стала ожидать, чтобы он сделал свой. Ход был сделан.

— Вы еще не виделись с ее величеством, вашей сестрой?

— Не сомневаюсь, что вам это известно — нет, не виделась. Мои горячие просьбы быть допущенной к ней встретили отказ. Пока.

— А, да. Печально, когда сестры вот так разлучены. Особенно в такой момент.

— Какой момент?

Теперь Ренар повернулся к узнице.

— В такой, когда ее величеству так нужна поддержка во время беременности. Вы ведь знаете, что до разрешения от бремени осталось совсем недолго.

Елизавета заставила свой голос звучать ровно:

— Я об этом слышала, милорд, и я ликую.

— Вы… ликуете?

— Конечно, милорд. Я знаю, как моя сестра мечтает о ребенке.

— «Ликую» — такое странное слово. — Ренар прошелся по комнате; он по-прежнему оставался позади нее, но с другой стороны. — Вы ликуете из-за рождения, которое лишит вас короны? Которое гарантирует католическое наследование, столь неприемлемое для вас? Или вы скорее ликовали бы, если бы королева умерла родами, а с ней и испанский сопляк?

Атака началась неожиданно, и Елизавета повернулась на своем кресле, чтобы встретить ее.

— Я не имею таких желаний. А вы — клеветник и мерзавец, раз предполагаете подобное! Королева об этом услышит.