Маска - Мартин Сабина. Страница 40

***

Вендель Фюгер открыл глаза и встал. Он молился на коленях перед роскошной иконой Богородицы с младенцем в церкви Священномученика Дионисия, прося Деву Марию даровать ему мудрость. Вчера, заметив пропажу ножа, он еще некоторое время бродил по переулкам Эсслингена, а потом провел бессонную ночь на постоялом дворе. Его мучили сомнения в правильности его поступков и решений, а также в доброжелательности графа Оттмара де Брюса. Да, ему льстило приятельское отношение графа к нему, простому виноторговцу. Но Вендель позволил себе забыть, кто такой де Брюс на самом деле. Граф, по слухам, был человеком, никогда не признававшим поражений и никогда не действовавшим без задней мысли. Столько влиятельных людей приехало на смотр невест в Адлербург! Так почему же де Брюс оказал честь именно ему, взяв на показательную тренировку с палачом? Вендель перекрестился еще раз и посмотрел на икону. Святая Богородица мягко улыбалась, в ее взгляде читалось утешение, как будто она говорила: «Не тревожься, все будет хорошо».

Как бы ему хотелось верить в это! Он слышал, что Деву Марию написали с одной жительницы Эсслингена, — художник, приехавший из Фландрии расписывать церковь Дионисия, влюбился в нее без памяти. Все считали, что женщины — глупые и слабые создания, которые легко поддаются чарам дьявола. Большинство женщин, знакомых Венделю, похоже, такими и были, но эта казалась доброй и умной. Как ему хотелось посоветоваться с ней!..

Повернувшись, он пошел к выходу из церкви. Сгустившиеся сумерки опустились на церковное кладбище, которое широко раскинулось рядом. Над ровными рядами могил витал запах смерти и разложения.

Хотя июньская ночь была теплой, Вендель плотнее укутался в накидку и, широко шагая, торопливо пошел по Церковному переулку, пока запахи бани не разогнали могильную гниль.

Ему навстречу шла небольшая группка молодых людей. Вендель отошел в сторону, пропуская парней, — похоже, они сегодня выпили лишнего. Судя по их одежде, это были сыновья зажиточных горожан. Такие юнцы могли проводить жизнь в праздности, без особых хлопот.

Парни уже почти прошли мимо, когда один из них обратил внимание на Венделя.

— Эй, а вы не тот виноторговец из Ройтлингена?

Вендель остановился и расправил плечи. Рука сама потянулась к ножнам на поясе, но затем Фюгер вспомнил, что нож пропал.

— А вы кто такой? — осведомился он.

— Моя семья уже много поколений производит вино лучше, чем вы в своем Ройтлингене.

Смерив парня взглядом, Вендель мысленно застонал. Юноше не было и шестнадцати лет — худощавый, слабый, он казался совсем еще ребенком. Его спутники были такими же молокососами. Никто из них не представлял для него серьезной угрозы.

— Я дам вам добрый совет, юноша, — спокойно произнес Вендель. — Отправляйтесь домой, проспитесь, а когда протрезвеете, помогите отцу в работе. Тогда вы узнаете о вине что-то новое и в следующий раз, когда встретите меня, будете понимать, о чем говорите.

Вендель отвернулся, оставив парней стоять в нерешительности, но не успел он сделать и пару шагов, как задира схватил его за накидку.

— Я не могу помочь отцу, — прошипел мальчишка, — потому что у него больше нет работы! Вы, провернув свои грязные делишки, лишили его покупателей! Вы преступник! Ну погодите, вы за это заплатите! Мы, виноделы Эсслингена, держимся вместе. Ноги больше вашей не будет в этом городе. А свое вино будете пить сами. Тут к нему никто и не прикоснется!

Вокруг них стали собираться зеваки. Остановившись неподалеку, они с неподдельным интересом наблюдали за происходящим.

Вендель высвободился.

— А ну-ка, уберите руки, мальчик! И попридержите язык. Радуйтесь, что я человек мирный. Не каждый мужчина, которого вы вот так будете оскорблять на улице, спустит вам с рук подобное поведение.

Но парень и на этом не успокоился. Он замахнулся, однако на этот раз Вендель был наготове и парировал удар, отведя правую руку противника в сторону, так что мальчишка провернулся вокруг своей оси. Его спутники отпрянули.

Только теперь Вендель понял, что к нему пристал Бенедикт Ренгерт, сын Йоста Ренгерта. Йост действительно был на грани разорения, но вовсе не из-за вин Фюгеров.

— Вы Бенедикт Ренгерт, верно?

— Тебе какое дело? Сукин ты сын! Мошенник! Вонючий подонок!

Вендель помедлил. Ну и что ему теперь делать? Набить мальчишке морду?

Возле них уже собралось довольно много горожан. Они ожидали продолжения представления.

Но Вендель не собирался развлекать зевак. Он сейчас открыто скажет всем, почему Йост Ренгерт потерял покупателей. И докажет, что не имеет к этому никакого отношения.

— Слушайте, люди! Этот мальчишка пьян, это сразу видно! — воскликнул он.

Толпа загудела — мол, да, видно. Бенедикт Ренгерт смутился и не нашел, что сказать. Но и уходить он не собирался.

— Действительно, его отец, Йост Ренгерт, когда-то был всеми уважаемым виноделом. А сейчас у него возникли трудности. Но в этих трудностях виноват он сам. Он не выполнял подписанные договоры, а его вино оказалось не лучшего качества. Такова правда.

Вендель вгляделся в толпу. Судя по лицам окружающих, произносить такую речь было не лучшей идеей. Если раньше толпа следила за происходящим с любопытством, то теперь люди смотрели на него с неодобрением.

Бенедикт Ренгерт набрал в легкие воздуха, собираясь дать противнику отпор.

Но Вендель решил не ввязываться в спор и шмыгнул в переулок Молочников.

Сердце бешено колотилось в груди, виноторговец тяжело дышал. Мальчишка, безусловно, был несправедлив в своих обвинениях, и все же встреча произвела на него гнетущее впечатление. Пока что никто из других виноделов Эсслингена не обижался на то, что семья Фюгеров торгует своим вином в городе. Покупателей хватало всем. Но Вендель знал, как быстро распространяются слухи. Обвинение, подобное тому, что выдвинул Бенедикт, могло настроить против Фюгеров всех горожан. А его слова едва ли принесут пользу делу, пускай Вендель и говорил правду.

***

Когда Мелисанда проснулась, на улице бушевал ливень. Зной последних дней наконец-то прекратился, ветер гнул траву в огороде у дома, стучал ставнями. Мелисанда выпрыгнула из кровати, оделась и, налив воды в казанок, повесила его над камином. Вскоре она развела огонь, подкинула дров и пошла в комнату Раймунда. Взглянув на приемного отца, Мелисанда испугалась. За ночь щеки Магнуса ввалились, кожа посерела, нос заострился. Девушка осторожно погладила отца по голове. Вздрогнув, больной открыл глаза, на его губах мелькнула улыбка.

Мелисанда опустила ладонь ему на лоб.

— Я рядом, Раймунд Магнус, — нежно прошептала она.

Он опустил веки, его дыхание успокоилось.

Мелисанда принесла подогретую воду и вымыла больного, затем сварила кашу с молоком и медом, но Раймунд почти ничего не съел. Его глаза горели. Он махнул рукой, давая понять, что хочет что-то сказать.

— Что такое? — спросила Мелисанда.

Раймунд опять повел рукой в воздухе. Мелисанда принесла ему дощечку.

— Ты это имеешь в виду? Хочешь что-то написать?

Раймунд взял дощечку, но сумел нарисовать только волнистые линии.

— Попробуй еще. — Мелисанда стерла линии и протянула ему дощечку.

Пот выступил у Раймунда на лбу, руки дрожали. Наблюдая за его неловкими движениями, Мелисанда чувствовала, как сердце сжимается от жалости. Семь раз он пытался что-то написать, пока Мелисанда не разобрала: «пзвгрих».

Мелисанда смотрела на надпись, пока ее не осенило:

— Ты хочешь, чтобы я позвала мастера Генриха? Да?

«Да», — жестом ответил Раймунд.

— Но он сможет прийти только вечером, когда уже будет темно, ты ведь понимаешь? Он не может войти в дом палача днем.

«Да», — последовало еще одно движение руки.

Потом Раймунд устало закрыл глаза. Он тяжело дышал.

Мелисанда понимала, что это означает. Раймунд умирает. Острая боль пронзила ее грудь, и в то же время девушка почувствовала какое-то облегчение. Что бы ни случилось, Раймунд не увидит ее мучений.