Маска - Мартин Сабина. Страница 79

— А что о ней говорят?

— Болтают, будто она чародейка. Ведьма. Видели ее волосы, господин? Рыжие. Прям огненные. А на солнце они светятся.

Мужик, сидевший за соседним столиком, пододвинулся к ним. Судя по виду, он был ремесленником, работал с кожей. Может, пояса делал. Или седла.

— Я сам видел, господин, — заговорщически прошептал он. — Когда она из дома кузнеца выходила, ее волосы светились подобно солнцу. — Он говорил так тихо, что фон Закинген почти ничего не понимал. — Она в сговоре с дьяволом, вот что я вам скажу. От него у нее эти ведовские силы.

Фон Закинген встал. Он услышал достаточно, у этих суеверных дурачков ему больше ничего не узнать, разве что сплетни о поразительных способностях Мехтильды. А это ему ничем не поможет.

Он бросил пару пфеннигов на стол.

— Выпейте за мое здоровье.

На улице прохладный ночной ветерок ударил ему в лицо. Фон Закинген посмотрел на север, где вдалеке возвышалась черная гора Эгис. Где-то там на соломенной лежанке спала Мехтильда. Фон Закинген сжал кулаки. Эту девчонку окружала какая-то тайна, в этом сплетники не ошибались. Но тайна ее заключалась не в том, что она ведьма или вступила в сговор с дьяволом. В такую чушь фон Закинген не верил. Он был уверен, что ее тайна куда приземленнее. И в чем бы она ни состояла, фон Закинген это выяснит.

***

Как быстро пролетело время! Еще вчера стояло лето, а уже сегодня над полями поплыл туман, кроны деревьев окрасились золотисто-желтым, а в воздухе запахло зимой. Дрожа от холода, Мелисанда умылась, чтобы поскорее проснуться, оделась и вышла за дверь. Пахло свежей листвой и дымом. Девушка собиралась пойти в сарай подоить коз, но тут ее взгляд упал на стену рядом с дверью. Она привыкла к виду этой стены: облупившаяся краска, слой пыли и грязи. Но Мелисанда не ожидала увидеть рисунок на стене — сейчас там красовалась уродливая жаба с огромными глазищами и омерзительными бородавками. И жаба была не коричневато-зеленой, какой сотворил ее Господь, а багровой, точно ее нарисовали кровью.

Мелисанда огляделась в поисках обидчика, но никого не было видно. А ведь нарисовавший жабу должен был находиться где-то рядом, краска еще не высохла. К тому же никто не смог бы сделать такой рисунок в темноте. Кто-то был здесь, был так близко, что только тонкая стена дома разделяла их, стена и дверь без засова. Кто бы это ни был — он мог войти в дом и задушить Мелисанду во сне, а она даже не поняла бы, что происходит. Мелисанда вздохнула. Наверное, вести о ее талантах врачевательницы вышли за пределы Ураха. И хотя никто еще не додумался связать разбирающуюся во врачевательстве служанку с хутора Вайгелина и палача из Эсслингена или пропавшую Мелисанду Вильгельмис, ей все равно угрожала опасность. Жаба была символом ведовства и демонопоклонничества, и Мелисанда знала, что скажут о ней люди. И как она могла быть столь неосторожной!

На хуторе стало небезопасно. Да и вообще где бы то ни было еще. Пока ей приходится скрываться от Оттмара де Брюса, она нигде не будет в безопасности. И был только один способ все изменить.

Мелисанда сходила в дом и принесла таз с водой. Одним движением она выплеснула все на стену. Вниз потекли багровые разводы. Девушка взяла тряпку и принялась стирать рисунок. Она носила ведро за ведром от колодца и остановилась, только когда пальцы свело от холода. В рисунке уже нельзя было разобрать жабу, но следы алого на стене остались.

Мелисанда устало села у колодца. Нельзя рассказывать о случившемся Иде и Герману. Не нужно беспокоить стариков. И не нужно подвергать опасности этих добрых людей, принявших ее, как родную дочь. Мелисанда надеялась хотя бы провести зиму у Иды и Германа, а потом строить планы на будущее. Но эта жаба на стене была предупреждением: у нее нет времени, ее дни на хуторе сочтены.

Мелисанда вспомнила о ткани. Вчера она помогла жене ткача, упавшей с лестницы. За это супруг пострадавшей подарил ей четыре локтя темно-зеленой шерсти на платье. Ткань была слишком дорогой, чтобы принять ее как оплату за услуги. Слишком дорогой, чтобы простая служанка могла носить сшитое из нее платье. Но ткач ничего не хотел об этом слышать.

— Зеленое платье будет отлично сочетаться с твоими рыжими волосами, — сказал он. — Подожди немного, дитя. Все юноши города будут у твоих ног, и ты оглянуться не успеешь, как выйдешь замуж за какого-нибудь ремесленника. Не можешь же ты вечно сидеть у этих стариков!

Мелисанда тогда смущенно потупилась и поблагодарила доброго ткача. Ей вспомнился Адальберт, мужчина, за которого она хотела выйти замуж. И в котором так быстро разочаровалась. Потом ее мысли приняли другое направление, и образ Адальберта сменился воспоминаниями о купце из Ройтлингена, Венделе Фюгере. Удивительно, куда человека могут завести мечты! Мысленно обозвав себя дурой, Мелисанда отправилась домой. Шерсть ей пригодится. Если придется снова пуститься в бега, то все станут искать молодую девушку. Значит, чтобы спрятаться, ей придется опять переодеться мужчиной. Сегодня же вечером, покончив с домашними делами, она сошьет себе мужское платье.

***

Стол ломился от яств. Десятки свеч мерцали в серебряных подсвечниках, разноцветные стеклянные шарики, рассыпанные по шелковой скатерти для украшения стола, поблескивали, отражая свет. Играли музыканты, по залу разносились нежные переливы свирели и заунывный ритм боурана [37].

Слуги внесли на серебряных подносах жареных павлинов. Приготовленных птиц украсили перьями, и их тушки отливали темно-синим, а круги на перьях, напоминавшие глаза, казалось, следили за гостями. Первая перемена блюд.

Герцог Ульрих III встал, и в зале воцарилась тишина. Музыканты отложили свои инструменты.

— Уважаемые графы и рыцари, дорогие друзья! — начал он. — Позвольте мне поднять этот тост за успех нашего мероприятия. Мы долго вели переговоры, они были нелегкими, но нам удалось прийти к соглашению. Герцогство Вюртемберг может гордиться тем, что им управляют столь мудрые мужи. Я благодарю вас за верность! — Он поднял бокал с рубиново-красным вином.

Мужчины в зале повторили его жест.

— За нашего сюзерена, герцога Ульриха! — воскликнул пухлый старик с серыми, как у мыши, волосами.

— За нашего сюзерена! За Ульриха! — подхватили остальные.

Ульрих поклонился и опустился на обитый красным бархатом стул. Вновь зазвучала музыка, в зале загалдели.

— Вам действительно нужно покинуть наши края, друг мой? — Ульрих повернулся к своему соседу по столу.

Толстяк с тусклыми волосами, Буркхард фон Мельхинген, был доверенным лицом и другом герцога.

— Долг зовет. Я уже давно собирался отправиться в паломничество. — Буркхард пожал плечами. — Еще немного — и старость не даст мне выдержать все тяготы путешествия.

— Ах, дорогой мой Буркхард, кому вы это говорите… — Ульрих вздохнул. — Год от года мы не становимся моложе. Мне уже почти сорок. И кто знает, сколько еще лет подарит мне Господь.

— Давайте поговорим о чем-то более приятном. Я слышал, вы подумываете о присоединении Эльзаса. Как обстоят дела?

Ульрих улыбнулся.

— Дела обстоят хорошо. Но молчите об этом, переговоры еще не завершились.

Буркхард заговорщически кивнул.

— Я нем как могила.

— Я полагаюсь на вас. — Герцог перевел взгляд на Оттмара де Брюса, мрачно жевавшего паштет. — Что вы о нем думаете?

— О де Брюсе? — Фон Мельхинген повернулся к графу. — Мне доподлинно неизвестно, но, если верить слухам, он страшнее дьявола. Правда, доказательств его преступлений так никто и не нашел. Может быть, люди отзываются о нем столь нелицеприятно из-за его мрачного вида. Впрочем, не такой уж он и неприятный человек. Мне рассказывали, что де Брюс умеет устраивать роскошные празднества. Свадьбу отметил на широкую ногу.

— Вы ему доверяете?

— Он ваш верный вассал, Ульрих. В этом я убежден. — Буркхард задумался. — Но я не доверил бы ему жизнь моих сыновей.

вернуться

37

Боуран — бубен из козлиной кожи.