Лабиринт - Мосс Кейт. Страница 30

Она достала из портсигара новую сигарету. Слишком много курит. Все нервы. Перед тем как зажечь сигарету, постучала фильтром о крышку. Еще одна привычка, унаследованная от деда в числе прочего.

Мари-Сесиль подошла к зеркалу, сбросила с плеч белый купальный халат и, склонив голову набок, критически оглядела свое отражение. Стройное тело, бледное, вопреки моде; высокая полная грудь, безупречная кожа. Она провела ладонью по темным соскам, проследила изгиб бедер, погладила плоский живот. Пожалуй, еще несколько морщинок появилось вокруг глаз и у рта, но в остальном время не тронуло ее.

Бой золоченых бронзовых часов на каминной полке напомнил, что пора собираться. Потянувшись, она сняла с вешалки прямое воздушное длинное платье. Спинка высокая, на горле треугольный вырез — скроено специально для нее.

Она поправила на прямых плечах узкие золотые лямочки и присела к туалетному столику. Расчесала волосы, приглаживая пряди, пока они не приобрели блеска полированного черного дерева. Она любила эти минуты преображения, когда она переставала быть собой, превращаясь в navigataire, словно сливаясь сквозь время со всеми, исполнявшими ту же роль до нее.

Мари-Сесиль улыбнулась. Только дед мог бы понять, что она сейчас чувствует. Восторг, вдохновение, уверенность в победе. Еще не этой ночью, но в следующий раз она встанет на том месте, где стояли некогда ее предшественники. Не он. Больно было думать, как близко оказалась пещера к участку раскопок, которые вел ее дед пятьдесят лет назад. Он был прав с самого начала. Всего несколько километров к востоку, и возможность изменить ход истории выпала бы ему, а не ей.

Она унаследовала фамильное предприятие Лорадоров после его смерти, пять лет назад. Ее отец — единственный его сын — не оправдал надежд деда. Мари-Сесиль поняла это очень рано. Ей было шесть лет, когда дед взял ее образование в свои руки — начал формировать светские привычки, кругозор и мировоззрение. Он питал страсть ко всему красивому и изысканному, прекрасно чувствовал цвет и разбирался в искусной и качественной работе. Мебель, ковры, наряды, картины, книги — во всем безупречный вкус. Всем, что она ценила в себе, Мари-Сесиль обязана ему.

И он же обучил ее властвовать: пользоваться властью и сохранять ее. В восемнадцать лет он счел, что она готова, формально лишил сына наследства и назвал своей наследницей Мари-Сесиль.

Всего один камень преткновения попался в их отношениях: ее случайная, нежеланная беременность. При всей преданности миссии и древним тайнам Грааля, дед был правоверным католиком и не одобрял детей, рожденных вне брака. Тем более не могло быть речи об аборте. И о том, чтобы отдать ребенка на воспитание в другую семью. Только убедившись, что материнство не поколебало ее решимости — что оно, напротив, только подхлестнуло ее рвение и честолюбие, — он снова допустил внучку в свою жизнь.

Мари-Сесиль глубоко затянулась, радуясь, что сигаретный дым, обжигая горло и проникая глубоко в легкие, ослабляет власть воспоминаний. Даже через двадцать лет она приходила в отчаяние, вспоминая годы изгнания. Отлучения, как сказал бы дед.

Очень подходящее слово. Она и чувствовала себя тогда мертвой.

Она тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. Сегодня ничто не должно возмутить ее спокойствия. Ничто не должно бросить тень на эту ночь. Ошибки допустить нельзя.

Снова повернувшись к зеркалу, она наложила бледную основу, а на нее — слой золотистой пудры, отражающей свет. Глаза и брови очертила жирным угольным карандашом, подчеркнувшим черноту зрачков и ресниц; положила на веки зеленые, переливчатые, как павлинье перо, тени; подкрасила губы помадой с медным блеском и промокнула их салфеткой, чтобы подольше не стирался макияж. И наконец распылила над собой духи, позволив ароматному туману осесть на кожу.

Три ящичка выстроились в ряд на столике: алая кожа, медные замочки, блеск и полировка. Каждое из ритуальных драгоценных украшений насчитывало несколько столетий, а изготовлены они были по образцам тысячелетней древности. Первой была высокая остроконечная тиара, далее — два золотых амулета — змейки, сверкавшие изумрудами глаз. Третья шкатулка скрывала ожерелье — массивную золотую ленту со свисающим вниз символом. Блеск золота вызывал в воображении горячую пыль Древнего Египта.

Подготовившись, Мари-Сесиль подошла к окну. Внизу картинно раскинулись улицы Шартра: дома, толпы людей, вереницы машин, огни кафе и ресторанов в тени огромного готического собора. Скоро из этих самых домов начнут выходить люди, избранные участвовать в ночном ритуале.

Она закрыла глаза. На месте знакомого силуэта городских крыш, шпилей и серых монастырских стен перед ней раскинулся целый мир.

Мир, к которому теперь достаточно протянуть руку.

ГЛАВА 15

ФУА

Громкий, пронзительный звонок прямо над ухом вырвал Элис из сна.

«Где я, черт возьми?» Бежевый телефон на полочке над кроватью зазвонил снова.

«Ну конечно!» Номер отеля в Фуа. Она вернулась с раскопа, упаковала часть вещей, потом отправилась в душ. Последнее, что запомнилось: как прилегла минут на пять отдохнуть.

Элис дотянулась до трубки.

— Oui? Allo? [36]

Хозяин гостиницы, месье Анно, говорил с сильным местным акцентом: сплошные открытые гласные и носовые согласные. Элис трудно было понимать его даже при разговоре лицом к лицу, а по телефону, когда не прибегнешь к помощи бровей и рук, просто невозможно. Так иногда щебечут, изображая речь, персонажи мультфильмов.

— Plus lentements, s'il vous plait, — попросила она, надеясь притормозить его. — Vous parlez trop vite. Je ne comprends pas. [37]

В трубке замолчали, на заднем плане послышалось невнятное бормотание голосов. Потом мадам Анно взяла трубку и объяснила, что Элис ждут в холле.

— Une femme? [38]— ответила мадам Анно.

Элис оставила записку для Шелаг в общежитии и пару раз просила позвонить по телефону, но ответа так и не получила.

— Non, c'est un homme, [39]— ответила мадам Анно.

— Ладно, — вздохнула разочарованная Элис. — Je'arrive. Deux minutes. [40]

Она прошлась расческой по непросохшим волосам, натянула юбку и майку, сунула ноги в сандалии и вышла. Спускаясь по лестнице, она гадала, кто, черт побери, это мог быть.

Вся постоянная команда осталась в трактирчике рядом с участком раскопок, и во всяком случае Элис уже распрощалась со всеми, кто захотел с ней прощаться. А больше никто не знал, где ее искать. Да и некому было искать, с тех пор как она порвала с Оливером.

Столик портье пустовал. Она присмотрелась, в надежде увидеть в темном холле мадам Анно, сидящую за высокой деревянной конторкой, но и там никого не оказалось. Элис поспешно заглянула за угол. Старое плетеное кресло, копившее пыль под сиденьем, было свободно, пустыми стояли и две большие кожаные кушетки, поставленные торцами к камину, украшенному чеканкой на меди и рекомендациями благодарных посетителей. Покосившаяся вертушка с потрепанными открытками и видами Арьежа застыла в неподвижности.

Элис вернулась в холл и позвонила в колокольчик. Звякнули унизанные бусинами шнурки, закрывавшие дверь в личные комнаты хозяев гостиницы, и вышел месье Анно.

— Il o a quelqu'un pour moi? [41]

— La, [42]— ответил он, перегибаясь через конторку, чтобы указать пальцем. — Personne. [43]

Элис покачала головой.

Он обошел конторку, выглянул и пожал плечами, обнаружив пустынную прихожую.

— Dehors? [44]Снаружи?