Лабиринт - Мосс Кейт. Страница 48
Симеон нерешительно кашлянул:
— Да, книги… У меня только одна.
— Как? — вскинулся Пеллетье. — Из письма Арифа я понял, что у тебя хранятся обе? Или ты, по крайней мере, знаешь, где искать вторую?
Симеон качал головой.
— Знал когда-то, но тому уже много лет. «Книга Чисел» здесь. Что до остальных, признаться, я надеялся, что ты меня просветишь.
— Если не у тебя, то у кого же? — нетерпеливо спросил Пеллетье. — Разве ты не обе увез из Шартра?
— Обе.
— Но тогда…
Элэйс тронула отца за локоть:
— Дай Симеону объяснить.
Пеллетье готов был взорваться, но быстро овладел собой.
— Ладно, — ворчливо согласился он, — рассказывай.
— Как она похожа на тебя, друг мой, — хмыкнул Симеон. — Итак, вскоре после твоего отъезда из Шартра я получил сообщение navigataire. Новый страж должен явиться за второй книгой — «Книгой Бальзамов». В письме не говорилось о том, кто будет этот человек. Я стал ждать. Проходили годы, я старел, а за книгой никто не являлся. Потом, в лето Господа вашего 1194, незадолго до ужасного пожара, уничтожившего собор и большую часть Шартра, прибыл человек: христианин, рыцарь по имени Филипп де Сен-Map. Имя оказалось мне знакомо. Он был в Святой земле в одно время со мной, хотя мы и не встречались. — Симеон сдвинул брови. — Почему он медлил так долго? Вот о чем я спрашивал себя, мой друг. Сен-Map передал мне мерель — все как должно. И носил кольцо, какое и мы с тобой, мой друг, имеем честь носить. Не было причин усомниться в нем… — Симеон пожал плечами. — И все же… мне почудилось в нем что-то фальшивое. У него был лисий взгляд. Я не доверял этому человеку, не верил, что Ариф мог избрать такого. Не было в нем чести. И тогда я, несмотря на внушающие доверия знаки, решился испытать его.
Неожиданно для нее самой у Элэйс вырвалось:
— Как же так?
— Элэйс! — одернул ее отец.
— Ничего, Бертран. Я изобразил неведение. Ломал руки, смиренно извинялся… Должно быть, меня принимают за другого? Он обнажил меч.
— Чем подтвердил твои подозрения, что он не тот, за кого себя выдает?
— Он угрожал мне смертью, но на помощь пришли мои слуги, и, оказавшись один против многих, он был вынужден удалиться. — Симеон склонился вперед, понизив голос до шепота. — Едва уверившись, что он ушел, я завязал обе книги в узел старого тряпья и отнес в христианскую семью, жившую по соседству. Я знал, что эти люди не выдадут меня и моего тайника. Но что делать дальше, я не мог решить. Я не знал, явился ли ко мне самозванец, или настоящий страж, чье сердце развращено посулами богатства и власти, стал предателем. Если первое, оставалась надежда, что за книгой явится настоящий страж — и не найдет меня. Если второе: я чувствовал, что мой долг — выяснить все. До сих пор не знаю, верен ли был мой выбор.
— Ты сделал то, что тебе казалось правильным, — промолвила Элэйс, не замечая предостерегающего взгляда отца. — Кто может сделать больше?
— Прав я был или ошибался, но я осмелился задержаться еще на два дня. За это время из реки Эр выловили изуродованный труп. У убитого был вырван язык и выколоты глаза. Разошелся слух, что это был рыцарь, служивший старшему сыну Шарля д'Эвре, земли которого лежат недалеко от Шартра.
— Филипп де Сен-Map?
Симеон кивнул.
— В убийстве обвинили евреев, и начались гонения. Я оказался удобным козлом отпущения. Меня успели предупредить: нашлись свидетели, которые видели его у моих дверей и утверждали, что мы не только ссорились, но и обменялись ударами. Теперь у меня не оставалось выбора. Был ли Сен-Мар честным человеком или предателем, но убили его — так я полагал — за то, что он узнал о книгах лабиринта. Его смерть и то, как он умер, доказывала, что в этом деле участвуют и другие. Что тайна Грааля открыта.
— Как вам удалось спастись? — спросила Элэйс.
— Слуги мои уже бежали и были, как я надеялся, в безопасности. Я прятался у друзей до следующего утра. Дождавшись открытия ворот, выскользнул из города в одежде старухи. Пришлось сбрить бороду! Со мной была Эсфирь.
— Так тебя не было, когда они выстроили новый собор с каменным лабиринтом? — усмехнулся Пеллетье. Элэйс удивленно покосилась на него, не понимая, что смешного находит отец в этих словах. — Ты, значит, не видел…
— Что такое? — не выдержала Элэйс.
Симеон хмыкнул, явно разделяя веселье друга.
— Не видел, но знаю, как он оказался полезен. Многих привлекает это кольцо мертвого камня. Смотрят, ищут и не ведают, что под ногами у них — поддельная тайна.
— Да что за лабиринт? — повторила Элэйс.
Они ее не услышали.
— Я бы дал тебе убежище в Каркассоне. Крышу над головой и защиту. Почему ты не пришел ко мне?
— Поверь, Бертран, я только об этом и мечтал. Но ты забываешь, как отличается Север от ваших прославленных веротерпимостью земель Ока. Я не мог разъезжать свободно, друг мой. В те годы евреям жилось трудно. Нас допускали далеко не всюду, а наше имущество то и дело грабили и разворовывали. — Симеон перевел дыхание. — Кроме того, я никогда не простил бы себе, если бы навел их — кто бы они ни были — на тебя. В ту ночь, когда я бежал из Шартра, я сам не знал, куда направляюсь. Казалось, безопаснее всего затаиться, пока не уляжется шум. А вскоре пожар заставил меня забыть обо всем.
— Как же ты оказался в Безьере? — решительно вмешалась в разговор Элэйс. — Тебя прислал сюда Ариф?
Симеон покачал головой.
— Случай и удача, Элэйс. Прежде всего я уехал в Шампань и там провел зиму. Весной, как только сошел снег, направился к югу. Мне посчастливилось пристать к английским евреям, которые, спасаясь от преследований на родине, ехали в Безьер. Место было не хуже других. Город славился терпимостью — евреям здесь доверяли, уважая в нас ученость и искусство. И Каркассона была недалеко — так что я оказался бы под рукой, если бы понадобился Арифу. — Он обратился к Бертрану. — Видит Бог, тяжело было знать, что ты всего в нескольких днях езды, но осторожность и благоразумие предписывали не сообщать о себе.
Он откинулся назад, сверкнув черными глазами.
— Уже тогда по дворам Европы ходили стихи и баллады. В Шампани трубадуры и менестрели пели о чудесной чаше, о дарующем жизнь эликсире, и бывало, попадали слишком близко к истине, чтобы можно было этого не замечать.
Пеллетье кивнул. Такие песни приходилось слышать и ему.
— Так что, взвесив все, я решил держаться в отдалении. Никогда не простил бы себе, если бы привел их к твоим дверям, мой друг.
Пеллетье протяжно вздохнул.
— Боюсь, Снмеон, несмотря на все наши усилия, нас предали, хотя прочных доказательств у меня нет. Но убежден: кому-то известно, что между нами есть связь. Не берусь сказать, известна ли им природа этих уз.
— Случилось что-то, что заставило тебя так думать?
— Примерно неделю назад Элэйс наткнулась на труп человека, плававшего в реке лицом вниз. Ему перерезали горло и отрубили большой палец на левой руке. Почему-то я подумал о тебе — без всяких причин. Но думается, его приняли за тебя. — Он помолчал. — Было кое-что и до того. И потому я доверил часть своих обязанностей Элэйс, на случай, если не сумею вернуться в Каркассону.
«Самое время рассказать им, почему ты здесь!»
— Отец, после того…
Пеллетье поднял руку, не дав дочери перебить себя.
— А тебя ничто не наводило на мысль, что твое убежище открыто, Симеон? Теми, кто искал тебя в Шартре, или другими?
Симеон качал головой.
— В последнее время — ничего. Я уже пятнадцать лет живу на Юге и, признаюсь, не было дня, когда бы я не ожидал, что мне вот-вот приставят нож к горлу. Но ничего определенного.
Элэйс больше не могла молчать.
— Отец, я как раз об этом и хочу сказать. Дай мне рассказать, что случилось после вашего отъезда из Каркассоны. Пожалуйста!
К концу ее рассказа Пеллетье стал багровым. Элэйс боялась, что отцовская вспыльчивость вырвется наружу. Он не позволил ни ей, ни Симеону себя успокоить.