Любовник Большой Медведицы - Песецкий Сергей Михайлович. Страница 13

Начал бриться, подпирая языком худые щеки.

— Куда идти собрался?

— До Петрука Философа. Книжку он мне обещал. Ну, и заглянул сюда по дороге.

— Ну и файно. Вместе пойдем. Он у часовщика живет, а мне как раз часы чинить…

Снова замолчал, бреясь. Сказал через минуту:

— Ага, вот! Чуть не забыл сказать тебе. В следующее воскресенье у нас будет вечеринка. Так ты приходи, обязательно!

— Приду.

— А я утром еду в Рубежевичи. Работка там подвернулась. Может, больше и не увидимся… до вечеринки.

Когда Сашка выбрился и умылся, пришла Феля — в нарядном темно-зеленом платье, очень красивая. Была в хорошем настроении и поздоровалась со мной доброжелательно. Хотелось с ней остаться, да постыдился признаться Сашке, что вовсе не к Петруку шел. Пришлось попрощаться и пойти вместе с Сашкой.

Шли по Минской. Я заметил: все встречные очень почтительно на Сашку смотрят, оглядываются, взглядами провожают. Мне это нравилось. Наконец, зашли мы в кривой узкий переулок.

Выйдя из-за угла, увидели шевца, лупившего шпандырем парнишку лет десяти. Видно, был пьяный, бил ребенка без жалости. Сашка к шевцу подскочил, отпихнул, вырвал шпандырь.

— За что лупишь?

— А тебе-то что?

— А то! Сейчас сам узнаешь, как оно!

Сашка замахнулся шпандырем на шевца.

— Так он же, холера, лампу разбил!

И показал на валяющиеся осколки стекла.

Сашка сунул руку в карман, вынул пятидолларовую бумажку и, наклонившись над мальчуганом, смотревшим широко раскрытыми глазами за нечаянного защитника, вложил деньги ему в руку.

— Бери, малый! На батьку плюнь. Отдай ему деньги. Пусть десять ламп купит. А как подрастешь, так сам хама лупи! Слышишь: всыпь ему, как он тебе!

Пошли дальше. А шпандырь Сашка в лужу бросил.

Мы зашли в большую, светлую, выбеленную известкой избу. На стенах висело множество ходиков, а у окна сидел маленький лысый человечек и что-то делал, склонившись над столом, где лежало множество часов и приспособлений для их починки.

Я увидел сидевших за длинным столом Петрука и Юлека. Юлек писал в тетради, а Петрук смотрел ему через плечо и поправлял.

Мы поздоровались. Сашка показал Мужанскому часы. Тот осмотрел их внимательно и заключил:

— Отличная штука! Дорогая… Запущенная немножко. Чистить нужно.

— И когда пан сможет их почистить?

— Сегодня не смогу, много работы. Наверное, завтра.

— До полудня.

— Хорошо, в десять часов.

Условились о цене, и Сашка отправился восвояси.

— Что слышно, хлопцы? — спрашиваю у Петрука с Юлеком.

— Сегодня на работу идем, — ответил Юлек.

— С кем?

— Мамут идет, Славик и мы.

— Кто проводник?

— Мамут. Он хорошо пути здешние знает. Когда-то сам по себе ходил, спирт носил.

— Чей товар?

— Наш. Под своей рукой идем.

— Ваш?

— Наш, говорю. Спирт понесем. Больше заработаем, чем у жида. Может, и ты хочешь с нами?

С минуту я поколебался.

— Пойдем! — повторил Юлек. — Нам веселей будет. И заработаешь.

— Но у меня спирта нету.

— И у нас нету. Мы Мамута ждем. Пойдем тогда к Серому за спиртом.

Через четверть часа явился Мамут, а следом за ним — Славик. Мамут нам кивнул и уселся на лавке у стены.

— Он тоже с нами, — сказал ему Юлек.

Мамут долго на меня смотрел, потом с очевидным усилием выговорил:

— Так что теперь?

— Теперь сто фляжек возьмем, — терпеливо пояснил Юлек. — Сейчас и пойдем.

Взяли торбы и вместе со Славиком вышли. Вернулись через час. Вынули из торб и выставили на кресле бутылки. Я посчитал — сто пятнадцать.

— Больше ведь, чем нужно, — говорю Юлеку.

— А Мамут тридцать возьмет. Еще пять — нам на сугрев.

Начали собираться. Сперва выставляем на стол по двадцать бутылок. Пробки вынимаем и доливаем спиртом доверху, чтобы стекла меньше нести и не булькало на ходу. Пакуем пять удобных носок, где бутылки переложены толстым фетром и сеном. Паковкой заправлял Мамут со сноровкой профессионального «спиртоноса».

Дождались вечера. Дорога предстояла очень дальняя — аж до минского предместья — и выходить следовало как можно раньше.

Во втором часу с востока потянулись серые тучи и закрыли все небо. Пошел косой дождь, забарабанил по окнам. Становилось все темнее и темнее. Мамут радостно потирал ладони. Такая погода хоть и сильно затрудняла дорогу, давала почти абсолютную гарантию безопасности.

Когда начало смеркаться, мы поужинали и выпили фляжку разбавленного спирта. Взяли носки. Мужанский, маленький, смешной, глядел на нас добрыми голубыми глазами, пожал нам руки.

— Желаю вам, Панове, удачи! Не марудьте там, возвращайтесь скорее! Мне без вас грустно.

Вышли. Двигались очень медленно, тыкаясь, запинаясь и обходя невидные в темноте преграды, стараясь приучить глаза к темноте. Но темень была такая густая, что вперед продвигались только на ощупь.

Дождь усилился, и ветер тоже. Ничего перед собой не разглядеть. Вдруг Мамут остановился. Я шел за ним, за мной — Петрук, затем Юлек и последним Славик.

— Держи! — велел проводник, суя мне в руку конец шнурка.

Я понял, в чем дело, из рук в руки передал шнурок дальше. И пошли мы, держась за веревочку. Неудобно было, но так хоть точно не потеряем друг дружку.

Продрались через кусты, пошли лесом. Потом лес кончился. Мамут схватил меня за плечо, сильно сжал. Понимаю: граница. Передал это предупреждение Петруку, он — дальше.

Дождь хлестал еще сильнее. Промокли мы до нитки, согревались только движением. Никогда такой трудной дороги мне не выпадало. С трудом брели по мокрой земле, ничего вокруг не видя. А Мамут же шел уверенно. Время от времени приостанавливался, шаркал ногами, бурчал под нос и шел дальше.

Когда кончился лес, идти стало легче. По крайней мере, я уже не спотыкался о разные препятствия и глаза не приходилось заслонять, чтобы не хлестнули по ним невидимые в темноте ветки.

Через три часа ходу остановились отдохнуть. Выпили спирту. Потом отдохнули еще раз и под самое утро, полностью вымотавшись, пройдя за десять часов тридцать три версты жуткой дороги в кромешной темени, добрались от Ракова до Минска. А ведь мы не новички были, привыкли к ночным переходам.

Со спиртом ходили дважды. Затем сделали перерыв, потому что Мамут со Славиком пошли ходить с группой Гвоздя. Там работа была легче, безопаснее. Расстояние меньше, и заботиться самому ни о чем не нужно.

В субботу вечером пил я с хлопцами в салоне у Гинты. Весело было. Антоний так наяривал на гармони, что аж стаканы по столу прыгали. Вдруг меня кто-то пнул под столом. Думаю, Мамут, больше некому. Смотрю на него. А он ноготь на левой руке угрыз, а пальцем правой и глазами показывает на дверь. Гляжу. Там стоит Альфред Алинчук. Мамут зареготал хрипло и объявил:

— Глянь-ка, кого дятел настукал!

Все расхохотались. Альфред поспешно скрылся за дверью.

А мы пили дальше. Веселье шло полным ходом. Лорд запел:

Поздно вечером возвращался к себе. На небе искрились звезды. Зашел во двор к Трофидам. Калитку на засов закрывал. И в этот момент справа от меня раздался выстрел… потом второй, третий, четвертый. Я упал на землю у ворот. Услышал быструю поступь в саду — кто-то уходил. Я вскочил на ноги, выхватил из кармана нож, вбежал через открытую калитку в сад. Тихо. Минуту прислушивался, вернулся к воротам, вышел на улицу. Поблизости — никого. Жаль, фонарика с собой не взял. Может, смог бы в саду догнать стрелявшего. А так — все напрасно. С того времени всегда носил с собой фонарик.

Назавтра тщательно осмотрел калитку и стену дома у ворот. Все пули застряли в толстых бревнах. Мне удалось достать одну.