Любовник Большой Медведицы - Песецкий Сергей Михайлович. Страница 18
— Ну и там… того.
— Чего?
— Ну, понимаешь…
— Подвалил к ней?
— Ну.
— И что?
— Ну… говорит: женись — и тогда только.
Сашка вдруг рассмеялся. И сказал, положив мне руку на плечо:
— Фелька далеко не девочка-недотрога. Ей уже двадцать семь. И не раз она к себе подпускала уже. Я тебе как на духу скажу, не глядя, что сестра она мне: лучшей бабы не сыскать в местечке и лучшей жены. И шмары красивее во всем Ракове нету! Я тебе против ничего не скажу. Это как сам захочешь. Только ведь Фелька-то сама тебе сказала, первая. Так тебе лучше времени не терять, а то передумает. — Помолчав с минуту, добавил: — Фелька ведь уже сто раз могла выскочить, да не хотела! Не знаю, что теперь на нее нашло? Хлопцы на нее так и летят. И приданое за ней есть. Все хозяйство даю ей и пятнадцать тысяч рублей. Понимаешь? Мне самому ничего не нужно! Если все-таки решишься, так иди, ладь с ней! Я ввязываться не буду. Ваши дела. Альфред тоже за ней увивался. Водила его за нос года два… Ну, пойду я к хлопцам.
— Не, я пока жениться не хочу. Погулять хочу. Молодой еще.
— Дело твое. Ну, тогда иди пить или лучше подвали к Фельке!
Оставил меня Сашка у ворот, а сам пошел в дом. Помешкав немного, и я отправился следом. Задержался в общем зале.
Веселье бушевало вовсю. Антоний наяривал польку, молодежь танцевала до упаду. Лица разгорелись от водки и пляса. Феля танцевала с Гвоздем. Я принялся наблюдать за ними. Произошедшее недавно между нами теперь казалось попросту невероятным. Такое холодное, задумчивое лицо, так отстраненно держится, танцуя — неужели и вправду случилось то, в подвале?
Феля заметила мой взгляд. Нахмурилась. Я знал, что она искоса за мной посматривает. И танцевать стала по-другому. Красивей, страстней. Дразнила, я сразу понял. Огляделся я и увидел Бельку, сидевшую рядом с Маней Дзюньдзей. Подошел к ней.
— Прошу панну Бельцю на танец!
— Не, не хочется мне. Ноги так болят…
— Но я очень прошу! Очень!
Посмотрела на меня, слегка удивившись. Усмехнулась.
— Добре. Но недолго.
Начали танцевать. Я нарочно прижимал ее к себе, показать старался, что очень ею увлечен. Но, танцуя, старался держаться рядом с Фелей. Та принялась оживленно переговариваться с Гвоздем, даже засмеялась.
Забава кончилась поздно. Я пошел проводить Бельку до дому. А жила она на другом конце местечка.
В сенях ее дома я светил ей фонариком, чтобы сумела открыть дверь в дом.
— Одна живешь? — спрашиваю.
— Так. Мать с детьми на другой половине дома.
Притиснул ее к себе. Она меня отпихнула.
— Знаю, хлопче, чего хочешь. Да сейчас не получишь! Мне выспаться надо. Завтра в дорогу…
— Не сейчас… А когда?
— В свое время. А теперь иди!
Попрощалась со мной по-мужски, крепко пожала ладонь.
— Счастливой дороги панне Бельке!
— Спасибо! А тебе сладких мечтаний!
Вышел на улицу. В местечке было тихо. Месяц, унылый и усталый, полз между туч. На северо-западе неба сверкала Большая Медведица. Я долго смотрел на нее. Потом вздохнул и пошел домой.
11
Близился конец золотого сезона. Знали это контрабандисты и потому торопились, выбивались из сил.
Болек Лорд снова собрал нашу группу. Сам стал машинистом. Мамут и Ванька Большевик, ходившие с Гвоздем, послали его подальше и вернулись к нам. Не хватало Юзефа Трофиды, Бульдога да Китайчика, сидевших в тюрьме. Не было с нами и Петрука Философа. Захворал он и остался дома под опекой часовщика Мужанского. Нету и Славика, уехавшего к родне в Молодечно. Зато прибавился новичок — высокий молодой хлопец, моего где-то возраста, всегда хорошо одетый, даже в дороге. Звали его, наверное, как раз из-за этого Элегант. Это его первая ходка. За товаром, как обычно, приглядывал Левка Цилиндер. Товар дешевенький: карандаши, пудра, мыло туалетное, гребешки, батист. По первому разу с новым машинистом Бергер рисковать не хотел. Носки легкие: по двадцать пять фунтов каждая. Вместе с машинистом Лордом и сопровождающим Левкой ровно десяток нас набрался. Собрались мы в сарае на Загуменной улице, на краю местечка. Там и носки уже нас ждали.
С темнотой вышли и направились на полночь. Болек Лорд повел нас по новой дороге, по которой когда-то долго ходил вместе с группой Булыги, знаменитого контрабандиста, машиниста и проводника, убитого большевиками весной 22-го года, когда вел беглых из Советов в Польшу.
Шел я задумчивый, смотрел на семь удивительных звезд Большой Колесницы и принялся давать им, непонятно зачем, женские имена. Первая с левой стороны, сверху — Ева, вторая — Ирина, третья — Софья, четвертая, (переднее верхнее звездное колесо) — Мария, пятая (нижнее колесо) — Елена, шестая (заднее верхнее колесо) — Лидия и наконец седьмая (нижнее колесо) — Леония. Старательно запоминал имена.
Хорошо, что хлопцы не догадывались, о чем задумался. Засмеяли бы. Вот такая у меня тайна.
Улыбался я звездам, и кажется, они тоже улыбаются мне, будто красивые светлые глаза.
Пересидев день в лесу, ночью выходим снова и через два часа после выхода из лесу добираемся до хутора Бомбины. Разогретые, красные — шли очень быстро. Идем в сарай, носки оставляем у ворот. Отдыхаем на соломе. Потом втроем (я, Лорд и Левка) идем на хутор. Подкрадываемся к окнам, смотрим, что там внутри… Чужих людей в доме нет. Бомбина сидит за столом, боком к нам, делает что-то. Под потолком горит большая керосиновая лампа. Заходим в сени, оттуда — в избу.
— Вечер добрый любезной хозяйке! — здоровается Лорд.
Бомбина поворачивается. Смотрит на нас с минуту, потом всплескивает в ладоши и смеется радостно.
— Добрый вечер! А я уже и не надеялась!.. Садитесь!
— Что у вас слышно? — спрашивает Лорд.
— Все нормально. А у вас?
Рассказываем, что с нашей группой сталось, как Трофида, Китайчик и Бульдог засыпались. Бомбина посочувствовала.
— Ну теперь, что ли, снова за работу взялись? — спросила.
— А как же, взялись.
— Есть хотите?
— Еще как!
— Сколько вас?
— Кроме нас, еще семь.
Бомбина взялась готовить. Яичницу начала жарить. Левка сказал, что очень утомился, и пошел спать в свой закуток, на другую половину дома.
Через полчаса, волоча две корзины с провизией, вернулись мы в сарай. Бомбина шла впереди с лампой в руке.
Хлопцы принялись наперебой здороваться, зубоскаля. Ванька так и увивался вокруг, комплименты расточал. Сказал вдруг что-то вполголоса, я и не расслышал.
— Не про пса колбаса! — отрезала Бомбина.
— Умно! — подтвердил Лорд.
— Скажу и докажу, хлопцы, — поведал Комета, — наша Бомбина — то целое колодище ума! Золота мешок, а не баба.
— Кругом шестнадцатка! — добавил Щур.
— А потому надо выпить, — заключил Комета. — Сто лят дорогой Бомбине!
— Пятьсот! — поправил Лорд.
— Тысячу! — не отстал Щур.
Бомбина рассмеялась, выпила с нами вместе рюмку водки.
Кончили есть. Бомбина встала, взяла фонарь.
— Доброй ночи, хлопцы! Огня мне тут не подпустите!
— А ты помоги мне корзинки донести, — добавила, ко мне повернувшись.
Собираем в корзинки посуду и выходим. Когда ворота закрывал, слышал, Большевик ляпнул что-то. А Щур прыснул со смеху и ответил, тоже слов не разобрать.
— Умно! — громко подтвердил Лорд.
— Скажу и докажу, хлопцы… — начал Комета.
Но что дальше, я уже не расслышал, уже отошли далеко. В хате у Бомбины корзины поставил и хотел уже возвращаться.
— Ты куда? — заволновалась Бомбина.
— К хлопцам… спать.
— А со мной не лучше спать?
— Лучше… но…
— Что — но?
— Да неудобно. Что хлопцы подумают? Смеяться будут, шутки шутить.
— Да пусть смеются! Лишь бы не плакали. Тебе-то что?.. Неужто ты зеленый такой, что шуток боишься? Видишь: я же не боюсь. Плюю на все!
Поздним вечером, когда Бомбина погасила лампу и почти уже заснула, я вспомнил Большую Медведицу и имена, которые давал звездам. И вдруг подумал, что до сих пор не знаю имени той, с кем лежу в постели. Бомбина ведь не настоящее имя. Я разбудил ее, совсем уже сонную. Она потянулась лениво.