Любовник Большой Медведицы - Песецкий Сергей Михайлович. Страница 7
— А чем пан занимается? — спрашиваю у него.
Он усмехнулся, положил мне руку на плечо и говорит: «Пусть пан спросит у Юзефа Трофиды: чем занимается Еся Гусятник. Пан Юзеф расскажет… Счастливой дороги!»
От Юзефа я узнал: Гусятник этот — профессиональный бандит.
— Известный был тип, — рассказал Трофида, — но влюбился, женился и утихомирился. Сейчас, большей частью, картами пробавляется. Шулер.
4
Первая моя встреча с королем границы и контрабандистов Сашкой Веблиным произошла необычно — среди его королевства, на границе.
Шел я уже четвертый раз с партией Трофиды. Через границу перебрались в районе Ольшинки. Темная выдалась ночь. Южный край неба обложило тучами. Западный ветер дул прямо в лицо, идти было трудно.
Шел я снова за Юзеком. Перед выходом из приграничной мелины, где спрятали носки, выпили по полфляжки водки. Потому было тепло и весело. К работе своей привык и уже ее полюбил. Тянула меня дальняя дорога. Тайна, опасность, ночь — все затягивало, влекло. Полюбил я тонкий, пьянящий слушок страха, будоражащий кровь. Полюбил отдых в лесу и дневки на мелинах. Полюбил и собратьев своих по работе, и простое, громкое веселье вместе с ними.
Несколько дней назад купил себе новый костюм. Уже обзавелся фонариком и часами. Отправляясь в дорогу, клал в карманы одну или две фляжки со спиртом. Сделался уже завзятым контрабандистом. Фартовал не хуже хлопцев.
Идя за Юзеком, думал о разном. Поспевать за ним уже труда не составляло. И с тяжелыми носками я освоился. Думая, не забывал наземь смотреть да по сторонам и прислушиваться. Спереди же и сзади было кому смотреть, особо головой вертеть не приходилось.
В нескольких шагах от границы зашли в заросли. Послышался тихий плеск воды. Трофида шел очень медленно, часто останавливался. Никогда так не осторожничал. Вдруг стал и очень долго стоял, не двигаясь. Я уже замерзать начал. Наконец, он двинулся вперед. И — начал пятиться. Дошел до меня, схватил за плечо, потянул вниз. Затаились в зарослях.
Перед нами отчетливо плеснула вода — и тут же ночную тишь разодрал выстрел из карабина, и взорвался, покатился страшный голос-рык: «Сто-о-о-ой!»
В ту же минуту бухнули несколько раз из револьверов. Потом снова загрохотали карабины. Сзади топот — побежали. Земля дрожит, кусты хрустят. И — крики, крики: «Сто-ой, стой! Стой!»
Все вокруг будто бурлит. Трудно разобрать, что творится в ночи. Трофида вскочил, потянул меня за плечо, пошел быстро вперед. Я — за ним. Под ногами заплескала вода — уже и выше колен. Стараюсь только Юзека из виду не упустить.
Добрались до поросшего камышом топкого берега речушки. Вылезли из воды. Тут оно и случилось. Передо мной грохнул выстрел, кто-то на меня упал. Да так сильно ударил, падая, что я свалился наземь и скатился в воду. «Носка» меня придавила. Кто-то бежал, разбрызгивая воду, по руслу речушки. Вокруг гремели выстрелы, орали, вопили люди. А я, укрытый обрывистым берегом, сидел в топком иле.
Через несколько минут рядом стихло. Крики и выстрелы отдалились. А я, не торопясь, вылез на берег и пошел в другую сторону, подальше от границы.
Зашел в лес. Идти было трудно. То и дело утыкался в деревья, кусты, бурелом. Куда иду — не знал. Боялся, как бы вот так прямо на погранцов не нарваться.
Присел на поваленной сосне, передохнул как следует. Пошел наощупь, стараясь особо не уклоняться от выбранного направления. Хотел выбраться из лесу.
Наконец, оказался в зарослях кустов на краю леса. Помню: когда шли к границе, ветер в лицо был. Значит, с востока дул. По ветру пойдешь — вернешься за границу. Подумал немного. Не, так куда угодно зайти можно. Ветер-то мог поменяться. Тут одолело меня отчаяние. Сижу беспомощный, потерявшийся в океане тьмы, где на каждом шагу неведомые мне опасности. Повсюду — только и хотят меня сгубить. Если бы Юзек был со мною, мигом бы вывел. Только где он? Может, ищет меня понапрасну?
Вдруг вспомнил, что рассказывал Трофида о звездах, когда впервые возвращались из-за границы. Пошел торопливо вперед, подальше от леса.
Стал посреди поля и посмотрел на небо. Большую его часть закрывали тучи, но на открытом увидел созвездие (как потом узнал от Петруся Философа, созвездие Большой Колесницы, или Большой Медведицы). Семь больших звезд блестели на темном пологе неба. Мне дыхание перехватило от радости. Долго сидел, глядел на них. Вспомнил Юзековы слова: «Если нас пугнут и разбежимся, держись так, чтоб те звезды были по правую руку. Как бы ни шел, всегда выйдешь за границу».
Встал по правую руку от звезд — и чую, ветер в спину. Значит, на запад — правильно!
Пошел потихоньку, не торопясь, чтоб шума не делать и не нарваться ни на что, да и чтоб себя не мучить.
Шел по полям, лугам, пригоркам. Речку перешел. Понятия не имел, где я. Может, еще в Советах? Или уже в Польше? Решил идти, как идется. Лучше к польским погранцам попасться. В Польше за контрабанду, особенно по первому разу, давали куда меньше, чем в Советах. Там отматывали сурово.
В потемках, медленно, шаг за шагом продвигался вперед. Останавливался время от времени, долго прислушивался. Старался разглядеть, что там среди сумрака.
Пришел к подножию пригорка. Забрался наверх. Вспомнил рассказ Юзефа про капитана и призрак. Подумал: «Да это ж, наверное, Капитанская могила!» Значит, я теперь в Польше! Ну, теперь до местечка легче дорогу найти.
Уселся, опершись ноской о склон, и долго смотрел на северо-запад — туда, где сверкала сказочными огнями, раскинулась широко по небу Большая Медведица. Не знал еще ее имени, но уже влюбился в нее. Не мог глаз от нее оторвать.
Долго так сидел, всматриваясь в звезды, и вдруг услышал шорох у подножья пригорка. Встал, подтянул ремни носки, готовясь побежать. Шорох не прекращался. Я сошел вниз и улегся в ложбине. Увидел, как кто-то медленно идет вдоль склона. «Наверное, не погранец, а свой, контрабандист, — подумалось мне. — У погранцов шинели цвета хаки, они ночью светлей лиц. Да к тому же чего так далеко от границы им шлындать? Может, кто из наших? Знакомый?»
Идущий сел. Я увидел его черную, съежившуюся фигуру. Чуть позже различил на плечах серый четырехугольник носки.
Послышался приглушенный вскрик. Человек ругнулся вполголоса. Может, это Юзек?
Долго не думая, позвал:
— Юзек, ты?
Черная фигура вдруг дернулась. С минуту висело молчание, а потом послышалось:
— Кто там? Сюда иди! О холера!
Подошел к сидящему в траве человеку. Наклонился.
— Кто ты? — спросил незнакомец.
— Я? Владек я, Юзефа Трофиды друг.
— Откуда идешь, от красных?
— Не… мы туда шли с товаром. Трофида вел. Погранцы нам кота погнали в Ольшинке.
Услышал задумчивое:
— А, так то вы были!
— Пойдем! — говорю ему.
— Холера, не могу! Ногу вывихнул.
— Лады. Бери мою носку.
Скинул ремни с плеч, бросил носку наземь. Помолчал с минуту, а потом сказал:
— Возьми носку и отнеси на вершину. И свою тоже. Иначе — никак. Потом пошлю за ними. Не бойся, не пропадут!
Я зашел на вершину и положил там обе носки. Вернулся к незнакомцу.
— Сможешь меня до местечка доволочь? — спросил тот хрипло.
— Отчего ж нет? Тут уже можно не торопиться.
Посадил его на закорки да и понес не спеша через поле к Ракову. Седок мой только дорогу указывал: «Вправо! Влево!» Так и шли вперед в ночной темноте. Время от времени он шипел от боли, когда я его встряхивал, чтоб не сползал с плеч, или когда спотыкался.
Добрели до кладбища. Там я малость передохнул и двинулся дальше. Долго шли, замучился я донельзя.
Заулком добрались до большого дома, зашли во двор. Я спустил седока на землю у окна. Он тихонько постучал в раму. Вскоре изнутри послышался недовольный женский голос:
— Кто стучит?
— Открывай, Феля! Живо!
— Сейчас… ну, уже иду!
Внутри большой дом оказался поделенным на две части перегородкой. От правой половины две двери вели в сени и в кухню.