Деляга - Полищук Вадим Васильевич "Полищук Вадим". Страница 18

Серая утренняя мгла не принесла облегчения. Все понимали, что долго здесь не высидеть, надо что-то делать дальше, но что именно никто не знал.

— Надо на разведку идти, — предложил бас в паре метров слева от Вовы, — наши должны быть недалеко.

— Ты, что ли пойдешь? — просипел простуженный справа.

— Пойду, — согласился бас.

— Ну и вали, герой, — напутствовал сиплый.

— Ты осторожнее там, — Три Процента узнал голос Акимова.

— Не учи ученого, — отрезал бас, — осторожности меня финны уже научили.

Ветеран зимней компании растворился практически бесшумно, все замерли, прислушиваясь — тишина, изредка нарушаемая немцами. Мутный промозглый рассвет постепенно сменился серым промозглым днем. Температура опять перевалила за нулевую отметку, и тонкий снежный покров растаял, оставив после себя жидкую серую грязь. Три Процента стер с казенника налипшую грязь, на срезе ствола было чисто. Хотел проверить работу затвора, да передумал — курок взведется, а спустить его бесшумно может и не получиться. Где-то вдалеке изредка постреливали, но без фанатизма, так, дежурная перестрелка.

— Вроде, наши, максим.

Вова попытался подбодрить товарищей, но его не поддержали.

— Может, и наши, а может…

У некоторых сохранились сухари. Их грызли медленно, растягивая, как будто это могло хоть как-то утолить голод. У Вовы в мешке из съестного не было ничего, кроме сырой картошки. Он уже подумывал употребить ее прямо так, но решил, что червячок в животе грызет его не слишком сильно и можно еще потерпеть.

Разведчик вернулся, когда время явно перевалило за полдень, когда его уже перестали ждать.

— Можно пройти.

Обладатель баса оказался высоким крепким мужиком, лет тридцати. Привалившись спиной к стволу осины, он ножом счищал с шинели налипшую грязь.

— До наших километра два всего. Днем не пройти, а ночью можно попробовать. Там низинка есть.

— А на немцев в твоей низинке не нарвемся.

— Не. Она болотистая, окоп не вырыть. А немцы сухие места любят. Там разрыв метров двести-двести пятьдесят. По одному, на брюхе проползем.

— А мины? — поинтересовался Акимов.

— Да какие там мины!

Разведчик махнул рукой с ножом, с лезвия сорвался комок грязи. На том и порешили. Лучше бы идти под утро, когда у немцев самый сон, но после наступления темноты вытерпели едва ли часа три, холод и голод гнали вперед.

— Я иду первым. Метров триста можно пройти, — инструктировал красноармейцев бас, — дальше — ползком. Фриц ракету пустил — замри, не дыши. Ракета погасла — еще две минуты лежишь, не двигаешься.

Акимов решил идти последним. Санке, Лопухову и Белокопыто, следовательно, выпадало идти в хвосте, что увеличивало шанс нарваться. Вове этот момент сильно не нравился, но отрываться от своих тоже было страшновато. К тому же был еще один нюанс — первым могло достаться от своих, окруженцев вполне могли принять за немецкую разведку.

— Пошли!

Далеко не все окруженцы обладали навыками бесшумного передвижения по то и дело чавкающей грязи. Шумновато получалось. Вова шел третьим с конца, перед ним Санька, за ним — Белокопыто, сержант замыкающим. Темное, шевелящееся пятно впереди — единственный ориентир.

— Ложись, — прошелестело по колонне.

Три Процента передал команду идущим позади, и опустился на мокрую, пожухлую траву. Теперь пришлось ориентироваться только на сопение ползущего впереди Белокопыто. Вскоре под руками появилась вода, начали попадаться кочки. Счет времени был потерян, казалось, что Вова ползет так уже часа два, как минимум. Все мысли и желания исчезли, в голове стучало только одно: доползти, доползти, доползти…

Пш-ш-ш-ш! Лопухов замер, сердцу, испуганно ухнув, провалилось куда-то в живот и там бухало, как паровой молот. Свет от ракеты проникал даже сквозь закрытые веки. Казалось, что она предательски освещает низинку целую вечность, и уже никогда не погаснет. Погасла. Опять вокруг сомкнулась тьма безлунной ночи. Невольно сжавшийся в ожидании очереди из МГ Вова немного расслабился, но, помня о предупреждении, двинуться, вперед не рискнул.

— Ты чего тут развалился?

Волочивший за собой длинную винтовку Санька, едва не ткнулся в подошвы лопуховских сапог.

— Давай быстрее, пока не отстали.

Вова засопел и наддал, стараясь догнать уползших вперед. Тр-р-р-р! Три Процента в ужасе ткнулся лицом в мокрую, холодную кочку, ожидая пули в спину и проклиная горб сидора на спине. Не иначе он и выдал! Но отстучавший короткую очередь немецкий пулемет, продолжением не огорчил. Видимо, пулеметчику что-то почудилось в другом месте. Или скучно ему, гаду, стало, развлечься решил, сволочь!

На этот раз Вова двинулся вперед без Санькиного напоминания, хотя ползущего впереди уже потерял. Он просто полз вперед, надеясь, что мимо своих позиций не промахнется. Есть ли кто сзади тоже непонятно. Пш-ш-ш-ш! Что за…?! Опять мерзкая трава холодит лоб, а левая рука провалилась в ледяную воду. И пошевелиться нельзя. К тому времени, когда ракета погасла, рука окончательно онемела. Вова рискнул вытащить ее из воды и пошевелил пальцами, разгоняя кровь. Тут его опять догнал Санька.

— Где Белокопыто?

— А хрен его знает. Где-то впереди.

— Лопух, ты, Лопухов. Куда теперь?

— Вперед, — решил подоспевший Акимов. — Большую часть уже проползли, пулемет откуда-то сзади бьет.

Вове казалось, что они положенное расстояние проползли уже несколько раз, причем, туда и обратно. Однако, пришлось ползти дальше. Они пропустили еще одну ракету и пару очередей, когда впереди и правее забухали винтовки. Немцы тоже не остались безучастными — торопливо закинули в небо несколько осветительных ракет, перечеркнули нейтралку пунктирами пулеметных трассеров и даже кинули несколько мин. Но до их позиций было уже далековато, и палили немцы больше для самоуспокоения.

— Похоже, наши нарвались, — предположил Санька.

— Стихло, — отметил Вова, — может, разобрались?

— Доползем — увидим, — подвел итог дискуссии сержант.

Метров через двести их окликнули.

— Стой, кто идет!

— Свои, — откликнулся Вова.

Видимо, действительно, уже разобрались и часовые были предупреждены о том, что часть окруженцев еще ползает по нейтралке. Их встретил до боли знакомый пулемет с раструбом пламегасителя и плоским блином сверху. При нем два мужика и спешно прибывшее начальство в лице взводного лейтенанта. Вова привалившись к стенке траншеи блаженно улыбался. Свои, наконец-то дошли. Можно будет хоть немного согреться и обсушиться. И пожрать.

В фильтрационном лагере задержались надолго, народу, вышедшего из окружения, набралась не одна тысяча, а проверяющие не сильно торопились. Действительно, кого они будут проверять, когда все окруженцы закончатся? Вот и не спешили. Лагерь был разделен на две неравные части: в одной, большей, находились те, кто еще проходил проверку, в меньшей — уже прошедшие, их отправляли в запасные полки и действующую армию. Жили все в больших землянках человек на пятьдесят-семьдесят. Предшественники уже успели соорудить из подручных материалов печки-буржуйки, но дров было мало.

Вообще-то, для немецких агентов здесь полное раздолье — тысячи людей, друг друга мало кто знает. У красноармейцев и младших командиров, из документов, в лучшем случае, комсомольские билеты. У некоторых были еще какие-то справки без фотографий, а у подавляющего большинства — ничего, как и у Вовы. Затесаться и затеряться в этой толпе ничего не стоило, но что-то не пользовалось это место популярностью у вражеских шпионов. Наверно по причине грязи, холода и паршивой кормежки. И вшей. Вшивость была поголовная, в таких условиях, когда все спали на самодельных нарах, не подцепить эту заразу было невозможно. Пока находишься на улице, где температура частенько уже опускалась ниже нуля, паразиты ведут себя тихо, но стоило пригреться в землянке, как…

— Долго нас здесь мариновать еще будут?

Вопрос Саньки остался без ответа, сколько здесь еще припухать никто не знал. Белокопыто тоже был здесь, вышел с основной группой. А ветерану финской не повезло — нарвался на пулю от своих же. Еще один был ранен и отправлен в госпиталь, остальные тоже были где-то в этом лагере.