Разочарованный странник - Стенвалль Катя. Страница 5

— полупрозрачную летящую блузку из белого шифона с чёрными цветами;

— остроносые туфли на каблуках.

А ещё я накрасилась, причесалась и надушилась.

Мы встретились в холле терминала за пятнадцать минут до отхода парома. Я волновалась, придут ли остальные сотрудники вовремя, всё-таки пятнадцать минут — это не так уж много, надо было назначить время с запасом. Тем не менее все появились ровно в восемь сорок пять: только что совсем никого не было, и вот уже целая толпа. Ждать никого не стали, пошли к пропускному пункту. Всем заправляла наша husmor по имени Гунилла, о ней я уже рассказывала вам раньше.

Мы зашли на паром, разделись. Народу было очень мало, такое чувство, что Октоберфест собирались отмечать только мы одни. Паром затарахтел и отчалил. Мы прошли в ресторан.

Ой, какое всё вкусное, и как много! Если кто не знает, то скажу, что ресторан на пароме представляет собой «шведский стол»: это когда посередине зала стоит длинный металлический стол со всевозможными яствами и каждый может накладывать себе, сколько хочет. К обеду прилагается бесплатное вино и пиво (конечно, самое простое). Ой, как же у меня разыгрался аппетит! Креветки, раки, крабы, оливки, ветчина, пиво — я хочу всё сразу и прямо сейчас!

И тут паром вышел из гавани Мариехамна в открытое море, и началась качка. Вдруг оказалось, что на море высокие волны и шквальный ветер. Ну, а что вы ожидали? Конец октября, дожди, шторм! Наш паромчик кидало, как спичечный коробок, вверх и вниз, справа налево, и пассажиры падали, валялись по полу, ползли, пытались встать, держась за перила. Я видела, как один наш сотрудник набрал целую тарелку креветок и другой еды, но не дошёл до своего стола. Его вдруг резко качнуло в сторону, он сперва побежал, а потом упал, рассыпав всё содержимое тарелки. Тут же мой сосед справа начал неудержимо блевать на синий ковёр, матерясь по-фински: «Перкеле, перкеле сатан!» Я почувствовала, что сейчас со мной произойдёт то же самое. Паром крутило и вертело, как берестяную лодочку.

Я доползла до информационной стойки, держась за стены. За стойкой во весь рот зло улыбались две финки. Их не штормило. Я спросила, нет ли каких таблеток от укачивания и не могу ли я где-нибудь полежать. Они посмотрели на меня, как будто впервые видели человека, страдающего морской болезнью, и ответили, что таблетки пить поздно, раз мне уже плохо, а полежать нигде нельзя. Никакого желания помочь с их стороны не обнаружилось.

Тут я заметила детскую комнату и поплелась туда, стараясь по дороге не блевать. Легла на разноцветные шарики в «бассейне» и закрыла глаза. Мне показалось, что комната вертится. Открыла глаза и увидела, что комната действительно вертится. Дети, которым любая качка нипочём, скакали и плясали вокруг меня. Эти шарики были специально сделаны для них, чтобы плавать, как будто ты в бассейне. Я понимала, что моё тело не даёт детям плавать так, как бы им хотелось. Ну, уж извините, как вышло, так и вышло. К тому же они всё равно плавали, то и дело задевая меня ногами.

Я смотрела в потолок, однако и это не помогало. Мне почему-то вспомнились моя питерская жизнь и мои питерские друзья. Хотя я и давала себе зарок не думать об этом. Ну какой смысл думать? Нас разделяют километры, мы в разных городах и даже в разных странах. Когда-то меня любили, меня ждали, без меня не начинали вечеринки. Хотели меня видеть. Радовались, когда я приходила. И если бы сейчас дело происходило в Питере, я бы не оказалась одна в детской комнате на пароме. Начать хотя бы с того, что я не поехала бы в одиночестве. Поездка означала бы праздник, приключение, чей-то день рождения, весёлую компанию. Меня бы пожалели, мне бы помогли, рядом со мной сейчас бы сидели друзья. Люди, которым я не безразлична. Тёплые, свои, знакомые люди. Меня бы кто-нибудь держал за руку, разговаривал бы со мной, пытался бы шутить. И уж, конечно, нашлись бы какие-нибудь таблетки, в России всегда от всего есть таблетки. Я была бы не одна. А здесь я лежу, позабытая, и никому нет дела. Да про меня, наверное, так никто и не вспомнит. Какая разница? Что я есть, что меня нет. Они даже имени моего не знают. Зачем я им?

Я начала плакать. Ну и что? Полежу и поплачу, никто не узнает. До возвращения в Мариехамн осталось два часа. Уж как-нибудь перекантуюсь, не умру. А через два часа я сойду с этого чёртова парома и отправлюсь домой, и всё будет нормально: больше никакой качки, земля под ногами перестанет двигаться, и всё будет хорошо. «Ну и что, что до тебя никому нет дела? А ты чего ждала? Что тебя все тут же сильно полюбят? С чего бы? Разве ты сама их сильно любишь? Нет. Ты их не понимаешь и не хочешь понимать. Так какая разница? Нужно потерпеть и подождать, и всё образуется. Давай, соберись, лежи и страдай, жди своего часа. Это не смертельно, это пройдёт, как и всё остальное. Всё проходит, всё течёт, всё плывёт, всё идёт в никуда».

Вдруг передо мной выросла фигура в тёмном. Риита-Лииса! Чего ей надо? Я так хорошо лежу. Она села рядом со мной на разноцветные шарики. Её окружили другие тёмные фигуры. Анна-Майа и Лииса-Анна (если я не перепутала имена). Девушка зачем-то взяла в ладони мою голову. Говорит что-то по-фински злым голосом, я не понимаю. Хотя, нет, я понимаю: «Перкеле». Она подносит к моим губам бутылку водки. Я пью, а она утирает мне губы рукавом куртки. Куртка чёрная, синтетическая, дешёвая. От неё пахнет сигаретами и улицей. Риита-Лииса что-то злобно кричит своим приятельницам, я разбираю: — «Идите на фиг, идите отсюда!» Такие слова я уже знаю.

И вот оно длится, и длится, и длится. «А волны и стонут, и плачут, и бьются о борт корабля…» За окном темно, не видно никаких ориентиров. Как в космосе. Дети скачут повсюду. Комната качается вверх и вниз. Моя голова лежит на коленях у Рииты-Лиисы. Она гладит меня по волосам. Иногда её рука касается моего лба, и тогда я чувствую мозоли на пальцах.

Оказывается, алкоголь — самое верное средство борьбы с морской болезнью. Я этого раньше не знала, но теперь чувствую внезапное улучшение. Мне больше не плохо. От выпитой водки я становлюсь сентиментальной. Беру Рииту-Лиису за руку. Она видит, что я ожила. Встаёт. Я вижу (как будто раньше не видела, а теперь прозрела), что она одета в мужскую чёрную куртку и джинсы. Она высокая, плотная, вроде бы и не худая, но без женских округлостей. Издалека её можно принять за мужчину. Риита-Лииса протягивает мне руку, и я подчиняюсь, встаю и иду туда, куда она меня ведёт.

Мы выходим на палубу. Шквальный ветер вырывает шарф у меня из рук. Вокруг всё черно, волны захлёстывают палубу, я еле стою на ногах, меня сдувает. Вокруг ничего не видно. Мёрзлая пустота, насколько хватает глаз. Если сейчас упасть в воду, смерть наступит мгновенно. Низенький поребрик отделяет нас от ревущей бездны. Риита-Лииса вытаскивает сигарету и зажигалку. Дешёвая чёрная куртка, коротко стриженная белокурая голова, упрямый неумный взгляд. Я не выдерживаю (я вообще слабая и впечатлительная девушка) и снова беру её за руку.

Мы вернулись к свету, к теплу, к разноцветным шарикам в детской комнате, к рекламе мартини и «Армани». Вокруг валялись и блевали наши сотрудники. Октоберфест не удался, по полу были рассыпаны креветки и раки. Несколько в стельку пьяных парней пытались играть на игровых автоматах, но не находили кнопку «пуск».

Паром плавно вошёл в гавань Мариехамна. Иногда волны здесь настолько высокие, что паром не может причалить, и тогда он дрейфует день, а то и два, если не три, пока погода не устаканится. Люди не могут попасть на работу или домой, оказываются в заложниках, а кают на пароме нет. Народ спит на полу в коридоре и ест засохшие булки с майонезом. Но на этот раз нам повезло: всё закончилось хорошо, паром вошёл в гавань, и скоро, очень скоро все мы будем дома.

Пристань. Первый снег. Пустой терминал в два часа ночи в среду. Не работают эскалаторы. Полупьяные похмельные люди тащат ящики с пивом, которые они купили на пароме.

Мы с Риитой-Лиисой не смотрим друг на друга. Мы идём вниз по неработающим эскалаторам: я по одному, а она по другому. Внутри у меня всё замерло: я жду, я надеюсь. Во мне растёт что-то замечательное, я счастлива, я жива! И всё во мне радуется и летит вверх. Какой восторг! Вы все дураки, вы ничего не понимаете! И никогда-никогда не поймёте! А у меня всё просто здорово, и всегда будет здорово, и мне будет всё лучше, и лучше, и лучше!