За борт! - Касслер Клайв. Страница 27

Его дела часто связаны с кровопролитием. Ли Тонг не против убийств, если те выгодны. Он одинаково на месте и на деловом обеде в клубе 21, [13] и когда перерезает чье-нибудь горло в гавани. Сейчас он сидит на почтительном удалении от постели Мин Корио, сжимая в неровных зубах длинный серебряный мундштук. Бабушка не одобряет его привычку курить, но Ли держится за нее — не столько как за удовольствие, сколько за возможность проявить некоторую независимость.

— Завтра ФБР поймет, как исчез президент, — сказала Мин Корио.

— Сомневаюсь, — уверенно ответил Ли Тонг. — Люди, проводящие химический анализ, хороши, но не настолько. Я бы сказал — скорее через три дня. А потом неделя на то, чтобы найти яхту.

— Хватит ли времени, чтобы перерезать ведущие к нам нити?

— Хватит, онуми, — сказал Ли Тонг, используя почтительное корейское „матушка“. — Будь спокойна, все нити ведут к могиле.

Мин Корио кивнула. Его слова были ей совершенно понятны. Ли Тонг своей рукой убил семерых корейцев, которые помогали ему в похищении.

— По-прежнему никаких новостей из Вашингтона?

— Ни слова. Белый дом ведет себя так, словно ничего не случилось. На самом деле в качестве президента используется двойник.

Она посмотрела на внука.

— Как ты это узнал?

— Шестичасовые новости. Телекамеры показали, как президент садится в вертолет, чтобы лететь на свою ферму в Нью-Мексико.

— А остальные?

— Для них тоже подыскивают дублеров.

Мин Корио отпила чаю.

— Забавно, что мы рассчитываем на государственного секретаря Оутса и штат президента, чтобы они успешно устраивали маскарад, пока не будет готов Луговой.

— Это единственная открытая им дорога, — сказал Ли Тонг. — Они не смеют делать никаких объявлений, пока не узнают, что с президентом.

Мин Корио смотрела на чаинки на дне своей чашки.

— Все равно мне кажется, что, возможно, мы откусили чересчур большой кусок.

Ли Тонг понял.

— Все равно, онуми. Конгрессмены просто случайно оказались в той же сети.

— Но не Марголин. Это ты придумал заманить его на яхту.

— Верно, но ведь Луговой говорит, что его эксперименты успешны в одиннадцати случаях из пятнадцати. Не очень высокий процент. Если не получится с президентом, у нас есть запасной подопытный кролик, чтобы получить требуемый результат.

— Ты хочешь сказать, три запасных подопытных кролика.

— Если ты включаешь Ларимера и Морана в порядок преемственности, то да.

— А если Луговой добьется успеха во всех случаях? — спросила Мин Корио.

— Тем лучше, — ответил Ли Тонг. — Наше влияние будет гораздо шире, чем мы первоначально надеялись. Но иногда я думаю, онуми, стоит ли финансовое вознаграждение риска потерять весь бизнес.

— Не забудь, внук, что во время войны американцы убили моего мужа, твоего отца и двух его братьев.

— Месть не всегда выгодна.

— Тем больше оснований защищать наши интересы и остерегаться лживых русских. Антонов сделает все, что в его силах, чтобы не заплатить нам.

— Если они так глупы, что на критической стадии предадут нас и загубят весь проект.

— Они так не думают, — серьезно сказала Мин Корио. — Умы коммунистов расцветают на предательстве. Верность за пределами их понимания. Они всегда выбирают самую скользкую дорожку. И это их ахиллесова пята, внук.

— Так что ты думаешь?

— Мы будем и дальше играть роль их верных, но доверчивых партнеров.

Она помолчала, задумавшись.

— А когда проект Лугового завершится? — поторопил он.

Она подняла голову, на ее старческом лице появилась хитрая улыбка. Глаза лукаво блеснули.

— А потом мы выдернем ковер у них из-под ног.

Глава 20

Когда люди Бугенвилей перевозили русских на пароме со Стейтен-Айленда, они отобрали у всех часы и удостоверения. Им завязали глаза, на уши надели радионаушники, в которых непрерывно звучала камерная музыка. Через несколько минут они уже были в воздухе, с темной воды гавани их поднял реактивный гидросамолет.

Полет был долгим и утомительным и наконец закончился аккуратной посадкой. Луговому показалось, что они сели на озеро. После двадцатиминутной поездки русских, потерявших всякое представление, где они, по металлическому мостику провели в лифт. И только когда они вышли из лифта и по коврам коридора прошли к своим комнатам, повязки с глаз и наушники сняли.

Оборудование, предоставленное Бугенвилями, поразило Лугового до глубины души. Электроника и лабораторные инструменты значительно превосходили все, что он видел в Советском Союзе. Все несколько сотен затребованных им приборов были установлены.

Не стали упущением и условия жизни и отдыха для его сотрудников. Всем предоставили личные спальни с отдельными ванными, а в конце коридора располагалась элегантная столовая, которую обслуживали превосходный повар-кореец и два официанта.

Обстановка, в том числе кухонные холодильники и печи, офисная мебель и комната контроля показателей — все было выполнено со вкусом, цвета согласованы, стены и ковры выдержаны в зеленых и синих тонах. Дизайн и исполнение каждой мелочи было такими же совершенными, как все в целом.

И все-таки это жилье, удовлетворяющее любые потребности, было роскошной тюрьмой. Людям Лугового не разрешалось ни входить, ни выходить. Двери лифта всегда были закрыты, а лифт лишен внешнего управления. Луговой обошел все помещения, но не нашел ни окон, ни выхода. А снаружи не пробивалось ни звука.

Дальнейшие исследования были прерваны прибытием его подопытных.

Накаченные успокоительными, они были в полусознании и не отдавали себе отчета, где находятся. Все четверо были подготовлены и помещены в небольшие закрытые контейнеры, которые назывались „коконами“. Мягкое нутро коконов не имеет швов, все углы закруглены, и глазу не на чем остановиться. Тусклое освещение создавалось отражением внешнего света и окрашивало все в коконах в однообразный серый цвет. Особым образом сконструированные стены отражали все звуки и электрические токи, которые могли вмешаться в деятельность мозга.

Луговой с двумя ассистентами сидел у консоли и на многочисленных цветных видеомониторах разглядывал лежащих в коконах людей. Большинство было в трансе. Но одного вывели почти на сознательный уровень, он был открыт для внушения и дезориентирован интеллектуально. Ему ввели миорелаксанты, успешно парализовав все движения тела. Голову закрывал пластиковый капюшон, прилегающий к черепу.

Луговому все еще трудно было представить себе, какая сила сосредоточена в его руках. Он внутренне дрожал, понимая, что начинает один из величайших экспериментов века. То, что он сделает в следующие несколько дней, может преобразить мир, как открытие атомной энергии.

— Доктор Луговой?

Размышления Лугового прервал незнакомый голос; Луговой удивленно повернулся и увидел коренастого мужчину со славянскими чертами и черными волосами, который словно вышел из стены.

— Кто вы такой? — спросил Луговой.

Незнакомец говорил очень тихо, словно не хотел, чтобы его подслушали.

— Меня зовут Суворов, Павел Суворов, секретарь посольства.

Луговой побледнел.

— Бог мой, вы из КГБ? Как вы сюда попали?

— Просто повезло, — саркастически ответил Суворов. — Я получил приказ наблюдать за вами с того дня, как вы оказались в Нью-Йорке. После вашего подозрительного визита в контору Бугенвилей я сам занялся наблюдением. Я был на пароме, когда вы встретились с людьми, привезшими вас сюда. В темноте мне нетрудно оказалось смешаться с вашими сотрудниками и вместе с ними совершить эту поездку. С приезда я оставался в своей комнате.

— Вы хоть представляете себе, во что сунули нос? — спросил Луговой, покраснев от гнева.

— Еще нет, — невозмутимо ответил Суворов. — Но мой долг узнать это.

— Операция проводится по приказу с самого верха. И не касается КГБ.

— Об этом судить мне…