Гарри Поттер и Обитель Бессмертия - akchiskosan. Страница 94
И, хотя она не уточнила, куда смотреть, Гарри сразу понял ее. За их столом все было, как везде, за исключением интересующей Гарри компании. Малфой, Крэбб и Гойл и остальные подчеркнуто игнорировали происходящее, даже не разговаривая между собой, и ни у кого не было газеты. Казалось, ничто на свете не могло отвлечь их от еды. Гарри через два стола ощутил эту подчеркнутость, неестественность их поведения.
Члены Д.А. это тоже заметили.
— Какая нечуткость! — возмутилась, кивая на Паркинсон, Ханна Эббот, когда они с Гарри пересеклись в коридоре. — Я, конечно, понимаю, что они ничуть не были привязаны к Дамблдору, но делать вид, что вообще ничего происходит!..
Гарри согласился с ней, но скоро понял, что бывают вещи похуже демонстративного равнодушия. Сенсация сделала свое дело, пробудив в учениках самый отвратительный тип любопытства. Люди толпами выходили на улицу и рассматривали памятник с таким видом, будто их надули. Гарри хотелось закричать на них, разогнать, его останавливало только то, что все это будет воспринято как очередная истерика, а значит, даст повод Фаджу и Слагхорну сильнее опекать его. А он не мог сейчас допустить, чтобы его свободу ограничили еще больше.
События набирали обороты. Тем же вечером приехали таинственные личности из Министерства. Из Большого зала их и не заметили бы, если бы Фадж, побледнев, не выскочил из-за стола и не поспешил вон. Тогда, повернув голову, Гарри успел заметить спины трех поднимающихся по лестнице волшебников.
— Похоже, я ошибалась, — озабоченно произнесла Гермиона.
Гарри медленно развернулся к ней.
— Не хочешь объяснить, что ты имеешь в виду? — он старался, чтоб его голос звучал спокойно.
— Когда ты на меня так смотришь, словно готов вцепиться в горло, не хочу! — заявила Гермиона. — Пойми, мне это тоже неприятно. Но, похоже, в этой статье все-таки что-то есть.
Гарри не захотел с ней спорить. Он вообще не хотел говорить на эту тему. Увы, это не помогло ему самому успокоиться. Мысли и чувства были растрепаны, и это не замедлило отразиться на сне. Он снова почувствовал непроизвольный контакт с сознанием Темного лорда. Казалось ли Гарри, или так и было, но Волделморт как будто бы злился по той же причине, что и он сам, даже ругал статью Вриттер непечатными выражениями.
Наутро школу потрясло известие, что, возможно, министерские чиновники будут вскрывать могилу Дамблдора. Фаджу это казалось возмутительным.
— Вы подумайте, мы же все были на похоронах и видели все собственными глазами! — говорил он профессору Стебль за учительским столом. — Я всегда считал, что нельзя позволять «Пророку» печатать непроверенные факты.
— Отлично сказано! — усмехнулась профессор МакГонагол, и Гарри мог бы поклясться, что она ему подмигнула. — Надо еще запретить репортерам прогуливаться по кладбищам.
— Вспомнил бы, как про тебя всякие гадости надиктовывал, — прошептал Рон.
Ободрить таким образом друга Рону не удалось. Настроение было безнадежно испорчено. Глядя, с какой яростью Хагрид вгрызается в баранью ногу, Гарри тоже ловил себя на желании загрызть все Министерство.
— А Малфой тоже выходил смотреть на могилу, — сообщила Луна Лавгуд, в своей отрешенности, как всегда, неуязвимая, не обращая ни малейшего внимания на то, что ее словам не очень-то рады.
— Интересно, с чего это только сейчас? — проворчала Джинни.
— Пусть Малфой смотрит, куда хочет, — буркнул Рон.
Гарри же стиснул зубы; он знал, Малфою есть, что вспомнить о той ночи, после которой и появилась эта могила. А Луна мечтательно глядела мимо него, прямо на Рона.
— Опять грубишь? — ласково спросила она. — А ты уже помирился с Лавандой Браун?
Темы, затронутые ею, казались Гарри сосем не равнозначными. Но, похоже, не для Рона. Уши лучшего друга покраснели в мгновение ока, но, поднимая на Луну пылающий гневом взор, он все же понизил голос, явно для того, чтобы Лаванда, сидящая чуть дальше, не смогла его услышать:
— Нет, Луна, и если это сказывается на твоем отношении ко мне, то ты — плохой друг! — отрезал он.
— Я — хороший друг, — констатировала Луна. — А сказывается это, между прочим, на твоем самоуважении.
Все с нетерпением ждали, когда же «Пророк» напечатает подробности по «делу могилы Дамблдора», как прозвали его школьники. Поэтому многие из них были разочарованы последовавшим за громким взрывом необъяснимым молчанием. Многие, но только не Гарри.
— Наконец-то у этой отвратительной прессы проснулась совесть, — оптимистично предположил он, когда, традиционно первой ознакомившись с новым номером, Гермиона выяснила, что ничего на скандальную тему там нет.
Впрочем, Гарри не обольщался. Хорошо зная нравы газетчиков, даже пострадав от них в прошлом, он был убежден, что такая сенсация запросто не закончится.
Его подозрения подтвердились, когда стало известно, что без особой огласки прибывший в школу министерский чиновник допросил Хагрида. По мнению случайно оказавшейся поблизости Падмы Патил, сделано это было исключительно бестактно.
— Хагрид просто подтвердил, что он каждый день ухаживает за могилой, а этот тип начал намекать, знаете, что в этом случае Хагрид становится подозрительным лицом. Понятно, кому такое обращение понравится, — сказала равенкловская староста.
— Но он полу-гигант, и теперь, чего доброго, заговорят о его агрессивности, — заволновался Рон.
Это обеспокоило и Гарри. Он помнил, как интерпретировала любые проявления Хагида отвратительная старуха Долорес Амбридж, когда являлась с инспекцией на его уроки. Дамблдору удавалось отстаивать и защищать Хагрида многие годы, позволяя ему оставаться в школе, но теперь Дамблдора не было, и Гарри становилось и отвратительно, и страшно при мысли, что Хагрид, пожалуй, вовремя отправил подальше своего брата-гиганта.
— Хагрид утверждал, что ничего подозрительного вокруг могилы не происходило никогда, с тех пор, как она появилась, — продолжала Падма. — Но чиновник настаивал, переспрашивал, и в итоге стало казаться, будто Хагрид сомневается. Что якобы он мог проспать, или Клык — не учуять посторонних!
Представляя, что чувствует теперь Хагрид, Гарри срочно засобирался к нему в гости и попросил Рона предупредить об этом мадам Трюк, поскольку, вообще-то, на это время была назначена тренировка. Но оказалось, что лесничий отнесся к неприятностям неожиданно мудро.
— Ихнее дело — задавать вопросы, — рассудил он. — Этот и задавал, как ему велено. Да не волнуйся ты! — Хагрид наклонился и провел рукой по непокорным волосам Гарри. — Я память Дамблдора в обиду не дам! Великий человек Дамблдор! Да и вы у меня есть, друзья хорошие.
Узнав, на какую жертву ради него пошел гриффиндорец, он даже прослезился, а затем — немедленно отправил Гарри на стадион.
— Жалко, Дамблдор не увидит, как «Хогвартс» себя покажет в квиддичных соревнованиях, — горько сожалел он. — Квиддич он уважал, это всякий скажет.
И Гарри полностью выложился на тренировке, честно не отвлекаясь на слизеринцев и всякие нюансы, которых ему и в прошлом не удавалось разглядеть. Но воодушевление его продлилось недолго.
Молчание прессы продолжалось неделю, если не считать красочной заметки в «Придире», автор которой пафосно рассуждал о том, не мог ли Дамблдор стать вампиром. А затем «Пророк» снова озадачил читателей заметкой о могиле Дамблдора.
Впрочем, не исключено, что только Гермиона, добросовестно проштудировавшая всю газету, сумела обнаружить ее. Потому что внимание всей школы, да и, пожалуй, остальной колдовской общественности приковало интервью с министром, помещенное на первой полосе.
«Некоторое время назад, — говорил министр, — нашему ведомству стало известно, что для борьбы с Темным лордом уважаемый профессор Альбус Дамблдор создал в свое время тайную организацию. Члены данной организации выполняли различные его поручения, в том числе занимались просвещением магического населения, и в свое время принесли определенную пользу».
— Красиво, — припечатала Гермиона, и выражение ее глаз усилило и без того возникшие у Гарри дурные предчувствия.