Американские партизаны - Рид Томас Майн. Страница 26

Едва адъютант вышел, как Санта-Ана направился к большому стенному зеркалу и осмотрел себя с головы до ног. Он закрутил усы, провел рукой по волосам, одернул шитый золотом мундир и снова уселся в кресло. Несмотря на изысканную вежливость, которой всегда кичился диктатор, он всех принимал сидя, даже женщин, предпочитая положение, позволявшее ему скрывать свой недостаток. Нажав кнопку звонка, он принял позу, полную достоинства и величия. Женщины вошли смущенные и взволнованные.

— Такой редкий случай, — сказал Санта-Ана, — графиня Альмонте делает честь дворцу своим посещением. Что касается сеньориты Вальверде, то не будь у нас с ее отцом официальных отношений, я еще реже имел бы честь ее видеть.

Говоря это, он указал им на кресла. Они сели, все еще волнуясь и слегка дрожа. Они не были застенчивыми по природе, их делали такими обстоятельства, приведшие сюда. В жилах той и другой текла благороднейшая кровь. Графиня, кроме того, принадлежала к старинной знати, в то время как диктатор оказывался просто-напросто выскочкой. Их смущало поэтому не собственное приниженное положение, но самая цель их посещения. Были у Санта-Аны какие-либо подозрения на этот счет или нет, но лицо его оставалось непроницаемым и загадочным, как у сфинкса. Любезно произнеся свое приветствие, он умолк, ожидая, когда заговорят посетительницы. Графиня решилась заговорить первая.

— Ваше превосходительство, — сказала она с напускным смирением, — мы пришли просить у вас одной милости.

При этих словах смуглое лицо Санта-Аны точно просветлело. Изабелла Альмонте просит у него милости! Что же может быть лучше? Диктатор с трудом скрывал овладевшую им радость, отвечая графине:

Если эта милость в моей власти, ни графине Альмонте, ни сеньорите Вальверде нечего бояться отказа. Говорите же откровенно, в чем дело. Графиня, при всей решительности своего характера, все еще медлила объясниться. Ведь об этой милости Санта-Ану уже просили утром, и он, не отказав окончательно, тем не менее оставил мало надежды. Читатель не забыл, вероятно, что в тот же день приходил просить о помиловании Флоранса Кернея и Руперто Риваса дон Игнацио, посетительницы не могли не знать этого, так как министр действовал по их настоянию и просьбе. Безнадежность и заставила их самих обратиться к диктатору.

Замешательство графини не ускользнуло от внимания диктатора, очень довольного, что представился случай показать свою власть интересовавшей его женщине.

— Должен сказать, что меня все это крайне огорчает, — сказал он, стараясь казаться опечаленным, каким он и был в действительности, когда узнал, что женщины, за которыми ухаживал, предпочли его другим.

— Но почему же, ваше превосходительство? — спросила графиня со страстью в голосе. — Почему вы отказываете в свободе людям, не совершившим никаких преступлений, заключенным в тюрьму за вину, которую вашей светлости так легко простить?

Никогда графиня не была так хороша, как в эту минуту. Ее лицо покрылось ярким румянцем, глаза метали искры негодования. Она поняла, что все просьбы тщетны, волнение, гнев, презрение придали ее лицу особое выражение, сделав его еще прелестнее. У Санта-Аны не оставалось более сомнения относительно чувств, питаемых ею к Руперто Ривасу. И он ответил с холодным цинизмом:

— Вы так думаете, но ведь это ничего не доказывает. Человек, за которого вы просите, должен сам доказать свою невиновность. То же я могу сказать и относительно интересующего вас узника, — прибавил он, обращаясь к Луизе Вальверде.

Женщины ничего на это не ответили, поняв, что их усилия напрасны. Они поспешили уйти. Дочь дона Игнацио шла впереди — это было именно то, чего желал Санта-Ана. Забыв о своей деревянной ноге, он поспешно вскочил с кресла и успел шепнуть Изабелле Альмонте:

— Если графиня пожелает прийти одна, ее просьба будет иметь больше шансов на успех.

Графиня прошла по залу, подняв презрительно голову, словно не слыша его слов. Она прекрасно поняла их смысл, и негодование отразилось в ее огненном взоре.