Американские партизаны - Рид Томас Майн. Страница 6

Дон Игнацио Вальверде жил в маленьком домике на улице Казакальво. Это была деревянная постройка во франко-креольском стиле, одноэтажная, с окнами, выходящими на низкую веранду. Дон Игнацио был единственным жильцом в этом доме, у него была только одна служанка, молодая мексиканка смешанной крови, наполовину белая, наполовину индианка, то есть метиска. Средства дона Игнацио не позволяли ему держать прислуги больше. Ничто, впрочем, не указывало на его бедность. Гостиная была невелика, но хорошо меблирована, книги, арфа, гитара и ноты изобличали утонченные вкусы хозяев. Луиза Вальверде искусно играла на обоих инструментах, весьма распространенных в ее стране.

В этот вечер дон Игнацио, оставшись наедине с дочерью, попросил ее спеть что-нибудь под аккомпанемент арфы. Она выбрала один из романсов, которыми так богат язык Сервантеса, знаменитую песню el Trovador. Но мысли мексиканской сеньориты были далеки от музыки. Едва она кончила петь, как покинула гостиную и вышла на веранду дома. Спрятавшись там за занавесью, скрывавшей ее от взоров прохожих, она, казалось, кого-то ждала. Так как она знала, что отец пригласил Флоранса к ужину, можно было подумать, что она ждала именно его.

Если это действительно так, каково же должно было быть ее разочарование, когда она увидела подходящим к дому совершенно другого человека! Раздался звонок, и Пепита, служанка, побежала отворять дверь. Затем послышались шаги по ступенькам, ведущим на веранду. Молодая девушка вернулась в гостиную. Жара была в тот вечер особенно удушлива, и дверь оставили приоткрытой, чтобы дать доступ воздуху. Выражение недовольства, почти грусти появилось на лице Луизы Вальверде, когда при свете луны она узнала Карлоса Сантандера.

— Rasa Usted adientro, senor Carlos, — сказал дон Игнацио, заметивший посетителя через окно. Минуту спустя креол уже входил в гостиную, и Пепита подавала ему стул.

— Мы не предполагали иметь удовольствие видеть вас сегодня, тем не менее милости просим!

Несмотря на кажущуюся любезность этого приветствия, в нем все же звучала неискренность. Было ясно, что в этот вечер Сантандер пришел некстати. Холодный прием, оказанный ему Луизой, выражал то же самое: вместо того, чтобы встретить гостя с улыбкой, молодая девушка сдвинула брови и так сурово посмотрела на него, что не могло быть сомнения в ее неприязни. Не его, очевидно, поджидала она, прячась за занавеску. Действительно, приход Сантандера был одинаково неприятен как отцу, так и дочери. Оба, хотя и по разным причинам, не желали, чтобы он встретился с ожидаемым ими гостем.

Заметил это креол или нет, но он ничем не выдал своих чувств. Дон Карлос Сантандер обладал не только красотой, и редким умом, и самыми разнообразными способностями. Наружное спокойствие и непроницаемость были для него характерны. В этот вечер, однако, он менее владел собой, был беспокоен, раздражителен, глаза его странно блестели, креол находился все еще под впечатлением перенесенной неудачи.

Дон Игнацио заметил это, но ничего не сказал.

Гость, казалось, имел какое-то таинственное влияние на хозяина дома и держал его в своей власти. Оно так и было на самом деле. Сантандер, хотя и родился в Новом Орлеане, был, однако, мексиканского происхождения и считал себя гражданином страны своих предков. Только близкие друзья знали, что он пользуется исключительным доверием мексиканского диктатора. Дон Игнацио надеялся извлечь из этого доверия пользу. Уже не раз Сантандер, из особых видов, о которых мы расскажем впоследствии, прельщал дона Игнацио возможностью вернуться в родную страну и получить обратно свои конфискованные имения. Изнемогший от долгого ожидания, тот готов был склониться на предложения, которые в другое время показались бы ему, вероятно, унизительными.

Чтобы переговорить об этих условиях, дон Игнацио сделал знак дочери удалиться. Она поспешила исполнить желание отца, обрадованная тем, что может снова выйти на балкон.

Контракт, о котором вскользь они уже говорили, обеспечивал возвращение дону Игнацио имений и отмену постановления о его высылке из Мексики. Рука Луизы Вальверде, обещанная Сантандеру, была ценой этой сделки. Креол сам назначил условия, не остановившись даже перед унижением. Влюбленный в Луизу до безумия, он не заблуждался относительно ее чувств и, не надеясь завладеть ее сердцем, хотел получить ее руку.

Судьба, однако, решила, что дело еще не будет покончено в этот вечер, так как во время переговоров они услышали чьи-то шаги на лестнице, затем голос Луизы, приветствовавший кого-то. Дон Игнацио был, казалось, более смущен, чем удивлен, он прекрасно знал, кто пришел. Когда же до Сантандера донесся разговор на веранде, он не мог сдержаться и, вскочив с места, вскричал:

— Черт возьми! Это собака-ирландец!

— Тише! — остановил его дон Игнацио. — Сеньор дон Флоранс может услышать.

— Я этого и хочу, — возразил Сантандер.

И чтобы не оставалось сомнения, он повторил свое выражение по-английски. Тотчас же послышалось в ответ короткое, но энергичное восклицание задетого за живое человека. За восклицанием последовало несколько слов, которые с мольбой произнес женский голос. В окно можно было видеть раздраженного Кернея, а рядом с ним Луизу, бледную, трепещущую, умоляющую его успокоиться. Но Керней, недолго думая, одним прыжком вскочил на подоконник, а оттуда спрыгнул в гостиную. Картина получилась эффектная. Лицо мексиканца выражало страх, креола — сильное возбуждение, ирландца — оскорбленное негодование.

Минута тишины казалась затишьем перед грозой. Затем голосом, полным достоинства, молодой ирландец попросил извинения у дона Игнацио за свое неуместное вторжение.

— Вам нечего извиняться, — ответил дон Игнацио, — вы пришли по моему приглашению, дон Флоранс, и вашим присутствием делаете честь моему скромному дому.

— Благодарю вас, дон Игнацио Вальверде, — ответил молодой ирландец. -А теперь вы, милостивый государь, — продолжал он, обращаясь к Сантандеру и прямо глядя на него, — должны, в свою очередь, извиниться.

— За что? — Сантандер сделал вид, что не понимает. — За то, что вы позволили себе выражаться, как арестанты в остроге, куда вы, несомненно, рано или поздно попадете. — Затем, изменив вдруг тон и выражение, он прибавил: — Я требую, чтобы ты взял свои слова назад!