Пояс Богородицы - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич. Страница 9

— Государыня, — сказал он, провожая после служ-бы великую княгиню к выходу из Успенского собо-ра, — ты как-то упоминала о желании иметь при себе скомороха, наподобие европейских шутов, так вот, мне кажется, я нашел для тебя такого… Правда, у него есть одно качество… Точнее — маленький недостаток, который, — Алексий тонко улыбнулся, — быть может, впрочем, вовсе даже напротив — достоинство…

— Что же это за странное качество — недостаток, который одновременно — достоинство? — улыбнулась Софья.

— Он глухонемой.

— Глухонемой??? — поразилась великая княгиня.— Какой же прок от шута, который лишен главного предмета своего ремесла, возможности шутить?

— О государыня, изволь на него взглянуть, и ты сразу все поймешь! Савва рассмешит, позабавит, а по-рой заставит тебя задуматься, не прибегая к речи! Он может показать все, что угодно, лицом и телом, жеста-ми и движением! А его природный недостаток превра-щается в достоинство, если учесть, что при нем можно разговаривать обо всем, не опасаясь, что это дойдет до чьих-нибудь ушей, — многозначительно заметил Алексий.

— Интересно! — с любопытством взглянула Софья на священника, — быть может, в этом что-то есть. По-кажи мне его!

Через неделю горбун Савва стал личным придвор-ным шутом, или, как здесь говорили, скоморохом ве-ликой московской княгини Софьи Фоминичны.

Разумеется, было бы большой наивностью думать, будто византийская принцесса, воспитанная при пап-ском дворе, легко и сразу поверила словам малознакомого священника. Более того, еще когда Алексий лишь упомянул о том, что кандидат нем и глух, она немедля заподозрила, что в ее окружение хотят ввести шпиона, который, притворяясь глухонемым, будет все подслу­шивать и кому-то докладывать о каждом ее шаге. Кому и зачем — это был отдельный и следующий вопрос, а пока Софья решила, что если этот Савва понравится ей настолько, чтобы оставить его при себе, то тогда она найдет сотню различных способов проверить его, а что касается изобретения таких способов — уж тут-то великая княгиня была весьма хитроумна и наход­чива.

Савва сразу же произвел неизгладимое впечатление" не только на великую княгиню, но и на всех ее при­дворных дам — уже первое появление нового скомо­роха в тронном зале повергло их в такой хохот, что Береника едва успела добежать до горшка за ширмой, Паола каталась по полу, Дарья так зашлась, что чуть не уронила младенца-княжича, брызнув струйкой молока из груди прямо Савве в лицо, а старушка Аспазия на­столько уморилась от смеха, что долго потом жалова­лась на боль во всех ребрах. А ведь Савва не сделал ничего особенного — войдя, торжественно поклонив­шись с самым серьезным видом, он вдруг остолбенел, увидев на спинке трона черного двуглавого византий­ского орла, а потом внезапно вскочил на этот трон и, весь на нем раскорячившись, так похоже изобразил диковинную птицу, что дамы расхохотались. Савва же, мгновенно на ходу улавливая самые характерные чер­ты их поведения, тут же представил дам всех по оче­реди — как они смеются, — не исключая самой вели­кой княгини, которая хохотала совершенно беззвучно, лишь тряся вверх-вниз своими пышными грудями, чем и довел всех несчастных женщин до вышеупомянуто­го исступления.

Нечего и говорить, что Савва был немедленно при­нят на должность личного придворного скомороха великой княгини Софьи Фоминичны с денежным окладом пять рублей в месяц, что было по тем временам огромными деньгами, учитывая, например, хотя бы тот факт, что знаменитый мастер на все руки — сам Аристотель Фьорованти получал от великого князя де-сять рублей в месяц.

Однако принятие Саввы на службу означало лишь то, что он прошел первое, самое простое испытание на пригодность в должности и понравился великой княгине, но еще вовсе не означало, что он обрел ее доверие. Напротив, чем талантливее был человек, по-падавший в окружение Софьи, тем большее подозре-ние он вызывал, а потому Савва был подвергнут мно-гочисленным, разнообразным и беспощадным про-веркам. Чего только не придумывали хитроумные женщины, чтобы убедиться, действительно ли Савва полностью глух или слышит хоть что-нибудь. Доста-точно упомянуть лишь о нескольких таких подвохах, когда, например, Береника неожиданно роняла с гро-хотом серебряный поднос, полный посуды, на камен-ный пол за спиной Саввы, мирно дремавшего на сту-пеньках трона, в то время как остальные глаз не своди-ли с его лица — а не дрогнет ли на нем хоть один мус-кул? Или, еще похлеще — делая вид, что болтают о пус-тяках, женщины заводили при Савве особо интимные разговоры, описывая в самых пикантных подробно-стях такие любовные приключения, что вряд ли обыч-ный мужчина, пусть даже урод и горбун, но совсем еще не старый — Савве не больше сорока лет на вид было (а на деле тридцать пить), смог бы равнодушно слушать все это, а сами внимательно наблюдали за всеми реак-циями его лица и тела — а не смутится ли, не покрас-неет ли, али еще, может, чем себя выдаст…

Однако Савва с честью прошел все испытания, и по-степенно великая княгиня стала все больше и больше уверяться в его полной глухоте, утешая себя при этом еще и губительными доводами; во-первых, она разгова-ривала со своими фрейлинами в основном по-грече-ски, а в особо секретных случаях по-итальянски, полагая маловероятным, чтобы какой-то простой москов-ский скоморох может владеть двумя этими языками,— ну, допустим, еще греческим куда ни шло, но итальян-ским?..

Великая княгиня ничего не знала о служителях тай-ной веры, как не знала до поры до времени и о самой этой вере, а потому трудно было ей представить, каки-ми одаренными, трудолюбивыми и талантливыми ока-зывались некоторые выдающиеся и особо высокопо-ставленные ее представители,

А между тем Савва Горбун был к тому времени уже братом восьмой заповеди, легендарной личностью и гордостью всего Братства, поскольку этот высокий ранг он получил более чем заслуженно, безукоризнен-но выполнив десятки самых трудных и порой казав-шихся невозможными для выполнения заданий, не со-вершив при этом ни единой, ни малейшей ошибки, каждый раз меняя до неузнаваемости свою, казалось бы, столь запоминающуюся уродливую внешность и всякий раз исчезая с места выполнения своего послед-него дела так, что все, кто его знал, были убеждены в его смерти — не менее чем на пяти разных кладбищах трех княжеств находились его могилы, над которыми некогда печально стояли знавшие его люди, потому что второй яркой особенностью работы Саввы — под какой бы личиной он ни прятался — была всеобщая любовь к нему окружающих его людей — тех самых, чьи секреты он столь успешно выведывал и отправлял вышестоящим братьям, что приводило порой к разо-рению или даже смерти владельцев этих секретов.

Так, например, князь Семен Бельский, человек от-нюдь не сентиментальный, часто и с глубокой симпа-тией вспоминал бывшего глухонемого и придуркова-того горбуна — трубочиста запутанной сети дымохо-дов замка Горваль, которого он так любил и кому приписывал свой побег из темницы этого замка, глу-боко скорбя о гибели несчастного урода во время спа-сения его бесценной княжеской жизни, никогда так и

не узнав о том, что именно Савва не только прямо ви-новен во всех его несчастьях, но к тому же еще в ту памятную ночь, когда князь наивно оплакивал своего спасителя, именно мнимый трубочист, выполняя волю Никифора Любича и Верховной Рады Братства, акку-ратно передал князя Семена на погибель с рук на руки его злейшему врагу и родному брату князю Федору Бельскому.

А ведь князь Семен отнюдь не был простаком и тщательно проверял каждого, кто поступал на его службу. Он не жалел денег и времени на такие провер-ки, и его покойный уже нынче слуга Мокей, послан-ный в Гомель для выяснения всех фактов прошлой жизни Саввы, доложил ему обо всем, что удалось выве-дать, и действительно — много ли можно узнать о глу-хонемом неграмотном придурке? Казалось; Мокей уз-нал все — и то, что Савва был подкидышем в монасты-ре кающихся грешниц, где сперва его приютили монахини, а как только подрос, начал работать на мо-настырском кладбище, где хоронили умерших или убитых на улицах как раскаявшихся, так и не успев-ших раскаяться грешниц, и о том, как потом недолго служил у одного купца, который разорился, и, нако-нец, о том, как Савва, оказавшись нищим, пришел в Горваль пешком, просто случайно — вот шел куда гла-за глядят, прося по дороге подаяние, а тут как раз тре-бовался трубочист…