Крест командора - Кердан Александр Борисович. Страница 23

…Он достал из развязанного мешка пук козлиной шерсти для конопаченья щелей, повертел его в руках и сунул обратно. «Не пожалеют они русского мужика. Один Мартын Шпанберг чего стоит! Говорят, что сей капитан вдоль берега Лены через каждые двадцать вёрст виселицы поставил, чтоб люди из его отряда не убегали! А скольких затравил своим огромным псом, запорол до смерти, без суда и следствия…»

Чириков поглядел на фузилёра. Тот переминался с ноги на ногу: открытое лицо, васильковый незамутненный взгляд. «А ведь с такими вот русскими солдатами мы, казалось бы, непобедимого шведа одолели. Почему теперь без немчинов никак обойтись не можем? Есть ведь и свои офицеры, ничем чужестранцев не хуже! Благо Пётр, радетель прогресса нашего, выучил многих, и за границей, и здесь. Слава Богу, есть ещё те, кто помнит его завет: оградив Отечество безопасностью от неприятеля, стараться находить славу государства Российского через искусства и науки. Токмо не ко времени сии петровские ученики пришлись! Снова заморский ум ценится превыше российского! Поветрие сие с самого верха идёт! Не зря – и рыба гниёт с головы …»

Всегда чтящий закон Чириков вздрогнул от своих мятежных дум.

– Да будь ты хоть трижды инородец, лишь бы за русскую землю радел да крал поменьше! – словно оправдываясь перед самим собой, сказал он, но тут же вспомнил про местных воевод-казнокрадов. – Впрочем, немцам-то и в голову не придёт воровать так, как крадут наши соплеменники, ловкие на руку…

Фузилёр простодушно вытаращился на него и выпалил скороговоркой:

– Не могу знать, ваше высокородие!

Чириков кисло усмехнулся:

– Тут, служивый, и я не всегда разумею, что к чему. Тут порой сам чёрт ногу сломит!

– А у нас бают, ваше высокородие, что неведение – не беда: незнайка дома сидит, а знайку в суд волокут! – вдруг глубокомысленно изрёк фузилёр.

– Экой ты, стратиг, братец! – с удивлением поглядел на него Чириков и быстро направился к выходу.

Якутск со времени первого пребывания Беринга здесь почти не изменился. Только сильнее покосились две рубленные из могучих сосен башни над воротами старого острожка, глубже вросли в землю стены воеводской канцелярии и ясачной избы, позеленели старинные фальконеты – небольшие медные пушки перед солдатской казармой.

Добавилось разве что десятка полтора пахнущих смолой новых строений, среди которых особенно выделялся двухэтажный дом главы экспедиции. Строительством особняка руководила Анна Матвеевна. Она захотела здесь жить на широкую ногу, по-столичному. Если дом, то – лучший, если пир, то – горой! Всю предыдущую зиму потешалась фейерверками и иллюминациями, точно желая перещеголять саму матушку-императрицу, еще со времени своего пребывания в Курляндии охочую до подобных огненных забав.

Вспышки салютов порой сияли над вымерзшим Якутском ярче сполохов ледяного сияния. Берингу и сейчас, стоит закрыть глаза, представляется картина, так поразившая его в дни первого пребывания здесь. Холодно пламенея, медленно двигаются по черному небу синие и зеленые полосы, вспыхивают во мраке разноцветные огни, сойдясь друг с другом, мерцают мелкими искрами, точно в небесной кузнице кто-то ударяет молотом по раскалённому железу. Потом снова вспыхивает небо сплошным огнем, будто тот же небесный кузнец раздувает заново свой горн. Летом, в канун Ильина дня, случалось Берингу видеть, как столь же ярко озарялся небосвод грозовыми вспышками, но там, сопровождая свечение, гремели раскаты грома, а здесь стояла такая звенящая тишина, что жуть закрадывалась в сердце…

Анна Матвеевна треском своих фейерверков и шутих разбудила сонный городишко. Забурлил он небывалыми празднествами и гуляньями, закипел невиданными доселе страстями, будто и впрямь кусочек Санкт-Петербурга привезла она с собой в эту глушь!

Беринг не уставал восхищаться ею. Он не хотел замечать, что супруга тратит на свои огненные потехи казенные припасы пороха и сигнальных петард. Что их сарай превращен в настоящий меховой склад. Что бесценные шкурки песцов и соболей выменивает она у местных князьков опять же на экспедиционные табак и муку…

Не обращал Беринг внимания на то, что веселые гуляния супруги порой затягиваются до утра, что судачат в острожке об её полуночных катаниях на тройках с молодыми офицерами экспедиции и чиновниками из местной канцелярии…

Он ничего не хотел замечать. И ведь не ослеп, не оглох. Просто пришло иное понимание жизни. Так же как Анна Матвеевна находила радость в том, что навёрстывала здесь свои удовольствия, Беринг был счастлив тем, чего столько лет не испытывал, – ощущением своего очага, щебетом детей, редкой, но щемящей близостью с супругой, просто наличием маленьких, но милых житейских удобств… Но пуще всего его радовало то, что Анна Матвеевна наконец-то, кажется, была довольна…

«Turpus senilis amor» [34], – говорили древние. Берингу вдруг ощутилось постыдным совсем иное – что не ценил он прежде каждодневные радости бытия. На шестом десятке пришло понимание, что земная жизнь коротка и надо успевать радоваться тому, что даёт она человеку.

В редкие минуты откровенности он говорил жене:

– Ежели человек не принимает дары жизни с благодарностью и пытается быть не тем, что есть, он недостоин симпатии.

Анна Матвеевна в ответ задорно смеялась:

– Ты слишком простодушен, мой дорогой, и чересчур наивен для своих лет!

Беринг миролюбиво моргал белесыми ресницами, но твердил свое:

– Доброта одерживает верх над расчетливостью. Вот и в Псаломе Давидовом сказано: «Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, скоро увянут. Уповай на Господа и делай добро; живи на земле и храни истину. Утешайся Господом, и Он исполнит желания сердца твоего»…

Анна Матвеевна умилялась:

– Тебе, милый, точно надо было быть пастором, а не капитан-командором! – и уходила прочь, шурша пышным платьем.

Беринг любовно глядел ей вослед, шепча:

– К нам ещё вернётся настоящее счастье, обязательно вернётся. Надо только потерпеть! Ах, терпение… Неужели прав благодетель мой Иван Кириллович Кириллов, и вся жизнь из одного его и состоит? Hinc illae lacrymae [35] …

Он проходил в кабинет и усаживался за стол с резными ножками – изделие местного тиммермана [36]. Усилием воли заставлял себя заниматься делами экспедиции: разбирал почту, писал донесения, отдавал приказы своим разбросанным на тысячи вёрст командам, понимая при этом, что многие распоряжения просто не дойдут до своих адресатов, а те, что запоздало попадут к ним, вряд ли будут исполнены полностью. Ибо он, капитан-командор, кому доверено это предприятие, не знает и не может знать всех обстоятельств, в которых находятся его люди и суда.

В такие мгновения Беринг ощущал себя в некоем сложном механизме маленьким, едва заметным винтиком, от коего работа механизма вовсе не зависит. Но вот, что странно, именно это ощущение собственной беспомощности, помноженное на терпение и чувство долга, заставляло его ежедневно вчитываться в строчки присылаемых казённых бумаг, переведённых на немецкий язык опытным толмачом Яковом Линденау. Диктовал по-немецки приказы писарю Никифору Захарову, которые тот записывал по-русски. Ездил на железоделательный заводик и на пристань, спорил с воеводой Жадовским о снабжении экспедиции необходимыми товарами, встречал и отправлял курьеров, давал десятки устных распоряжений по тому или иному поводу.

Огромный маховик экспедиции, в работе которого вроде бы и не ощущались его личные усилия, тот самый маховик, который по законам природы и механики должен был давно уже остановиться, всё же медленно, со скрипом вращался. Отряды экспедиции преодолевали природные тяготы, сопротивление косных сибирских воевод, шаг за шагом продвигались к границам Ледовитого моря, выполняли высочайшую инструкцию. В архивах Тобольска, Иркутска и Якутска академики Миллер и Гмелин изыскивали старые рукописи. Пробивались сквозь пургу и ледяные торосы к северным оконечностям континента бесстрашные передовщики лейтенанта Овцына. Неуклонно двигались к своей цели ботики и дубель-шлюпки Прончищева и Лаптева в низовьях Лены. Ползли встречь солнцу обозы с экспедиционной поклажей. Они везли к Охотску, где уже начал строить корабли для своей экспедиции в Японию Шпанберг, ломовую смолу, клей-карлук, дубовые доски, перетянутые лыком…