Твердыня тысячи копий - Ричес Энтони. Страница 14

Арминий торопливо возразил, не забывая, впрочем, держать голос негромким на случай чьих-то любопытствующих ушей:

– Завтра в поход, будем освобождать столицу твоего племени, где засели люди Кальга. Мой хозяин сочувствует лишениям, которые несет твой народ, зато если Корва схватят, на место Скавра наверняка поставят римского аристократа, которому наплевать и на тебя, и на любого другого «дикаря». Мало того, я даже подозреваю, кто именно это будет. Судя по тому, чему я был сегодня свидетелем, в нем смелости ни на грош, так что не видать твоему народу спокойной жизни, если войско, от которого зависит выживание вотадинов, вверят законченному трусу.

Мартос пытливо всматривался в глаза германца.

– Руки мне выворачиваешь? Либо мы возвращаем нашего сотника в строй, либо теряем офицера, который из всех латинян искреннее всего желает моему племени свободы ценой как можно меньшего кровопролития… – Он вздохнул. – В который раз меня втягивают в совершенно чужие дела, в то время как я хочу только одного: пусть мне дадут спокойно поохотиться на Кальга… Что ж, германец, пойдем, поглядим, что можно сделать.

Они быстро зашагали к палаткам Девятой центурии. На ходу Мартос жестом отогнал встревоженных телохранителей.

– Любой, кто способен одолеть меня на пбру с этим страхолюдным верзилой, заслуживает наши головы.

Палатки Девятой были разбиты в полном согласии с уставом, измученные за день солдаты уже спали, хотя возле палатки центуриона до сих пор маячило с полдюжины встревоженных ауксилиев. Завидев двух приближающихся варваров, Кадир с Циклопом отослали всех остальных отдыхать, а сами уважительным кивком поприветствовали вновь пришедших. Оба воина знали, что лишь вмешательство Мартоса спасло когорту во время рубки на Красной Реке, а про Арминия давно ходили слухи, что с ним вообще лучше не связываться.

– Ну что, Циклоп, он так и сидит там будто привязанный?

Начальник караула кивком показал на занавешенный вход в палатку.

– Господин не желают ни нос наружу показать, ни крошки перекусить, ни даже выпить. Сидят себе и глаз не сводят с мертвой головы.

Мартос мягко подвинул тессерария в сторону.

– Ясно. Ну тогда мы попробуем…

И мужчины шагнули внутрь, где обнаружили чуть ли не полный мрак, поскольку масло в плошке почти все выгорело. Мартос бросил взгляд на Арминия, тот кивнул и, высунувшись наружу, приказал принести светильного топлива.

Марк сидел на походном тюфяке, голова убитого друга по-прежнему глядела на него со стороны противоположной стенки из промасленной холстины. В палатке воняло загнивающей кровью и несвежим путом, руки Марка и его доспехи до сих пор были покрыты запекшимися бурыми потеками, на щеке пламенела полученная утром рана.

– Я вижу, твой друг Руфий погиб. Жаль. Пусть я и не так уж хорошо его знал, могу сказать, что славный был рубака. В моем племени принято, что, когда собрат-воитель находит свою смерть в сражении, мы пьем за прожитую им жизнь, а его дух провожаем к богам, молясь, чтобы и наш уход был столь же доблестным. Я слышал, он перестал дышать на груде поверженных врагов. А еще я слышал, что ты, центурион Корв, порубил еще дюжину, чтобы отобрать его голову у наших взаимных недругов. У вас, латинян, есть свои обычаи провожать героев в последний путь, так же как есть и свои правила отмщения… но то, что я вижу, ни в какие ворота не лезет.

В палатку вернулся Арминий с еще одним светильником и принялся делать вид, будто очень занят подливанием масла в первую плошку. Мартос тем временем молча разглядывал смертельно усталого и павшего духом человека напротив. Наконец он шагнул ближе и, присев перед Марком на корточки, внимательно посмотрел в его воспаленные глаза.

– Итак, центурион, у тебя есть выбор. Пойдем с нами прямо сейчас, оставь прошлое позади и смотри с надеждой в будущее. Пойдем с нами, и мы поднимем чаши за подвиги твоего друга, совершенные как сегодня, так и в минувшие дни. На пути к богам его будут сопровождать слова нашей благодарности за то время, что он нам подарил на этой земле. Или, если хочешь, оставайся здесь, упивайся собственным горем, а завтра мы уйдем в поход и оставим тебя на попечение других легионов. Пары дней не пройдет, как выяснится, что ты беглец от правосудия.

Он смерил понурого римлянина прищуренным взглядом, явно что-то прикидывая, затем продолжил:

– Руфий спас тебе жизнь, я не ошибся? Когда твоего отца казнили по приказу императора, уничтожили всю семью, Руфий помог улизнуть от тех, кто за тобой охотился?

Марк кивнул, слабо улыбаясь при воспоминании о тех деньках.

– Никто не назвал бы его величайшим воином из всех, но это был настоящий солдат. Еще толком не зная, кто я такой, он дважды стоял со мной плечом к плечу. Да, это он привел меня в когорту, убедил сменить имя, так что теперь я не Валерий Аквила, а Трибул Корв…

Молодой сотник покачал головой, перебирая в памяти события того холодного весеннего утра.

– Стало быть, ты обязан ему жизнью дважды. Так вот почему ты прыгнул в самую гущу рубки сегодня? Ты должен был погибнуть через секунду, но то ли сам Митра вмешался, то ли твои люди особенно хорошо поработали… Словом, в результате ты уничтожил с дюжину врагов, если не больше, и вышел из битвы живым, да еще отобрав то, что осталось от твоего друга. Сейчас твое имя у всех на устах – благодаря минутному помрачению рассудка. С каждым пересказом история только обрастает новыми слухами, и с такой же скоростью растет число тех, кто знает про ненормального латинянина в рядах когорты ауксилиев. Завтра мы выступаем, и если утром ты не выведешь своих людей из лагеря, очень скоро кто-то наконец сложит кусочки головоломки вместе, и ты очутишься в кандалах. Будешь сидеть и ждать, пока плотники сколачивают кресты – для тебя и всех тех, кто тебя спасал, потому что их тоже ждет лютая смерть.

Марк встал и потянулся, выгоняя ломоту из суставов.

– Хочешь сказать, что, если я не возьму себя в руки, окружающие будут втянуты в мое личное царство Гадеса? Ну а если я все-таки поведу людей в завтрашний поход? Сколько еще пройдет времени, прежде чем на моих глазах изрубят очередного друга?

Он с вызовом уставился на обоих мужчин. Ему ответил Мартос. От сдерживаемых эмоций голос вотадинского князя прозвучал глухо:

– Как быстро это случится? Кто знает… Мы – воины, друг мой Марк. Мы все сожительствуем со смертью. Никто не радуется, теряя друга, но что тут поделаешь? Отец ознакомил тебя с искусством сражений, принял меры, чтобы ты научился владеть мечом. Привил навыки убирать любого, кто встанет поперек пути. Мало того, благодаря ему у тебя есть и сметливость, и цепкая хватка за жизнь, так что налицо все шансы отомстить за друга, когда наступит подходящий момент. Но тебе не выжить, если отказываться смотреть в лицо смерти, и порукой тому сегодняшние события. Твои друзья, Марк, будут и впредь погибать, таков закон жизни. Я тоже терял друзей и братьев по крови. А спроси Арминия, скольких потерял он!.. У тебя лишь два выхода, центурион: либо ты научишься принимать жизнь такой, какая она есть, либо иди сдавайся властям. Так ты хотя бы не погубишь тех, кто рядом.

Арминий приблизился к измученному сотнику и с мрачной улыбкой тихонько похлопал его по вымазанной кровью кольчуге.

– Какой бы выбор ты ни сделал, решение надо принимать прямо сейчас. Если завтра на рассвете тебя не окажется в строю, это будет означать смертный приговор человеку, которого я поклялся защищать даже ценой собственной жизни. И его гибели я не допущу.

Марк закрыл глаза и молча постоял несколько секунд, слегка покачиваясь от изнеможения. Затем разом распахнул веки и совершенно будничным тоном сказал:

– Ладно. Вы оба неплохие люди, и я вам верю. Вот мое решение: я сам разберусь со своим горем и не предам тех, кто еще жив – хотя бы во имя памяти погибших.

Мартос ласково потрепал его по плечу, затем легонько подтолкнул на выход из палатки.

– Вот и славно. Жизнь существует для живых, Два Клинка, и чем больше смертей ты видишь, тем глубже осознаешь эту истину. Давай-ка скидывай кольчугу, смой с себя чужую кровь, и мы втроем отнесем голову Руфия на костер, который не даст воронам пировать на наших мертвецах. Там он воссоединится со своими братьями по оружию. А после… Я так скажу: нам всем надо выпить и заодно почтить светлую память солдата, который остался здесь на веки вечные.