На Дальнем Западе. Охотница за скальпами. Смертельные враги - Сальгари Эмилио. Страница 7

Но, освободившись, мустанг не тронулся с места: он стоял возле меня, тихо и ласково ржал, он клал свою благородную голову мне на плечо, он тянулся ко мне, ласкаясь. Он был моим, но не пленником, не рабом, а другом, добровольно оставшимся вместе со мной.

В этот день мы впервые вместе носились по бесконечному простору прерий. Боже, что это была за скачка! Я, не встретив сопротивления со стороны коня, одним прыжком вскочил на его широкую спину, держась руками за роскошную гриву, и он помчался стрелой. Казалось, он плывет могучими прыжками по воздуху, не касаясь земли ногами. Ветер свистел у меня в ушах. Взор не успевал улавливать очертаний предметов, мимо которых мы проносились. Холмы и долины, ручьи и болотца, луга и перелески – все это мелькало мимо, мимо. А мы неслись, неслись!… Право, я испытывал такое чувство, будто у моего коня пара крыльев и он носит меня по своему царству, по роскошной прерии, с гордостью показывая мне свои владения.

И вот, тихонько направляя его, я приблизился к лагерю сиу.

Он не испугался, не остановился перед человеческим жильем. Гордо и смело, совершенно спокойно, как будто возвращаясь домой, он вступил в лагерь индейцев. Это было поразительно, это граничило с чудесным, и индейский поселок устроил мне настоящую овацию, окружив меня, любуясь моим несравненным, волшебным конем.

Мога-ти-Ассах, великий сахем племени, приблизился ко мне и сказал:

– Маниту покровительствовал тебе, и твоя жизнь будет отныне священной для каждого воина моего племени. Ты мой сын, потому что я поклялся воротами первого человека, что отдам свою дочь в жены тому, кто добудет белого коня прерий. Ялла твоя. Возьми ее.

– И он дал тебе в жены какую-то индейскую ведьму, грязную, косматую краснокожую бабу с жесткими, как у лошади, волосами и скуластым лицом, словно высеченным топором из камня? – спросил, улыбаясь, агент.

– О, нет! – ответил полковник. – Ялла была красавицей в полном смысле этого слова даже с европейской точки зрения. Я видел много красивых девушек среди индеанок, но никогда ни одна из них не могла сравниться с моей Яллой. Только одно отличало ее от женщин нашей расы – говоря, конечно, о наружности, – это бронзовая окраска кожи. Она все же была индианкой, я – сыном белой расы. Но с этим можно было бы примириться, если бы не голос крови, разделявшей нас: Ялла, красавица Ялла, была чистокровной индианкой, и по характеру она была истинной дочерью своего дикого, неукротимого, кровожадного, беспощадного племени, самого страшного из всех индейских племен Северной Америки. Весь ее внутренний мир стоял в непримиримом противоречии с моим внутренним миром, с моими воззрениями и убеждениями. Право, временами мне казалось, что моей женой стала не женщина, дитя земли, а мстительное существо другого порядка, какое-то исчадье ада. Довольно скоро между нами разверзлась пропасть взаимного непонимания, взаимного раздражения. Но Ялла предъявляла свои права на меня: в ней вспыхнула роковая страсть, дикая, неукротимая ничем ревность ко мне, сжигавшая ее душу. Не буду описывать те сцены, которые она мне устраивала на этой почве. Но кончилось тем, что я выбрал бурную и темную ночь, оседлал моего верного коня, этого самого белого мустанга прерий, и покинул лагерь сиу.

Гнались ли за мной? Не знаю.

Может быть, все племя погналось за моим белым конем, но он несся, словно на крыльях.

И вот я снова был среди братьев, среди белых.

И пережитое в прериях, и месяцы бродячей жизни с покинутой мною Яллой показались каким-то кошмарным сном. В это время вспыхнула война с Мексикой. Я отправился туда волонтером, я дрался за мою родину. В Соноре я встретил молодую и прекрасную женщину, мексиканку родом, и она стала моей женой, я нашел то счастье, поиски которого в прерии оказались столь неудачными для меня. Там же, в Соноре, я поселился, основав обширную гациенду на землях, полученных в приданое моей женой. Это та самая гациенда, которая тебе, Джон, известна.

– Ну, а твоя прежняя жена? Эта самая Ялла? Ты так ничего и не слышал о ней с того времени, как удрал из поселка сиу?

– Подожди. Прошло несколько лет. Я предался целиком заботам о воспитании моих двух детей, Джорджа и Мэри: моя жена, к моему горю, слишком рано умерла, и дети остались на моих руках.

Я жил мирной и спокойной трудовой жизнью, никем не тревожимый. Но вот однажды до моего жилища долетели вести неведомо откуда. На частоколе, окружавшем мою усадьбу, рабочие как-то утром обнаружили пучок индейских стрел с окровавленными концами, перевязанных змеиной шкурой.

– Знак, что враг поклялся отомстить и сдержит свое слово!

– Да. Своего рода заявление: берегись, я не забыл, я не дремлю!

– Значит, эта индейская ведьма разыскала-таки тебя?

– По-видимому, да. Я находился в Соноре, на территории, где кишат арапахи. Но это племя давно уже как будто успокоилось, признав бесполезность борьбы. С их вождями я был в наилучших отношениях. Арапахи считались во вражде с сиу. Все это до известной степени гарантировало мою безопасность. Но Ялла или посланные ею разведчики нашли меня и среди арапахов оповестили меня об этом. И они достигли своей цели: с этого момента моя жизнь обратилась в сплошную пытку.

Нет, я не боялся за себя.

Разве я не солдат? Разве я не видел десятки раз смерть лицом к лицу? Разве я боялся умереть? Нет и тысячу раз нет!

Ведь умирают только один раз, и когда-нибудь нужно же умереть?! Но я дрожал за жизнь моих детей.

Я знал, как изобретательны сиу, особенно женщины этого племени, когда речь идет о том, чтобы придумать месть помучительнее, поужаснее. Ялла знала, что я безумно люблю детей, и она могла воспользоваться этим слабым местом, выместив на детях свою злобу, свою ненависть к их отцу.

И я не ошибся: следом за таинственным зловещим «вестником мести» на меня начали обрушиваться беды.

Трижды неведомо откуда налетавшие и неведомо куда скрывавшиеся неуловимо быстрые индейские отряды пытались поджечь мою факторию. Дважды в меня летели пули и стрелы, когда я охотился в прерии.

Признаюсь, меня это утомило.

Я был уже немолод. Я устал. Наконец, мои дети… Я не мог без содрогания подумать о том, какая участь постигнет их, если чья-нибудь предательская рука убьет меня и я оставлю их одинокими, словно в змеином гнезде.

Я уже пришел к решению расстаться с моей богатой гациендой, ликвидировать дело и переселиться с детьми в какой-нибудь из восточных штатов, где нет краснокожих. Но тут вспыхнула эта знаменитая давно предсказанная война красных против белых, поднялись многие племена индейцев; правительство, застигнутое врасплох, призвало под знамена всех старых солдат, которых могло немедленно мобилизовать в близких к театру действий местностях, и мне пришлось покинуть мою усадьбу и идти сражаться. И вот мы тут. Наш отряд, ничтожный численно, имеет поручение величайшей важности, потому что мы преграждаем путь индейцам племени сиу. Остальное ты знаешь.

– Но… но как этот белый мустанг мог попасть сюда? – осведомился правительственный агент.

– Я забыл сказать, – ответил полковник, – что уже много лет назад Рэд исчез загадочным образом во время нападения индейцев на мою гациенду. По-видимому, его увели с собой нападавшие, и тщетно я искал мою любимую лошадь. Она пропала бесследно. И вернулась, чтобы я увидел ее только в виде трупа.

Как могли индейцы увести лошадь?

Для меня это было ясно: дело в том, что с момента появления Рэда в поселке сиу Ялла, казалось, задалась мыслью отнять привязанность моего коня ко мне. Она ласкала Рэда, она ухаживала за ним, и я должен признаться, что в последние дни моего пребывания среди сиу Рэд охотнее слушался Яллы, чем меня; он скучал, когда не слышал звуков зовущего его голоса Яллы. Вероятно, Ялла была среди нападавших и Рэд послушался ее зова.

После краткого молчания правительственный агент заговорил снова:

– У вас были дети от этой… индианки?

Полковник вздрогнул и как будто со страхом поглядел на спрашивающего.