Секира и меч - Зайцев Сергей Михайлович. Страница 18

Тут-то незнакомец и полетел на землю и во весь рост растянулся в ныли. Глеб склонился над этим человеком и взял его за грудки, готовый еще раз ударить кулаком. Но ударять не пришлось, поскольку человек этот был не железный и после двух богатырских ударов надолго лишился чувств.

Глеб покачал головой, видя, что с незнакомцем произошло такое, и произнес:

— Лучше бы язык твой был покороче, а разум подлиннее.

Глеб взял этого человека под мышки и оттащил с дороги в кусты. Поблизости не было воды, чтобы привести незнакомца в чувство. Тогда Глеб похлестал его по щекам. Человек лишь приоткрыл свои необычные зеленые глаза, окинул Глеба мутным взором, пробормотал что-то и опять отключился.

Глеб нашел пригоршню воды в старом дупле. Выплеснул воду незнакомцу в лицо и на грудь. Тот закашлялся, распахнул глаза и сел. Тут же взялся за голову.

— О-о, как болит!..

Глеб сказал:

— Если слабая голова, зачем же выходить на середину дороги?.. Считай, сам виноват.

Незнакомец посмотрел на него без зла:

— Кто же знал, что у тебя каменные кулаки?

И он засмеялся, обнажив острые белые зубы.

Смех незнакомца был короток. Человек схватился за грудь:

— Ты, наверное, сломал мне ребра. Больно смеяться!

— Совсем не так себя ведет человек со сломанными ребрами, — заметил Глеб и окинул оценивающим взглядом крепко сбитое тело незнакомца, его сильные загорелые руки. — Скажи лучше, кто ты и откуда, куда идешь…

— Я — Волк, — улыбнулся этот человек, опять обнажив острые, очень белые зубы. — А иду я из земель новгородских в земли киевские. Голод гонит меня, как, впрочем, и всякого волка, всякого зверя…

Глеб заглянул ему в зеленые злые глаза:

— Ты, и правда, похож на волка.

Видно, не было для незнакомца слов, приятнее этих. Он с гордостью сказал:

— Волк — это отец мой и брат. У меня на земле много волковатых братьев.

— А христианское имя есть у тебя?

Этот человек покачал головой:

— Может ли быть христианское имя у волка?

Глеб на это ничего не сказал, ему было все равно, есть ли у этого человека какое-нибудь имя, кроме волчьего, или нет. Глеб задумался над тем, что, пожалуй, напрасно теряет с этим одичавшим малым время.

Волк приподнялся, подобрался к Глебу на четвереньках и тронул его за колено:

— А ты-то сам кто?..

— Я — Глеб, сын Аскольда.

— Нет, не слышал про такого.

— Ты впервые в наших землях — вот и не слышал… У меня несчастливая судьба. И если не хочешь портить себе жизнь, иди-ка ты, Волк, своей дорогой!..

Но Волку как будто пришелся по душе сей ответ. Волк сел на корточки, закусил какую-то травинку:

— Не тебя ли это, Глеб, сын Аскольда, ищут какие-то люди по всем деревням? Эти люди и меня подняли с лежки, и других волков, что оказались рядом…

Глеб вздохнул:

— Им меня не поймать.

— Для чего же им ловить тебя? — любопытствовал Волк.

Глеб посмотрел на него хмуро:

— Пришли чужие люди и убили моего отца. Теперь я убиваю тех людей. Все должно быть по справедливости. Верно?

Волк оживился:

— Очень любопытный у нас выходит разговор, — он хищно прищурил глаза и через этот прищур глянул на дорогу. — У нас, у волков, тоже все построено на справедливости. Иногда бывает жестоко, но справедливо. Сильный и умный побеждает и берет себе все лучшее: мясо посочнее и подушистее, нору поглубже и потеплее, волчицу верную… Волк не простит тому, кто забрался к нему в нору… Хочешь, человек, я помогу тебе? У меня найдется время для справедливого дела.

— Как ты, Волк, можешь мне помочь в этом справедливом деле? — с сомнением сказал Глеб. — Ведь даже родные братья не могут мне помочь.

Волк улыбнулся:

— Неужели волчьи зубы будут лишними в драке?

Глеб взглянул на него уже теплее:

— Нет, Волк, это только мое дело. Я должен отомстить своей рукой.

Волк разочарованно вздохнул:

— Твое — так твое! Рыба ищет, где поглубже, человек — где получше, а волк — где пахнет овцами. Но мне показалось, что не случайно нас свела судьба…

Он встал, потер грудь, покачал головой, поправил волчью шкуру на плечах и шагнул на дорогу.

А Глеб пошел в другую сторону.

Глава 8

Еще на подходе к Сельцу Глеб услышал, как злобно лают и воют собаки. Он удивился: местные собаки хорошо знали его и редко поднимали шум при его появлении — разве что подавали голос, когда он проходил совсем близко.

Глеб подумал, уж не случилось ли чего в Сельце?

Он выглянул из кустарников и увидел: Сельцо на месте, а поблизости в поле — ходит стадо. Вид этого стада успокоил Глеба: кабы что произошло дурное в Сельце, не был бы столь безмятежен пастух. Но пастух спокойно ходил за стадом. И только косматый пес злобно рычал, поджимал хвост и жался к ногам хозяина. Пес все время косился на лес.

Опять удивился Глеб, покачал головой: что-то здесь было неладно!..

Глебу вовсе не нужно было входить в Сельцо, чтобы поговорить с братьями. Достаточно было показаться ему на опушке. И если братьям есть что сказать, они быстро к нему явятся. Так подумал Глеб и вышел из кустарника.

Пастух, завидя его, даже присел от неожиданности. Потом со всех ног бросился в Сельцо.

Глеб не ошибся. Скоро он увидел Фому — самого старшего брата. Тот торопливо шел полем, настороженно оглядывался. Видно, много чего хотел сказать — очень поспешал старший брат.

Еще издали он крикнул:

— Хорошо, что ты пришел, Глеб. Есть к тебе разговор.

Глеб улыбнулся:

— Радостно слышать, что братья вдруг вспомнили обо мне.

Но Фома не улыбнулся в ответ, смотрел с укором:

— Ты, Глеб, рано радуешься! Если б знал, что тут творится, не улыбался бы.

Глеб пожал плечами:

— Вижу — на месте Сельцо. Что ж еще!..

Брат остановился на некотором отдалении: руки не протянул Глебу, не обнял его, не сказал приветливого слова. А сразу повел такие речи:

— Ты, Глеб, там где-то начудил, убил, верно, кого-то. А мы, получается, за то в ответе. Мстислав послал по деревням Корнила с войском. Тот всех трясет и приставляет нож к горлу и спрашивает: «Где Глеб?..». Особо нам с братьями досталось. Все вверх дном перевернули. Кирилла и Андрея даже избили. И всех нас грозился Корнил вообще убить, если не скажем, где ты, Глеб, прячешься…

— И что же? — спросил Глеб.

Фома чуть не в мольбе протянул к нему руки:

— Глеб! Пойди к Мстиславу и повинись. А то сразу к князю Владимиру пойди. Давно намекает старый князь, что хотел бы видеть Воина в своем войске… Старый Владимир пожурит и простит… Сдайся им, Глеб! Не надо никому мстить. Этим уже ничего не изменишь. Отца с матерью из могилы не поднимешь. Нам только испортишь жизнь. Да и сам где-нибудь голову сложишь по-глупому…

Глеб не смог скрыть обиды:

— Да, нелегко приходится Воину одному! Кабы были у него братья, все бы сложилось иначе. Но у Воина на беду — сплошные сестры!

Фома досадливо скривился:

— Ты, Глеб, в словах не витийствуй. Меня словами не прошибешь. Я пожил уже и многому знаю цену. Согласен, мужество твое дорогого стоит. Но ведь платить-то, выходит, нам. Ты начудишь и спрячешься, а мы, братья твои, все время на виду, — и он опять просил чуть не слезно: — Пойди к Мстиславу, брат, повинись. Корнил говорит: ждет тебя Мстислав…

— Ждет топор на плахе, — жестко усмехнулся Глеб.

Но Фома не отступался:

— Подумай о нас, брат! Ты один-одинешенек, а у нас чада малые… Корнил грозит: выведу Аскольдово племя!..

— И выведет, — кивнул Глеб. — Он начал с Аскольда.

— Брат, не слушай людей. Не убивал Корнил Аскольда. А вот ты убьешь нас руками Корнила…

— Чего вы достойны, то и получите! Разве это такая премудрость, чтоб ее в твои лета не понимать? — Глеб уже начинал злиться. — Я пришел сказать, чтобы вы не держались за Сельцо. Все бросайте, с места снимайтесь и идите к старому Владимиру под крыло. А лучше — еще дальше! Ибо смерть родителей не отмщенной я не оставлю. Получат свое и Корнил, и Святополк, и молодой князь. Они — убийцы!