Секира и меч - Зайцев Сергей Михайлович. Страница 78

Рыцарь Конрад потрогал дверь рукой. Дверь была очень хлипкой. Конрад припал одним глазом к щели.

Поднял, предостерегая, руку и прошептал:

— Грязные сарацины… шакалы… Перевязывают своих раненых… — тут он оглянулся на рыцарей и тихонько их спросил: — Что? Готовы? Все подобрались?

— Теряем время! — сказали рыцари, в возбуждении крепко сжимая мечи.

И тогда Конрад ударил в дверь плечом. Вышибив старые серые доски, рыцарь выскочил на галерею. Сразу за галереей была небольшая площадь, на которой сарацины разложили рядами своих раненых, — здесь врачеватели в белоснежных чалмах пользовали их.

Внезапный треск привлек внимание сарацин. Они обернулись. Каков же был их ужас, когда они увидели свирепых латинских рыцарей, сбегающих с галереи. Число рыцарей росло на глазах. Будто могучий источник вдруг пробился из-под земли.

Лекари, дико вскричав, бросились бежать. Раненые повели себя в предвидении смерти по-разному. Одни простерли дрожащие руки к крестоносцам и молили о пощаде. Другие, опираясь друг на друга, поднимаясь с колен, пытались встретить рыцарей с оружием в руках. Большинство же были столь слабы, что оставались лежать неподвижно.

Рыцари в мгновение ока смяли тех немногих смельчаков, что дерзали им противостоять, и кинулись далее — вдоль городской стены. Человек пять латинян задержались и порубили раненых мечами.

Сарацины, увидев крестоносцев уже на улицах города, подняли страшный крик. А было здесь рыцарей около ста человек. В первые мгновения мало кто из горожан нашел в себе мужества не убежать. Лишь несколько героев достойно приняли смерть. Но со стен и из крепости, и из какого-то храма к крестоносцам двигались отряды хорошо вооруженных сарацин.

Конрад на бегу кричал своим:

— Ворота! Ищите ворота! Нам надо впустить войска!..

И скоро они нашли ворота, но эта находка мало обрадовала рыцарей, ибо ворота чуть не до самого верха были привалены мешками с землей и камнями. Чтобы открыть их, следовало бы полдня потрудиться.

— Сарацинские ублюдки! — взревел рыцарь Конрад. — Они повыдирали из земли священные камни, по которым ступал сам Иисус!..

Сарацины были уже близко. Они окружали латинян с трех сторон. С четвертой стороны, сзади себя, рыцари оставили стену. Но как раз с этой стороны в них ударили стрелы, и сразу повалились на вытоптанную землю человек двадцать. Рыцарям не оставалось ничего иного, как атаковать, и они, грозно размахивая мечами, бросились вперед. С неслыханным ожесточением дрались латиняне, громко звенела сталь. И хотя сарацин было раза в три-четыре больше на этой площади, они вынуждены были отступать, — в таком яростном дружном порыве шли на них рыцари. Здесь рыцари все были отборные, и помощи им как будто ниоткуда ждать не приходилось. А это давно известно: тот, кто рассчитывает только на свои силы, дерется с отчаянностью, и такого трудно победить; его можно только убить.

Во внезапной безумной атаке рыцари отбросили сарацин, прорвали их плотные ряды, многих рассеяли, многих убили и кинулись к храму, чтоб под сводами его укрыться от лучников. Но и сарацины были злы. Они гибли, они самоотверженно бросались на мечи. И крестоносцы никак не могли понять, отчего неверные так упорно не хотят пускать их к храму. Это латиняне поняли, лишь ворвавшись в храм, — он был полон людей: женщин, детей, стариков.

Рыцарь Конрад был благороден, он не велел своим воинам избивать этих беззащитных. А может, просто было не до них. Конрад развернул рыцарей, и те опять набросились на воинов-сарацин.

Неверные пытались загнать латинян в угол площади. И это им удавалось, ибо все меньше становилось рыцарей и все прибывали откуда-то сарацины.

Глеб давно утерял в страшной сутолоке и неразберихе верных побратимов. Он звал их, размахивая мечом, но голос его тонул в общем шуме. Он взбежал на ступеньки какого-то здания, он оглядывал рыцарей, оставшихся в живых и продолжавших неравный бой, но не видел среди них Волка и Щелкуна. Глеб корил себя за то, что, увлекшись схваткой, не заметил, где оставил побратимов. Но сейчас, укоряя себя, изменить что-либо был не в силах. Чтобы выжить, чтобы спасти хоть кого-то из этих отважных рыцарей, нужно было продолжать бой.

На Конрада наседали сразу четверо сарацин, рыцарь еле успевал отражать нацеленные ему в грудь удары. Глеб поспешил ему на помощь. В толпе неверных он прошел, как таран, оставляя позади себя только разрубленные, истекающие кровью тела. Удары Глеба невозможно было отразить. Тяжелый меч, мощная рука… Глеб был — камень, катящийся по траве и траву подминающий. Глеб впервые за эти годы потерял побратимов и по этому поводу справедливо негодовал. И если до сих пор он просто дрался, то от этих пор он дрался зло. А еще он мстил сарацинам за Гийома.

Конрад скоро почувствовал плечо Глеба. Сарацины в растерянности отпрянули.

— Хороша давильня!.. — воскликнул рыцарь. — Ягод намнем — будет у нас молодое вино…

И они плечом к плечу стали пробиваться через толпы неверных к городской стене. Остальные рыцари, которых оставалось уже не более десятка, двинулись за ними…

Да, почти все эти рыцари погибли, но смерть их была не напрасна, а прорыв их имел последствия, для города самые угрожающие. Сарацины, увидев, что часть латинян сумела проникнуть в Иерусалим, бросились со всех сторон, дабы уничтожить их. И таким образом неверные оголили участок стены. Здесь-то и прорвались крестоносцы: десяток, другой, третий… поднялись по лестницам, укрепились, затем подогнали к этому месту осадную башню и, укрепив себе тыл, пошли шаг за шагом отвоевывать стены. Крики торжества издавали латиняне, и эти крики многих сарацин устрашили, и те наконец обратились в бегство.

Сотня за сотней рыцари сбегали со стен. Часть из них тут же вступила в бой с подоспевшими на помощь своим неверными, другие рыцари кинулись разбирать завалы у ворот.

Три-четыре сотни рук — и ворота уже открываются с тяжким скрипом. А конница крестоносцев только этого момента и ждет…

И вот уже всадники с длинными копьями и мечами, с яркими крестами на щитах, опрокидывая сарацин, поражая бегущих в спину, в затылок, скакали по площади возле храма. Эта площадь была отделена от города еще одной стеной, и если бы сарацинам удалось закрыть ворота, то латинянам пришлось бы штурмовать и эту стену. Но сарацины и иудеи, пропуская своих, замешкались, и рыцари у них на плечах ворвались в ворота. За первыми рыцарями пошли другие, и скоро целая лавина всадников — злых, безжалостных — неслась по улицам города. Стучали по каменной мостовой тысячи копыт, и стук этот был подобен грому.

Визг и плач слышались отовсюду…

Рыцари погоняли коней. Они растекались по улицам, как вода растекается по земле, когда прорвет плотину. И никто из жителей, убегающих от крестоцосцев, не находил спасения, не знал пощады. Иудеям и сарацинам на скаку срубали головы, накалывали неверных на пики, сбивали конями и затаптывали, хватали за волосы и перерезали шейные жилы. Кровь полилась на мостовые и на стены домов.

С неслыханной жестокостью убивали крестоносцы горожан. Немыслимые страдания, немыслимый страх, немыслимые жертвы… Как видно, вознамерившись поселиться в этом прекрасном древнем городе, латиняне сговорились прежде вырезать всех его жителей. Убивали всех подряд: и воина, отступающего с мечом в руке, и женщину, в страхе охватившую голову руками, и младенца, плачущего на груди убитой матери.

Рыцари врывались в богатые дома и уже считали эти дома своими по праву. И писали на воротах и дверях свои имена — кто мелом, кто углем, кто — кровью… Царапали на стенах свои девизы… Потом опять выбегали на улицы и гонялись за обезумевшими от ужаса горожанами. Посреди улиц и площадей насиловали женщин, насиловали их на трупах мужей, в их же собственных домах, на глазах детей.

Несчастные горожане, не найдя укрытия в домах своих, пытались спастись в храмах. Неверные набивались в храмы по нескольку тысяч и запирали за собой двери. Но латиняне, не боясь гнева Божьего, выламывали тараном двери храмов или поджигали их, а потом, ворвавшись внутрь, устраивали беспощадную резню. В иные храмы въезжали верхом и давили женщин и стариков конями, секли мечами. Кровь потоками вытекала из храмов…