Жертвы дракона - Тан-Богораз Владимир Германович. Страница 30

ГЛАВА 10

Праздник начался на другой день с рассветом. Женщины плотно завесили вход в пещеру и развели огонь. Своды пещеры наполнились дымом, пахучим и едким. В пещере было темно, и искры огня сверкали сквозь дымную завесу, как будто в сумраке ненастного вечера.

Около костра, на видном месте, устроили "гостей". Это были воскресающие звери. Главное место занимал Мамонт Сса. Он был представлен куском собственной шкуры, на которой лежали оба глаза, щепотка шерсти с подгрудка, частицы сердца и печени, крошки мозга, кусочки жира от почек. Мертвые глаза были круглые, матовые, с жилками пожелтевшей крови. Их повернули к огню зрачками, и дымное пламя слабо отразилось в их тусклом овале.

Рядом с глазами стояла фигурка Мамонта, сделанная из жертвенных трав, истолченных и смятых в тесто. Это была душа Мамонта, — вторая, съедобная. Анаки съели ее вместе с мясом и заменили фигурой. Главная душа, не съедобная, незримо витала тут же. Рядом с душою Мамонта лежало тело мальчика Лиаса. Перед Мамонтом на шкуре лежала новая одежда: два пучка травы, тщательно подобранной, былинка к былинке, и перевязанной корою, и отборная пища — сушеный жир, лесные яблоки, ягоды. Это были дары гостеприимства высокому гостю.

Женщины и мужчины доставали из сумок символы других зверей и раскладывали на шкурах. Олени были представлены куском нижней челюсти с мелкими, недоразвитыми резцами, лошади — желтым копытом, волки — шкурой с лапы, медведи — черным обрезком кожи от носа. Здесь были также уши зайцев, крылья лебедей и гусей, кости крупных рыб. И хотя от каждой добычи была взята только небольшая частица, все вместе составляло значительную тяжесть. Анаки переносили ее на своих плечах вместе со своим несложным скарбом. Весь этот сбор нужно было непременно принести на Праздник Воскресения Зверей, ибо без этого звериная порода должна была иссякнуть и охотничье счастье споткнуться о камень неудачи.

Женщины разложили эти звериные мощи кругом Мамонта Сса, каждую породу особо. Спанда и Юн достали две кожи жертвенных бубнов, размягчили их жиром и натянули на деревянные ободья. Эти два бубна они повесили над гостями. Один назначался для Мамонта Сса, другой для младших гостей. Мужчины и женщины тоже натянули на ободья кожаные пленки и вооружились звонкими заячьими лапками, засушенными от долгого употребления и черными от копоти.

Женщины украсили свои плащи пучками разноцветной шерсти, окрашенной алой корой ольхи и черным дымом можжевельника. Старая Лото скрылась в женском шалаше. Она должна была выйти оттуда потом, в середине праздника.

Исса взяла бубен и стала обходить все углы пещеры, расселины, проходы, отверстия наружу. У каждой щели она останавливалась, постукивала в бубен заячьей лапкой и шептала: "Чужие, не входите". Это делалось для того, чтобы обезопасить церемонию от вторжения посторонних духов. Они могли расстроить переговоры с гостями, захватить часть жертвы и вообще нарушить великое празднество Анаков.

Женщины сели на корточки рядом, по левую сторону огня, лицом к звериным символам.

Мужчины встали с бубнами по правую сторону.

По знаку, данному Иссой, женщины завопили неистовым голосом:

— Пришли, пришли, пришли!..

— Привет гостям, — отозвались мужчины и ударили в бубны.

— Вы устали? — спрашивали женщины ласковым тоном. — Разденьтесь. Мы приготовили вам новые плащи. Вы озябли, погрейтесь у огня. Вот пища, питье. Вот постель, отдохните.

Мужчины изо всей силы колотили в бубны. Тугая кожа звенела. И в глубине пещеры отдавалось смутное эхо.

— Тсс, — сказала Исса предостерегающе, — гости спят.

Бубны и голоса разом смолкли. В пещере стало тихо. Женщины сидели, не шевелясь, и смотрели друг на друга напряженно-предостерегающим взглядом. Во время сна гостей нельзя было даже шелохнуться. Каждый шорох предвещал неудачу виновнице и оплачивался потом какой-нибудь легкой карой. Либо лопнет горшок для варки пищи, либо шакалы утащат плащ, либо ребенок заболеет. Без возмездия ни за что не обойдется.

Мужчины тоже стояли неподвижно. Только два колдуна прошли осторожно к месту гостей, сняли два бубна, посвященные им, и стали тихонько постукивать косточкой пальца в натянутую кожу. И эти скользящие, странные, слегка царапающие звуки успокаивали, как колыбельная музыка, и баюкали усталых гостей: "Дын, дын, дын…"

И даже пламя костра горело ниже и стлалось по земле, как будто убаюканное.

Неожиданно раздался густой и низкий храп: "Хррнх…"

— Гости просыпаются, — сказала Исса.

Этот храп был голос Сса, когда он вечером идет на водопой и призывает свою жену и семейство:

— Х р н х р р…

Лото вышла из шалаша с задней стороны и неожиданно появилась пред огнем. Она снова надела ту же странную шапку с меховой полоской спереди. Но теперь она должна была изображать уже не прародительницу Дантру, тетку Мамонта, а самого высокого гостя.

Женщины запели громкий, ликующий гимн:

И под эти ликующие звуки Лото, белая колдунья, живое воплощение бога-зверя, торжественным шагом три раза обошла кругом огня, потом остановилась над маленькой фигуркой Мамонта и снова хрюкнула: "Х р н х р р…" с несравненным искусством.

— Проснулись, проснулись, — кричала Исса. Теперь все женщины повскакали с мест и вмешались в пеструю толпу. Они хоркали по-оленьи, ревели по-медвежьи, ржали, как лошади, выли, как волки, кликали, как лебеди, гоготали, как гуси, жалобно взвизгивали, как зайцы, и тявкали, как молодые лисенята.

Гости-звери проснулись и вселились в анакских жен, которые их съели. В данную минуту люди и их добыча сливались в одно.

Мужчины стучали в бубны и потрясали заячьей лапой, как будто дротиком. Они сохранили свою основную роль охотников-истребителей, но теперь они желали просить у зверей прощения.

— Не сердитесь на нас, — говорил Спанда своим низким голосом.

— Нет, нет, нет, — ревели олицетворенные звери.

— Мы вас не убивали, — уверяли мужчины.

— Нет, нет, нет…

— Молния вас убила огненным копьем.

— Да, да.

— Скалы упали вам на голову. Земля проглотила вас.

— Да, да.

— Мы вас ласкали и грели у огня.

— Да, да.

— Придите к нам в другой раз.

— Да, да.

Неистовство женщин достигло крайнего предела. Они топали ногами о землю, прыгали через огонь, бросались на мужчин и царапали их ногтями и покусывали зубами, изображая радостных, шумных, дружественных диких зверей.

Приближался заключительный обряд отпуска зверей, когда нужно было открыть пещеру, выйти вон и выпустить зверей на волю, рыб — в воду, четвероногих — в поле и птиц — в воздух.

Неожиданно Исса подняла руку, давая обычный знак. Все стихло.

— Слышу чужое, — сказала Исса, и в голосе ее звучал непритворный страх. Лицо Иссы было обращено ко входу, и все глаза обратились туда. Но там не было видно ничего постороннего.

— Вижу чужое, — еще раз сказала Исса и протянула руку к завесе входа. Все ждали, не двигаясь с места, и через минуту один край завесы слегка отодвинулся и в пещеру скользнула маленькая юркая тварь.

В ней не было с виду ничего опасного. Это была обыкновенная крыса-пеструшка, с серой спиной и белым пятном на груди, из тех, которые тысячами снуют по пустыне и служат лакомой добычей лисице, горностаю и всем мелким хищникам полей и лесов.

Анаки тоже, случалось, ловили и ели крыс, но они презирали их и не давали им места на осеннем празднике. Эта крыса явилась незванно и видимо желала принять участие в общем воскресении зверей.

— Прочь, — крикнула Исса и махнула рукой, но крыса как будто не слышала. Она двигалась вперед какими-то странными, дробными шажками, поравнялась с костром и остановилась. И вдруг, как будто заразившись недавним безумием воскреснувших зверей, стала корчиться, прыгать, бросаться в разные стороны. Обежала вокруг огня, вскочила на ложе Мамонта, разбросала частицы и тотчас же скакнула вперед и исчезла в темной глубине пещеры.