Большой горизонт - Линьков Лев Александрович. Страница 2

Миг спустя после того как я очнулся от полу­дремы, что-то с яростью, с грохотом ударило в борт корабля. Стальная обшивка завибрировала. Пол и стены поменялись местами. Электрическая лампочка подмигнула вдруг откуда-то сбоку и тут же метнулась обратно вверх.

— Пора вставать,— послышался далекий го­лос Самсонова.

Он стоял рядом, посредине каюты, упершись одной рукой в шкаф, другой уцепившись за крю­чок вешалки.

Изловчась, я поймал летающие из угла в угол сапоги.

Наверху гудело, завывало, свистело, бараба­нило.

Зачем, куда собрался Самсонов в такую непо­годь? Не лучше ли переждать шторм здесь, в су­хом месте, в тепле?..

— Капитан просит вас помочь!— на пороге внезапно распахнувшейся двери стоял третий по­мощник. Мокрый до нитки и, как мне показалось, растерянный, он перевел дыхание: — Налетело внезапно. Ураганный ветер… Капитан просит вас успокоить пассажиров. Закрепляем палубный груз. Аврал... Если кто в силах...

— Мы готовы,— Самсонов нахлобучил фу­ражку.

Первой каютой, куда мы добрались, была об­щая женская каюта. Большинство пассажирок лежало на койках, прижимая к груди испуган­ных ребятишек.

— Мама, мамка, пить!— всхлипывая, просил мальчуган. А мама его не могла пошевелиться, стонала.

— Все обойдется, не волнуйтесь! — успокаи­вала молоденькая учительница из Сочи пересе­ленку из-под Смоленска. А у самой в глазах тре­вога и губы цвета снятого молока.

По полу каюты, стуча, звеня, перекатывались раскрытые чемоданы, корзины, чайники, игруш­ки, туфли.

— Не плачь, бабоньки, не потонем! Собирай­те, складывайте все,— командовала старая Мат­веевна.— Сюда вот, сюда, в уголок... Вяжи. По­сле разберемся что чье.

Увидав нас, она вдруг рассердилась:

— А вам, мужики, что надобно? Без вас упра­вимся! Или наверху с матросами дела нет?

В мужской каюте также большинство пассажиров валялись на койках, измученные морской болезнью.

— Погибель моя пришла... И куда меня, ста­рого дурака, понесло,— еле вымолвил осунув­шийся Петрович, приоткрыв набрякшие веки.— Все нутро вывернуло. Моченьки нет.

Самсонов переждал новую волну, круто накре­нившую судно.

— Товарищи, кто из вас может встать? Нужна срочная помощь. Шторм грозит смыть палубный груз.

Петрович с трудом приподнялся:

— Что сказал?

— А вы... Кто вы, собственно, чтоб командо­вать?— покосился на Самсонова позеленевший белобрысый парень, один из тех, что ехали на Камчатку.

— Не перечь, подымайся! — хрипло произнес Петрович и сполз с койки.

И далеко не сразу вслед за ним, пошатываясь, слезло с коек пятеро рыбаков.

— А ну-ка, подымись, ребята, подымись! — повторил Петрович и вдруг возвысил голос: — Коммунистам и комсомольцам приказываю!

На пол спрыгнуло еще семеро.

...«Дальстрой» не раскачивался, нет, он то бес­помощно метался из стороны в сторону, то не­лепо приостанавливался, дрожа всем корпусом, полз на водяную гору и опять проваливался, за­хлебываясь в обрушивающихся на него тяжелых валах, будто был не большим океанским паро­ходом, а рыбачьей лодкой.

Грохочущая, свистящая тьма окружала ко­рабль. Прожектора освещали палубу не ярче, чем тусклая семилинейная лампа, готовая вот-вот погаснуть.

«Что могут сделать муравьи-люди в этом све­топреставлении? — подумалось мне, когда мы выбрались на палубу.— Разве одолеть сорван­ные с креплений, скользящие по мокрой палубе огромные ящики? Разве остановить грузовик, ус­тремившийся к фальшборту? И разве услышишь в этом громе, грохоте и свисте слова команды?»

Вот сорвало с места и выплеснуло за борт, как соломинку, спасательную шлюпку. Вот лучинкой переломилась грузовая стрела.

Беззвучные молнии вспыхнули одна за другой, и в слепящем свете этих мгновенных вспышек будто застыли клочья низких облаков; замерли фигурки людей; туго натянутыми струнами пред­ставились струи ливня.

...В гавань «Дальстрой» вошел глубокой но­чью, едва не ударившись бортом о торец вол­нолома.

«Встал на якоря в Отару. На подходе к порту был застигнут тайфуном. Человеческих жертв нет. Во время аврала матросу Ефимову сломало руку. Четверо пассажиров из числа помогавших при спасении груза получили ушибы, семеро легко ранены. За борт смыло спасательную шлюпку и две автомашины. В нескольких местах поврежден фальшборт, сломаны две грузовые стрелы. В машинном отделении повреждены вспо­могательные механизмы. Исправляем своими си­лами. Положение серьезное. Кончаю...» —по­спешно выстукивал радист донесение в Правле­ние пароходства, во Владивосток.

Вокруг «Дальстроя» тусклыми светлячками метались огни — десятки, если не сотни, отличи­тельных огней пассажирских и грузовых кораб­лей, шхун, сейнеров. Сквозь рев урагана прорывались гудки, свистки и сирены — предупреж­дали о смене стоянки судов, взывали о помощи. Стоявший рядом с «Дальстроем» японский пла­вучий рыбозавод неожиданно развернулся бортом к волне. Двенадцатибалльный ветер накре­нил черную громаду парохода и поволок его на волнолом. На палубе забегали люди, донеслись отрывистые, сиплые слова команды.

— Сорвало с якорей! — крикнул мне в ухо Самсонов.

Пароход истошно загудел, и тотчас, будто моля о пощаде, завыла сирена оказавшегося на его пути сейнера. Завыла и захлебнулась — корма плавучего завода подмяла сейнер под себя.

Неподалеку от нас стоял и советский теплоход «Новгород», прибуксировавший в Отару огром­ный сигарный плот. На мостике «Новгорода» тоже засуетились.

— На «Дальстрое», эй, на «Дальстрое»! На меня несет танкер! На «Дальстрое», слышите? На меня несет танкер! — хрипел мегафон с буксира.

Перекладывая якоря и маневрируя ходом, «Дальстрой» помог «Новгороду» перейти к месту новой стоянки. Танкер пронесло всего в несколь­ких метрах от сигарного плота. Что произошло бы, если бы груженное бензином судно с маху стукнулось о тысячетонный плот?!

Захлебывающееся радио с треском, с посви­стом, с завываниями посылало в эфир сумятицу тревожных, трагических сообщений с кораблей, находящихся в открыто^ море: «Появилась течь в трюме...», «Не могу управляться...», «Выбро­сило на камни...», «Спасите наши души...», «По­чему не светят маяки?»

Маяки на мысу и у входов в гавань светили, но лучи их померкли в потоках ливня.

Взглянув на светящийся циферблат часов, ка­питан прокричал осипшим голосом, прозвучав­шим как хриплый шепот, чтобы пробили четвер­тые склянки.

Два часа ночи...

Почти в полном одиночестве мы с Самсоновым выпили в кают-компании горячего кофе. Боль­шинство пассажиров, измученных тайфуном, спало.

— Петровича видали? — улыбнулся Самсонов, поправляя на лбу повязку. (Ему тросом рассекло бровь.)

— Как не видать...

Во время аврала, когда один из ящиков со станками докатился почти до самого фальшборта, Петрович подсунул под ящик обломок грузовой стрелы и, как рычагом, остановил его.

Когда же мы очутились под защитой волно­лома, с трудом веря этому, Петрович неизвестно откуда узнал про аварию в машине и петухом налетел на механика:

— Это как же понять? Требуется срочный ре­монт, а кузнецы сиди без дела? Веди меня в ма­шину!

Лишь убедившись, что больше его помощь не требуется, Петрович выбрался из машинного от­деления, как-то сразу весь обмяк, ссутулился, по­просил, чтобы ему подсобили добраться до ка­юты.

— Или молодых не хватило? — встретила в дверях мужа Матвеевна.— Тоже герой на­шелся! Погляди-ка на свою личность — краше в гроб кладут.

— Угомонись,— прошептал Петрович.— На себя глянь. Лица-то нет. Иди, голуба, передохни, небось тоже притомилась.

...Восьмые сутки раскачивался «Дальстрой», стоя на якорях в гавани Отару. «Дженни», хоть и порастратила изрядно свои силы, все еще не позволяла нам покинуть гостеприимную бухту. Все повреждения на корабле были исправлены, команда и пассажиры коротали время кто как умел. Мы с Самсоновым предпочитали проводить вынужденный досуг за шахматами, и, честно го­воря, они уже начали мне надоедать.