Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера - Теннер Джон. Страница 35

Не успел я его уложить и укрыть одеялом, как был окружен врагами, вооруженными ружьями и ножами; они открыто заявили, что хотят убить брата. К счастью, подаренная водка сильно затуманила всем им мозги, за исключением того человека, о котором я говорил, поэтому он казался мне самым опасным. Два индейца приблизились к брату, явно намереваясь его заколоть, но я отрезал им дорогу и не пустил дальше. Тогда они схватили меня за руки; я не сопротивлялся, ведь чтобы ударить меня ножом, им нужно было высвободить хотя бы одну руку, и тогда мне было бы легче увернуться. Кроме того, под одеялом, накинутым на плечи, у меня был спрятан большой острый нож, который я держал в правой руке; на него-то я и полагался. Стоявший слева и державший мою левую руку индеец уже занес нож, собираясь нанести мне удар в бок. Но в это время его пьяный товарищ, ощупав свой ремень, обнаружил, что потерял нож. Он крикнул своему другу, чтобы тот подождал, пока он найдет нож, вместе-де легче будет убить меня, затем отпустил мою правую руку и направился к костру искать нож.

Момент был удачный. Резким прыжком я освободился от индейца, продолжавшего держать мою левую руку, и пригрозил ему ножом. Теперь я был свободен и легко мог спастись бегством, но решил не покидать Ва-ме-гон-э-бью. Ведь он был так пьян, что, оставь я его одного, неминуемо погиб бы.

Мое внезапное сопротивление, как видно, вызвало замешательство обоих индейцев. Но они еще больше удивились, когда увидели, что я схватил безжизненное тело своего брата и, в несколько прыжков очутившись на берегу, уложил его в стоявшее там каноэ. Не теряя времени, я тотчас переправился на другой берег, где была фактория, проплыв мимо их лагеря. До сих пор не могу понять, почему они не стреляли в меня, когда я был еще освещен их костром. Пыл нападавших, вероятно, несколько угас, когда они обнаружили, что я хорошо вооружен, решителен и совсем трезв. Последнее обстоятельство давало мне явное преимущество над большинством из них.

Вскоре после этого происшествия Ва-ме-гон-э-бью отделился от нас, как и предполагал раньше, а я разбил свой лагерь у реки Ассинибойн. Мы не прожили там и нескольких дней, как появился брат Нет-но-квы, по имени А-ке-вах-цайнс, решивший погостить у нас. Спустя некоторое время мы увидели старого индейца, поднимавшегося в маленьком каноэ вверх по реке, А-ке-вах-цайнс тотчас узнал в нем отца тех молодых людей, от мести которых я недавно спас Ва-ме-гон-э-бью. После нашего окрика он пристал к берегу, но мы вскоре поняли, что он ничего не знал о стычке между нами и его сыновьями. Между тем А-ке-вах-цайнс, рассказывая об этом, пришел в такую ярость, что нам стоило большого труда удержать его от убийства беспомощного старика. Мне все же пришлось разрешить ему отобрать у старика часть рома, который был у него в лодке, и помочь индейцу поскорее бежать. Ведь я хорошо знал, какая опасность грозила ему, после того как алкоголь оказал бы свое действие.

В тот же вечер А-ке-вах-цайнс предложил мне поменяться с ним ружьями, но мое было тяжелым, длинным и очень хорошим, а его – более коротким и легким. Хотя я тогда и не знал, как велика разница в цене того и другого ружья, мне был не по душе самый обмен. Нет-но-ква тоже была против этой сделки. Но я не находил предлога, чтобы отказать в просьбе этому старику, тем более что такой отказ противоречил обычаям индейцев.

Вскоре я убил старую, совершенно белую медведицу, у которой было четверо медвежат: один белый, с такими же, как у матери, красными глазами и когтями, один бурый и два черных. По своим размерам и другим признакам эта самка ничем не отличалась от обычных черных медведей, но черными у нее были только губы. Мех такого зверя необычайно красив, но купцы ценят его меньше, чем шкуру бурого медведя. Старая медведица была довольно смирной, и мне не стоило трудов ее пристрелить. Двух медвежат я убил прямо в берлоге, но два других вскарабкались на дерево. Я только снял обоих выстрелом, как ко мне подошли два индейца, привлеченные шумом. Они были очень голодны; я пригласил их к себе, накормил и дал каждому немного мяса на дорогу.

На следующий день мне довелось загнать медведя на низкий тополь, и только тогда я понял, какое дрянное ружье дал мне А-ке-вах-цайнс. Выстрелив 15 раз, я так и не убил медведя. В конце концов пришлось залезть на дерево, приставить дуло чуть ли не прямо к голове зверя, и только так удалось его застрелить. Через несколько дней я вспугнул на охоте лося и трех медвежат. Последние забрались на дерево. После выстрела два медвежонка упали, но, полагая, что они только ранены, я бросился к дереву, как вдруг увидел, что с противоположной стороны к нему бежит медведица. Она остановилась возле медвежонка, упавшего ближе к ней. Стоя на задних лапах, она подняла его передними и держала, как женщина своего ребенка. Медведица осмотрела детеныша, обнюхала рану на животе и наконец поняла, что он мертв. Тогда она бросила медвежонка и, скрежеща зубами, побежала на меня, держась на задних лапах, так что ее голова была на одном уровне с моей. Все это произошло мгновенно, и я едва успел перезарядить свое ружье, как медведица оказалась около самого дула. Я лишний раз убедился в мудрости индейского правила, которое я почти всегда соблюдал: выстрелив из ружья, тотчас заряжай его снова.

В течение месяца нашего пребывания в этой местности я, несмотря на плохое ружье, убил 24 медведя и около 10 болотных лосей. Теперь мы запасли достаточно медвежьего жира, и я отправился к тайнику, устроенному мною на том месте, где удалось семью пулями добыть 20 болотных лосей, и сложил там медвежий жир. Когда запасы наши истощились, я со всей семьей вернулся к этому тайнику, рассчитывая, что хранившиеся здесь продукты позволят нам прожить на одном месте до весны. Но не тут то было! Там побывал Ва-ме-гон-э-бью со своей семьей и другие индейцы. Они взломали тайник и забрали все мясо до последнего куска. Мы оказались теперь перед угрозой голодной смерти, и мне пришлось заняться охотой на бизонов. К счастью, жестокий мороз загнал этих животных в леса, и мне в течение нескольких дней удалось запастись большим количеством мяса. Вскоре к нам присоединился Ва-ме-гон-э-бью с другими индейцами. Мы разбили лагерь в небольшой роще среди прерии. Однажды ночью Нет-но-ква и другие родичи увидели во сне, что неподалеку от нашей палатки бродит медведь. На следующее утро я отправился искать зверя и нашел его в берлоге. Как только рассеялся дым после выстрела, я увидел, что медведь лежит на животе, и пополз в берлогу головой вперед, чтобы вытащить его. Мое тело загородило свет, и я не видел, что зверь еще жив, пока не дотронулся до него рукой. Медведь повернулся и бросился на меня. Я старался выползти поскорее обратно, но он так наседал на меня, что я чувствовал на своем лице его горячее дыхание. Зверь мог меня сразу схватить, но почему-то этого не сделал. Прыжком выскочив из берлоги, я схватил ружье, хотя медведь преследовал меня по пятам. Немного отбежав от него, я выстрелил, почти не оборачиваясь, и раздробил ему пулей челюсть; потом я добил его.

После этого приключения я стал более осторожным и никогда не входил в медвежью берлогу, не убедившись, что зверь уже не дышит.

К концу зимы в окрестностях лагеря появилось так много бизонов, что мы охотились на них с луками, а телят ловили даже петлей из кожи [76].

Перед началом сезона сахароварения мы отправились к Пе-кау-кау-не-сах-ки-е-гуну (озеру Бизоньего Горба). От истоков реки Пембина до него нужно было идти два дня. Здесь мы рассчитывали заняться промыслом бобров. Жен мы взяли с собой, а Нет-но-кву с детьми оставили заготавливать сахар. Нам хотелось добыть как можно больше бобров, чтобы на вырученные деньги купить хороших лошадей. Ведь летом мы собирались принять участие в готовящемся походе против сиу. За 10 дней я убил 42 больших красивых бобра, столько же добыл и Ва-ме-гон-э-бью. С этими мехами мы отправились к фактории на Маус-Ривер, чтобы купить лошадей. Мистер Мак-Ки обещал продать мне красивую рослую лошадь, которую я облюбовал заранее. Каково же было мое огорчение, когда я узнал, что он продал ее «Северо-Западной компании». Я заявил торговцу, что «раз лошадь ушла на северо-запад, то и бобровые шкурки пойдут за ней» [77]. Итак, я переправился на другой берег и за 30 бобровых шкурок купил большую серую кобылу. Лошадь эта была не хуже той, которую я собирался купить, но нравилась мне меньше. Ва-ме-гон-э-бью тоже купил себе лошадь, только у индейцев, и мы повернули назад к Большой Лесной реке, чтобы соединиться с Нет-но-квой. Но она уже перебралась к Ред-Ривер, и нам пришлось следовать за ней.